– Что?.. а, нет-нет, почему же. Просто мне жаль, что оно не для тебя. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко-далеко и все повторить.
– Есть много причин, по которым я не могу этого сделать.
– Чепуха! – сказала Лайза, проницательно щуря глаза. – Ты бы сумел все уладить. Ты просто боишься перестать быть Человеком, Который… ну, словом, тем, кем ты являешься. Я имею в виду… ну… вообще…
Человек, Который Всегда Прав, что-то невнятно пробурчал себе под нос. Потом поднял на нее старческие слезящиеся глаза и сказал:
– Я устал, Лайза. В отличие от тебя, я стар и немощен. Я рад, что сумел помочь тебе, но такие эмоциональные потрясения мне уже не по плечу. К тому же мне предстоит тяжелое путешествие, спутники уже ждут меня, я полагаю. А мне еще нужно отдохнуть перед дальней дорогой. Так что мы сейчас простимся. Что думаешь делать? Куда переправить тебя?
– Домой. Под фанфары.
– Я не стал бы этого делать.
– Чепуха. Представляю себе рожи всего нашего высшего света.
– Ты ведь не ищешь общества старичья, правда? Тебе нужны молодые сильные мужчины. Но никто из них не подойдет к тебе на пушечный выстрел, если даже только заподозрит…
– Не продолжай! Я все поняла. Ты прав. А жаль. Но ведь ты заранее знал, что я буду настаивать… хоть бы и под чужим именем. Я думаю, у тебя все уже давно готово: документы, деньги и, как это называется, легенда? Как меня будет звать?
– Эни Боди. Теперь тебя зовут так. А ты, оказывается, тоже неплохо меня знаешь. По-своему. Иди, дорогая. Мои камеркиборги позаботятся обо всем. И не целуй меня. Я консерватор. Я не могу воспринимать эти губы как твои.
2
Биопы были вежливы, но держались настороже. Очевидно, вести о "подвигах" подопечного распространились среди них достаточно широко, отчего Кулакофф чувствовал некое смутное удовлетворение.
Когда его ввели в кабинет, Руководитель клиники – здесь его называли Главным актуализатором проекта – сидел с хмурым видом, уставясь в бумаги на своем столе. Потом он поднял глаза на вошедших, и Кулаков поразился мгновенной перемене, происшедшей в этом человеке. Глаза у него выпучились, рот раскрылся, он посерел, откинулся на спинку кресла и сказал дрожащим, каким-то даже жалким и запинающимся голосом:
– Как?.. как?.. это Вы?
Кулакофф вгляделся. Да, этот человек, несомненно, был ему известен. В прошлом они не раз встречались на конгрессах. Звали его, кажется, Алоиз Фукс, и был он, сколько Кулакоффу помнилось, небесталанным исследователем. Правда, уж очень рвался к успеху. Немедленному, сиюминутному успеху в самом его пошлом материальном выражении.
– Да, – не без язвительности ответил Кулакофф, – это, действительно, я. Странно, правда? – и, не дожидаясь приглашения, уселся в стоявшее у стола кресло для почетных посетителей.
– Не то, чтобы странно, но несколько неожиданно. Я бы сказал, неожиданно рано, – с непонятной Кулакоффу внутренней горечью и даже, наверное, отчаянием в голосе чуть ли не прошептал Фукс. Потом он вдруг заорал биопам:
– Какого черта вам тут еще надо? Привели и… пошли вон!
– Этот человек опасен, – пробурчал старший конвоир.
– Я сказал, пошли вон! – Фукс рывком выбрался из-за стола и забегал по кабинету. Потом остановился перед Кулакоффом и сказал ему все с теми же странными интонациями:
– Так значит, это Вы, метр…
– Вы заставляете меня чувствовать себя нежеланным гостем, – язвительно рассмеялся Кулакофф. – Я начинаю думать, что гориллы, которых Вы столь картинно вышибли из кабинета, передали Ваше любезное приглашение не тому, кому следовало.
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Фукс отвернулся и, демонстрируя недюжинное знакомство с древней литературой, сказал, несколько, правда, перевирая цитату:
– Нам не дано предугадать, чем слово э-э… хозяйское отзовется. И это, как Вы говорите, "приглашение" было совсем не мое. Ну что ж, метр, я должен познакомить Вас с лабораторией и клиникой, полагаю?
– Не знаю, не знаю, – с прежней язвительностью заявил Кулакофф. – Меня как-то не успели поставить в известность, или, может быть так будет любезнее сказать, не успели довести до моего сведения программу встречи.
Фукс покивал головой.
– Ага-ага, понимаю, понимаю.
– Зато я ничего не понимаю. Но не теряю надежды быть Вами просвещенным.
– Чего уж там. Сами до всего дойдете. И очень быстро. А вот демонстрировать мне независимость натуры не надо. Вам скоро представится случай проверить ее на более серьезных людях. И мое поведение пусть Вас не удивляет. Во мне просто еще свежи воспоминания о дне, когда тут, за столом сидел другой человек, а там, на Вашем месте, был я. Разве что я в кресле не разваливался, а стоял. Так что, разобравшись в ситуации, не очень торжествуйте и не слишком радуйтесь. Потому что придет день, когда… а, к черту. Идущие на смерть приветствуют нового цезаря. Ну? Что сидите? Вставайте, пошли. Я покажу Вам Ваши Апартаменты.
Апартаменты оказались стандартной ячейкой из двух румов, поразительно напоминавшей Кулакоффу его собственную. Вся его аппаратура стояла на привычных местах и была явно подключена.. надо немедленно стереть в ней фант Рекса. На всякий случай.
– Располагайтесь, – сказал Фукс. – Осматривайтесь. Приводите себя в порядок. И приходите в себя. Я же вижу, что Вам это нужно не меньше, чем мне. Я не имею никаких указаний об изоляции "нового сотрудника". Поэтому Вы, естественно, свободны. В разумных пределах, конечно. Однако советую иметь в виду, что биопы Вас не любят. Вы поколотили кого-то из них, если я не ошибаюсь. И даже, кажется, убили? – он оглядел Кулакоффа с ног до головы. – Хотя, по Вашей комплекции судя, не скажешь, что Вы такой уж супермен. Впрочем, это не мое дело. Как только хозяин с Вами договорится, а он договорится, хотите Вы того, или нет, биопы Вас сразу же и полюбят. Страстно. А Вы получите максимально возможную в этих стенах степень свободы. До поры. Правда, спешу предупредить, что и тогда она не будет выходить за разумные пределы. А разумность определяет все тот же хозяин.
– Позволено ли мне поинтересоваться, кто является Вашим хозяином?
– Нашим хозяином. Нашим. Не обольщайтесь. И Вашим тоже. Одна наша пациентка, кстати, она Ваша соседка, ее ячейка находится рядом, вот здесь, за стеной, так вот она называет его Человеком, Который Всегда Прав… правда, всегда про себя, и никогда вслух. Все слова с большой буквы. Неплохо звучит, ага? Ну, не буду Вам мешать. – Фукс повернулся к выходу.
– Минуточку, – остановил его Кулакофф. – Вы знаете, я начинаю чувствовать к Вам невольное уважение.
– Да ну? – буркнул Фукс, не оборачиваясь.
– Да. Судя по тому, что я от Вас услышал, эта клиника довольно веселое место. Вероятно, здесь все прослушивается?
– Естественно.
– Ну, вот я и отдаю должное Вашей смелости.
– А что мне терять, кроме головы, которую я, кстати сказать, уже потерял? Да-да, все симптомы налицо, и главнейший из них – появление в этих стенах столь прославленного мэтра. Да и тот парень, что нас пишет… его голова тоже не слишком прочно держится на плечах. Вы знаете, сколько их, начальничков внутренней охраны сменилось здесь только за мое время? Ну а что значит уйти отсюда в отставку, этого Вам объяснять, наверное, не стоит. Я прав?
3
Вокруг была кромешная мгла, но это почему-то не испугало ее. Она попыталась пошевелиться, но не смогла. Что-то прочно удерживало ее на месте. Было тихо.
– Эй, кто-нибудь, – сказала Лайза дрожащим голосом, – вы там, зажгите свет.
Молчание.
– Свет! Дайте свет! – закричала она, чуть ли не в истерике. – Почему здесь никого нет? Где я? Что со мной?
Щелчок, она почувствовала укол в шею у основания черепа и сознание исчезло.
Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет. Тьма.
Вспышки света были нестерпимо яркими. Свет вспыхивал в каком-то странном ритме, он был враждебен и зол, и надо было защищаться от него, и не пускать его в себя.
Свет был силен. Он врывался в нее, грубо ломая сопротивление, он проникал все глубже туда, куда сама она никогда не заглядывала, и это было Зло. Это было нельзя. Это было недопустимо, потому что она человек, а он пытался высветить самое сокровенное, пролезал всюду, даже в старые забытые детские сны и кошмары, в то, чего она сама уже не помнила, не хотела помнить и знать, загнав в себе на самое дно.
Лайза инстинктивно чувствовала, куда свет ни за что нельзя было допускать. А он толкался в разные стороны, медленно, но верно нащупывая правильный путь. Свет был уже совсем близко. Он сминал последние бастионы сопротивления, которые Лайза, выбиваясь из сил, создавала на его пути. Вспышка, и свет вдруг стал меркнуть, свиваться в спираль, вокруг закрутились стены призрачного колодца, но тут послышался знакомый щелчок, она снова ощутила укол в шею и провалилась в небытие.