Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Все мы счастливы и горды. И мы все постараемся, – сказал Нодь, – я правильно говорю?

Манон и Кувалда отозвались одновременно. "Да", сказала Манон. "Конечно", подтвердил Кувалда.

– Только вот что еще Вы должны сделать, дорогой друг, – продолжал Нодь с насторожившей Люкса вкрадчивостью в голосе. – Для нас. Поймите, мы не поклоняемся, не раболепствуем униженно и все такое. Мы просто считаем Вас… хорошо, пусть будет так, добровольно выбираем Вас своим верховным сюзереном. Что значит "зачем"? Как говорит наш о-очень крупный друг Кувалда: "в любом социуме должен наличествовать лидер! " Еще ничего про Вас не зная, один из нас дал Вам имя Люкс, что в переводе на любой темницкий язык, а не только на наш бошский диалект современного языка, заметьте, означает Свет. Но поскольку Вы наш сюзерен, и мы Ваши друзья, а не сервы, это значит, что мы Ваши рыцари. Рыцари Света. Однако тут есть неувязка. Рыцарем нельзя назваться самому. В рыцари надо быть посвященным своим сюзереном. Как? А для этого завтра с первыми лучами солнца мы – каждый – опустимся перед Вами на одно колено, а Вы легонько ударите каждого же палашом плашмя по плечу и скажете: "Нарекаю тебя рыцарем Света. Да здравствует Свет! ". Мы ответим: "Да сгинет тьма! ".

– Это еще зачем? – подозрительно спросил Люкс.

– Таков обычай, – пожал плечами Скаврон. – Это как бы свяжет нас с Вами взаимной клятвой. На всю жизнь. Если не верите – пожалуйста, можете посмотреть в меня и убедиться. Что касается дежурства… – поспешно зачастил он, уводя разговор в сторону, – то…

– … то мне все равно не спать, – с горячностью подхватил Люкс. – Отдых, мне обеспечивает Манон, Когда я… когда она… – он густо покраснел, покраснел настолько, что это стало заметно даже в неверном свете костра, – в общем, когда она мне массирует голову, я очень даже отдыхаю и восстанавливаю силы.

– В общем, договариваемся так, – сказал Нодь. – Если Вы, Люкс, почувствуете, что хотите спать, тут же разбудите кого-нибудь из нас. Все равно, кого. Поверьте, Люкс, если то, что мы все тут думаем, правда, самое страшное для Вас заснуть телом при… как бы это сказать… отдельно бодрствующем духе. При всем на то желании ваш дух может не суметь вернуться в тело. Место может оказаться занято.

– Не понял… – насторожился Люкс.

– Мы и сами не все понимаем, – вздохнул Нодь. – Может быть, это все чушь и глупость, но… рисковать-то нельзя.

– Что вы еще тут напридумывали? А ну, выкладывайте дальше, до конца выкладывайте, протуберанцы вам в задницы!

Друзья смущенно переглянулись и снова дружно уставились на Кувалду.

Кувалда помотал головой и опять вздохнул, в который уже раз.

– Совести у вас, паразитов, нет, до печенки достали… Люкс, дорогой, поймите, во мне самом весь мой опыт, все знания, вся моя натура сопротивляется этой идее. Но если все-таки принять это за рабочую гипотезу, все факты без изъятия укладываются в стройную и непротиворечивую картину, тысячу раз обкашлянную доброй дюжиной философских школ. Борьба добра со злом, тело демиурга – ваше тело – как поле их битвы, если напряжетесь, то наверняка вспомните все и сами. В зле отсутствует творческое начало, зло может только заявиться на все готовенькое, зря, что ли, адепты Темного бога костьми ложатся, чтобы Вас схватить? Будь я проклят! Голова кругом идет. Говорю же – сам готов поверить! Хоть бы взять физическую силу. До сих пор я еще не встречал людей, которые смогли бы выстоять против меня один на один в кулачном бою. А с Вами бороться я даже пробовать не буду. Раздолбать целую стаю кенгуров голыми руками! Да у меня и полшанса нет против Вас. А всякие другие умения и способности? А почему при встрече Скар дал Вам имя Люкс, он тогда еще ничего не знал… совпадение? Очень характерное совпадение, согласитесь. Я решил, я тоже пойду с Вами, Марсала никуда не убежит.

– И с какой же целью? – запальчиво спросил Люкс. Присутствующие дружно рассмеялись.

– Да цель свою сейчас Вы один только и не видите. Всем остальным она уже яснее ясного, и темным адептам, и нам, грешным. А сейчас давайте молчать. И спать. Завтра. Все завтра. Спокойной ночи нам всем.

Устраиваясь рядом с Кувалдой, Скаврон тихонько шепнул другу:

– И ты еще говоришь, что нет для тебя веры? Я тебя насквозь вижу. Ты веришь, что Люкс все, что надо, поймет, все, что надо, узнает, во всем разберется, да и поднимет людей против зла, тьмы и поганой сволочной серости. Скажешь, нет?

Кувалда долго возился, устраиваясь поудобнее, ворочался с боку на бок. Наконец, он улегся на спину, заложил руки за голову и буркнул себе под нос, так что Скаврон сказанное еле расслышал:

– Это не вера. Это надежда.

Ночь была тихой. Нет-нет, все, чему полагалось быть, было. И крики ночных птиц, и возня в зарослях, и шумные всплески на реке. Но все удивительным образом гармонировало с этой первой настоящей человеческой ночью в жизни Люкса, с ее тишиной, с ее безумным очарованием и с тем, что чувствовал он сам в этой ночи.

А в нем … что-то в нем случалось… что-то происходило… очень мощное, значительное. Он испытывал огромный душевный подъем, с которым самым удивительным образом не только не входили в противоречие, но с которым даже сливались – дополняя – и головная боль, и совершенно противоестественная боль в позвоночнике. Его сознание дробилось и распадалось на мелкие подвижные фрагменты, чтобы сливаться в новых, немыслимых сочетаниях, оплывать, разрушаться и воссоздаваться на сотые доли секунды в ускользающих кластерах, юрких, как ртуть. Странные, невыразимо прекрасные мелодии сминались и опадали под напором причудливых образов – зрительных?.. возможно, но, может быть, и не вполне – и трансформировавшихся в полную себе противоположность прежде, чем он успевал их осознать или опознать. Хаос усиливался с каждым ударом сердца, каждым толчком пульса в висках, он заполнил всего Люкса, и переполнил, и выплеснулся наружу, и… чьи-то легкие руки легли ему на плечи, чье-то лицо, разгоняя туман перед глазами, приблизилось к его лицу, чьи-то мягкие губы нашли его рот, и прижались, размыкая судорожно стиснутые губы. Это она! Она! Ее лицо, только что нависавшее сзади над плечом, оказалось вдруг где-то внизу, под ним, его тело – обнаженное, могучее и совершенно беззащитное тело – оказалось в плену нежных колец ее рук, ее ног, и – ах! – он провалился в… куда?

В перенасыщенный соляной раствор упал крохотный кристаллик соли. В хаосе прорезался стержень кристаллического дендрита. Центр кристаллизации. Основа нового порядка, сначала ближнего, но стремительно разраставшегося в теле – вперед, назад, во все стороны. Мироздание получило точку опоры. Правда, в плече его сидит клонфильтр. Ему, пусть уже и поврежденному энергетическим разрядом, до сих пор удавалось вовремя распознать и, если не удалить, то подавить зародыш. Но, правда и то, что с каждым разом делать это было все труднее. Да и вообще, для этой операции нужен сон. Сон и безумие несовместны. Пока длится безумие, сну места нет.

3

На то, чтобы оглядеться и освоиться, Ане-Сурие отводилась ровно неделя и ни днем больше. Времени катастрофически не хватало, его было нужно экономить и всячески уплотнять, поневоле приходилось жалеть, что ты отложенный фантом, а не самый обычный с жидкокристаллическим телом. Тогда можно было бы работать все двадцать четыре часа в сутки и не тратить прорву времени на сон и отдых.

Оказалось, что упорная дрессура Генрика принесла-таки свои плоды. Все ей здесь, на шестом, было привычно и знакомо: места, обстановка и даже люди… да-да, именно так, даже люди. И линия поведения, которую он для нее разработал, и которую вдолбил ей в плоть и фант бесконечными упорными тренировками, была теперь для нее чем-то вроде родной кожи – без боли и крови не отодрать.

Два дела, по словам Генрика, были для нее абсолютно приоритетны. Во-первых, она должна была определить "тихарей", которых Гольденцвикс наверняка приставил к ней для слежки. Во-вторых, ей надо было подыскать себе "аварийное лежбище". Однако пока тихари ей неизвестны, заниматься устройством "лежбища" было бессмысленно даже и пытаться.

Обе ячейки, ключкарты от которых вручил ей Гольденцвикс, оказались выше всяческих похвал. Особенно вторая, снабженная кроме обычного инфора еще и мощнейшим дизайнерским компьютером – сущая зверюга, мощи хватит чуть ли не для копирования человеческого фанта, если человек этот, конечно, не запредельный интуитивист. Этот компьютер умудрялся одновременно поддерживать прямо в ячейке сразу несколько сложнейших фантом-рекламных заготовок, отчего с нею приключился комический казус… то есть, это потом он показался ей до слез смешным, а вот когда в темноте ячейки мощные лапы ухватили ее за бедра и принялись лапать за, так сказать, "все на свете", ей было совсем не до смеха.

Уже на второй день пребывания в Городе Ане-Сурие нестерпимо захотелось пройтись по памятным местам. Как ни смейся сама над собою, но приходилось признать, что замучила ее именно ностальгия. Причем – такая вот странность! – ей с одинаковой силой хотелось как на поверхность, в район космопорта, в родные места Аны, так и в нижние уровни Города, места, близкие Сурие… что было, воля ваша, не вполне понятно. Наверное, влияние тела в отложенном фантоме даже на базе клонбоди было много больше, чем полагали высоколобые теоретики.

Первое, чем ей удалось хоть как-то насладиться, так это, разумеется, Бродвеем. Неприятно одно: шагу не удавалось ступить, чтобы тут же к ней не начинали "клеиться" всякого рода любители спелой клубнички. Оказалось, что жизнь красавицы имеет свои – и многочисленные! – теневые стороны.

Нет, она совсем не была бы против кое-кого из таких любителей. Тем более что вся ее натура настойчиво требовала мужчину. Но ей приходилось все время помнить о своих ноготках, она вынуждена была постоянно сдерживаться и на пушечный выстрел не подпускать к себе мужиков, хотя бы и из боязни засветиться раньше времени… а это было совсем не просто и очень досадно.

Старые знакомые Сурии теперь видели ее либо в кафе, сидящей над хайболом с дринком в одиночестве и в глубоком раздумье… из которого вывести ее было совершенно невозможно никакими усилиями… либо в седле турбоцикла, уносящейся на бешеной скорости черт знает куда, зачем и почему.

Чтобы не засыпаться в первые, наиболее опасные дни пребывания на Азере, Ана-Сурия грубо и резко отшивала от себя всех знакомых, пытавшихся заговорить или в том или ином виде пообщаться. Она с яростью набрасывалась на старых друзей Сурии по зеленому движению, которые пытались привлечь ее к работе по восстановлению Азеры. Но с особенной тщательностью она избегала встреч с кем-нибудь из знакомых с десятого уровня, со всяческими "друзьями дома", которые, как она предвидела, будут с завидным упорством наставлять заблудшую овечку на путь истинный. Свидания с "родными", естественно, в ее планы не входили. Уж они-то точно раскусили бы подделку в единый миг. Ей нужен был только один человек. Только Рекс Азерски, ради которого все и затевалось. Но вот он, как раз, и не предпринимал для встречи никаких шагов. Не доложили ему, или… почему? Оно, конечно, неплохо, пока она была к встрече совершенно не готова, но все-таки? Забыл он меня… то есть, ее, что ли? Очень может быть, что и забыл, раз у него есть теперь эта самая Эли. В то, что "отдыхающий алмаз", по словам Юри, до нее не дотягивает, Ана-Сурия не слишком-то верила.

Все наработки Генрика, Ана-Сурия выполняла самым скрупулезным образом, однако тихари вычисляться не желали. Вначале она подумала, что они с Генриком ошиблись, и никакой слежки за нею никто не устанавливал. Однако по зрелому размышлению Ана-Сурия решила, что в этом случае Гольденцвикс лично измозолил бы ей глаза. А он после памятной оплеухи глаз не казал. Не тот это был человек, чтобы простить и забыть. Отложил, сволочь, расплату на потом. А раз так, он должен был глаз с нее не спускать, чтобы исключить всякое "вдруг". Нет-нет, слежка была. Просто она была профессиональной и очень качественной. Методам "сбрасывания хвостов" Генрик ее обучил, но, не видя этого хвоста, как она могла быть уверена, что избавилась от него? Она и не пыталась.

Среди прочих советов Генрика был один, как нельзя лучше подходивший к сложившейся ситуации. Генрик советовал поставить тихарей в условия, когда они поневоле вынуждены были бы раскрыться. Для этого ей нужно было постоянно оказываться в малолюдных местах и проводить "фейсконтроль" окружающей публики, фиксируя в памяти всех оказывающихся поблизости людей. Вряд ли этих тихарей к ней приставлено было много, так что рожи, что будут попадаться ей часто, именно им и будут принадлежать.

Совмещая приятное с полезным, она первым делом посетила свой родной поселок на поверхности планеты вблизи космопорта, где жили с незапамятных времен докеры и, вообще, вся портовая обслуга.

Картина, открывшаяся Ане-Сурие, как только платформа пересекла створ шлюза, потрясла ее до глубины души. Разница с тем, что она увидела в день прибытия, была поразительная. Вместо удушливого ржавого тумана ее встретил чистый воздух, которым вполне можно было дышать. Немногочисленные пассажиры платформы даже не стали надевать респираторы… впрочем, наружные карманы, в которых по требованиям техники безопасности эти респираторы следовало держать, у всех до единого явственно оттопыривались. Противный запашок в воздухе, конечно же, ощущался, но был вполне терпимым, а персональные газоанализаторы, которыми снабжался каждый человек, покидающий Город и выходящий на поверхность, ни малейшей тревоги не проявляли.

Как ни странно, поселок отнюдь не был совсем заброшен, как она ожидала. Ана-Сурия прошлась по улицам, постояла у родного дома, не удержавшись, поздоровалась с родной теткой, с которой во время оно находилась в весьма сложных отношениях, и даже выпила порцию дринка в крошечной кафушке у хорошо знакомого по прежней жизни бармена.

Поселок изменился. Очень. Когда-то он утопал в зелени. Сколько Ана себя помнила, одним из самых трудных и насущных дел его обитателей была борьба с наступающей зеленью. Стоило только зазеваться, как лес врывался в улицы поселка и занимал все не забетонированное пространство внутри городской черты. Впрочем, справедливости ради, следовало отметить, что это была не борьба с зеленью, а попытка отстоять право расти на улицах для иномирных латаний – красивых пальм с широкими разлапистыми листьями на вершинах – по азерской легенде, они были завезены аж с самой Земли еще первыми поселенцами.

Сейчас в поселке не было никакой зелени. О растительности напоминали только черные обугленные стволы деревьев. Впрочем, нет – кое-где из-под земли уже снова пробивалось нечто зеленое и живое.

– Сейчас-то жизнь налаживается, – говорила тетка любознательной незнакомке. – Работы навалом, платят хорошо благодаря комтессе, храни ее все звезды вселенной. А уж как про нее тут врали, вы бы слышали, особенно эти Старкоффы, дурили нам головы, паразиты. Недаром они все смылись с Азеры и эмигрировали, да еще и деньги все с собой утащили. Я так считаю, что кто был против Гнезда, не надо, конечно, хватать их и сажать, тут молодой комт, в смысле, вице-король прав. Но вот имущество ихнее следовало конфисковать для целей раззагаживания поверхности и на нужды пострадавших.

Тетка, естественно, давно уже позабыла, или делала вид, что позабыла, как когда-то в уличных перепалках с пеной у рта отстаивала идею строительства города, а комтессу ругала эгоисткой и жлобкой. Теперь она, конечно же, "всегда говорила", что Город – это жульничество и обман… которые должны быть непременно наказаны.

– Комтесса бы точно это сделала и всем влепила, но командует у нас сейчас Рекс. А он – мужик, что с мужика взять, мужики отходчивые, не в пример нам, бабам. Он на эти мои слова отвечает в том смысле, что нужно уметь прощать, если человек искренне повинился. Прощеный человек, говорит, из кожи вон вывернется, чтобы все исправить и сделать, как лучше. Не удалось мне его убедить, а жаль.

– Вы с ним разговаривали лично? – удивилась Ана-Сурия.

– Конечно. И не один раз. Мы с ним старые знакомые. Он подростком в космопорте дневал и ночевал, за ним тогда еще племянница моя… девки местные, короче говоря, дуры, все норовили под него пристроиться… простите за вульгарность. Он чуть ли не всех в нашем поселке знает по именам. Даже сейчас, когда тут бывает, разговором со старыми знакомыми не гнушается, хоть и вице-король, и занят выше головы.

Ана-Сурия, изображавшая собой любознательную туристку, сочла необходимым изобразить вежливое недоверие.

– И когда же он прибудет в следующий раз? Я бы не отказалась разочек на него взглянуть.

Тетка снисходительно рассмеялась.

– Ну, кто ж это может знать? Он сюда ездит по делам, и про свои дела никому не докладывает. Вы, я так понимаю, туристка?.. из Старых Миров?.. Интересуетесь посмотреть, кто это так Объединенным Компаниям задницы надрал? Порядков Вы наших здешних не знаете, вот и удивляетесь. А у нас с людьми из Гнезда договориться всегда было не в пример легче, чем с любым мелкотравчатым чинушей из самой занюханной канцелярии при Совете.

Ана-Сурия направилась дальше, с наслаждением играя в "туристку из Старых Миров".

Еще разговаривая с теткой, она обратила внимание на двух зевак, явно не азерцев, пялившихся на все окружающее с восторженным видом завзятых бездельников, дорвавшихся до экзотики. Мужички были на редкость незаметные, способные бесследно раствориться в любой толпе. Собственно говоря, она и в бар зашла не столько выпить, сколько поглядеть, не окажутся ли они рядом и в баре. С удовольствием отметив их появление в дальнем углу у дринкомата, она сделала вид, что тутошняя экзотика ей успела осточертеть, и направилась к транспортной стоянке. Шла она совершенно одна, так что даже засомневалась, не ошиблась ли. Однако парни оказались вместе с нею на одной платформе, возникнув при посадке, будто из-под земли. Сердце Аны-Сурии забилось в сладостном предвкушении.