На работу пришла зареванная и молчаливая. Смотрели на нее сочувственно и с жалостью, и от этого Таньке еще обиднее было за свою судьбу.
Больница, где она работала сразу по приезде в Москву медсестрой, тяготила ее. Остальные медсестры, хрупкие и фигуристые, потихоньку язвили за ее спиной насчет ее крупной фигуры и явных не московских габаритов, обзывая кубанским толстопузиком. Танька терпела, делала вид, что ничего не знает и старалась не связываться с их колкими замечаниями в свой адрес. Зато когда нужно было перестелить или перепеленать какого-нибудь тяжелого больного, Танька была незаменима. Она, как Геркулес, легко поднимала больного и громко командовала:
– Шевелитесь давайте, я вам не подъемный кран!
Врачи над Танькой тоже подшучивали, но беззлобно и добродушно.
– Ты, Танюха, смотри не худей, – подтрунивали они, – а то замены тебе нет! Остальные против тебя – мошкара. Так смотри, чтоб аппетит не пропал!
А теперь все молчали, ни о чем не расспрашивая и не утешая ее, как будто ничего не было. И Танька была благодарна им за то, что не бередили ее и без того разрывающееся нутро.
Дома у нее все валилось из рук. И старая бабуля, соседка, согласившаяся приглядеть за детьми, только качала головой.
– Придет, – жаловалась она другим соседкам, – и будто детей не видит. Сунет им чего-нибудь – и спать завалится. Младший орет, а ей хоть бы что. И старшенький – все больше на улице… А я и рот открыть боюсь, мало ли что… Плохо ей, Таньке-то…
– Время нужно, – философски рассуждали соседки. – Шутка ли – двоих мужей похоронила да с двумя малыми осталась. Подними-ка их…И скажи ты, поначалу вроде как жар-птицу схватила – со своей Кубани в Москву попала! А потом и потерялось все – сначала свекор, потом свекровь, а уж потом и первого мужа схоронила… Да и со вторым долго не зажилась… Вот ведь как бывает…
– От родни тоже толку мало, – продолжала бабуля. – Кому нужен такой хомут ныне? У всех свое… А старшенький у нее дичок. Светик-то… Слова не вытянешь. Только зыркнет на меня, как зверек – и в сторону отойдет. И с младшеньким не очень… Я тут ему: «Братик, братик», а он мне: «Мамка только одна, а папки разные… И братья мы разные!». Вот тебе и весь осказ! Достанется Таньке, коли они не сладятся…
– Мальчишкам отец нужен, – поддакивали соседки. – Расти начнут, Таньке не совладать! Она хоть и здоровая, как атомная бомба, а баба есть баба.
Танька догадывалась, про что судачат соседки. Но молчала и тут. За будничной суетой и заботами стала притупляться и ее боль. А диковатость старшего сына, нараставшая, как снежный ком изо дня в день, начала пугать ее. Чувствовала она, что Светик отдаляется от них с Кешкой, живет в каком-то своем мире, куда не хочет их впускать, и не знала, что ей с этим делать. Говорить с кем-нибудь о нем, она стеснялась. Боялась, что сочтут его больным , прилепят ярлык, и будут они вдвем этот крест нести всю жизнь.
Иногда она видела, как исподтишка Светик бросает жадные взгляды на детей, которых за ручку вели отцы. И тут же, чтобы никто не заметил, отводит глаза в сторону, как испуганный зверек, которого взяли на мушку. Пугало ее и то, что Светик, родной ее сын, первенец, а нет у нее к нему чего-то такого незримого и необъяснимого, что связывает мать и сына.
Танька была рада, когда детей определили в детский сад. Теперь пищи для обсуждения у соседок поубавилось. А она на все их расспросы отвечала одним: «Хорошо все у нас!».
Светик бстро научился читать, отчаянно жал на все кнопки в смартфоне и почти совсем перестал общаться с окружающими. Воспитатели отмечали эту его особенность, но не считали это чем-то паталогическим, а просто рекомендовали Таньке общаться с ним чаще и больше. Но все попытки матери Светик оставлял без внимания. К брату он был по-прежнему равнодушен, всякий раз, когда мать просила его присмотреть за ним, старался улизнуть на улицу.
В один из таких дней он и познакомился с молодцеватым парнем, который сидел в его укромном уголке на лавочке. Светик с явным любопытством бесцеремонно разглядывал его, и тот не выдержал.
– Ты чего, парень, – спросил он его. – Не так что ли что-то?
– Вы на моей лавочке сидите, – ответил Светик. – Это моя лавочка.
– Скажите, собственник какой нашелся, – рассмеялся незнакомец. – И что, ты меня прогнать хочешь?
Светик опустил голову и несколько мгновений молчал.
– Да нет, оставайтесь, – наконец произнес он и пытливо еще раз посмотрел на незнакомца.
– Живешь, значит, здесь, – продолжал незнакомец разговор. – Светик кивнул. – Звать-то тебя как?
– Светик.
– Не слыхал такого имени.
– Еще Слава можно, – уточнил Светик. –А по-взрослому – Святослав.
– Мощно, – ответил незнакомец. – А меня Анатолием зовут. – Он протянул мальчишке руку. – Будем знакомы.
Теплая ладошка Светика легонько подрагивала в руке Анатолия. Светику вдруг стало хорошо и волнительно. Щеки его зарозовели, и он с нескрываемым любопытством спросил:
– А вы кто?
– Я, парень, врач, – ответил Анатолий, – патологоанатом. Слыхал про такого? – Светик отрицательно покачал головой. – Это такой врач, парень, – объяснил Анатолий, – который мертвых режет. Что, страшно? – Он посмотрел на раскрытые глаза Светика и засмеялся. Я, брат ты мой, в полиции служу.
– Здорово! – Выдохнул Светик. – А дети у вас есть? – Сердечко Светика билось часто-часто. Ему очень хотелось, чтобы у этого мужчины никого не было, и тогда…
– Нет, детей нет, – ответил он. – И жены нет. Вот сидел девушку на свидание ждал, а она не пришла. Вместо нее ты пришел. – Анатолий улыбнулся.
– А где вы живете? – Не унимался Светик.
– Пока в общежитии. Я ведь не москвич. Это тебе, парень, повезло в Москве родиться. А я…
– А у меня папка умер, – неожиданно для себя выпалил Светик и осекся. Анатолий внимательно посмотрел на него. – И у Кешки, – тихонько прибавил Светик. – И мы теперь с мамкой живем.
– Не повезло вам, ребятишки, – Анатолий покачал головой. – Плохо без папки?
– Плохо, – признался Светик. – А вам?
– Да как тебе сказать…
Светику было легко и радостно. Впервые за многое время он чувствовал интерес и расположение к этому совершенно не знакомому ему человеку. Его распирала гордость, что Анатолий так запросто беседует с ним и ведет себя так непринужденно, словно они знакомы с ним давным-давно.
– Хотите, я вас с мамкой познакомлю, – неожиданно для Анатолия предложил Светик. – Мы тут недалеко живем. Пойдемте! Все равно теперь ваша не придет!..
Искренняя детская непосредственность рассмешила Анатолия.
– А мамка твоя красивая? – Спросил он и лукаво улыбнулся.
Светик запнулся. Он не знал, что ответить. Он знал, что она большая и сильная, о можно ли считать ее красивой…
– Да, наверняка, красивая, – выручил его Анатолий. – Мама всегда самая красивая.
– Она… – она, Светик покраснел от волнения и досады, бось, что вот сейчас Анатолий лскажет ему «Нет!». – Она…она… – он подбирал нужные слова, – она не такая, как все, – наконец нашелся он.
– А ты, парень, интриган, – снова рассмеялся Анатолий. – Ишь, как загнул – «не такая, как все»… А какая же?
– Пойдете, так увидите, – отрезал Светик.
Анатолий решительно встал.
– Ну, веди смотреть «не такую»…
В квартире слышался плач ребенка и недовольное ворчание Таньки. Наконец в прихожей послышались ее тяжелые шаги и щелкнул замок. Танька стояла с Кешкой на руках, в халате и шлепанцах. Она хотела было начать выговаривать старшему сыну за отлучку из дома, но осеклась, увидев рядом с ним незнакомого мужчину. На лице ее отразилось недоумение и испуг.
– Натворил что ли что-нибудь? – Упавшим голосом спросила она, разглядывая мужчину, который тоже не без интереса и оценивающе смотрел прямо на нее.