Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Солнечные часы с кукушкой
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
спалит синица (ей не жаль!)
мой старый парусник бумажный.
Она привыкла жечь моря,
как непристойные картины:
холодный берег… якоря
лежат в плевках солёной тины…
причалы… ржавые мосты…
в таверне – грязь, матросы грубы…
От нарисованной мечты
я отрекусь, кусая губы.
…Когда в кромешной пустоте
плеснёт испуганно зарница,
увижу: берега не те —
не Родина, не заграница…
И я продам за три рубля,
изнанкой вывернув наружу…
я в Елисейские поля
пущу стреноженную душу…
прочту до корочки Псалтырь,
и, вздернув белый флаг на рее,
я отрекусь…
Так в монастырь
идут скопцы и лицедеи.
…Мне епитимья – десть слов
промямлить в рифму, без запинки,
про горизонта смутный зов
(так зазывают на поминки).
Я не смогу… Я скину с плеч
ярмо божественного дара.
Я до утра успею сжечь
следы душевного пожара:
пусть, от удушия хрипя,
вопят обугленные строчки…
Я отрекаюсь от себя,
как пьяница от винной бочки.
В рассветном сумраке свеча
чадит, как четверть парохода.
Петух ещё не прокричал.
Забыл? Замешкался? Проспал?
А может, ждёт ещё чего-то?
Ледниковый период
Как войду – на стене, прямо,
вижу зеркало, в нём – мымру.
(Я сегодня ни-ни… ни грамма!)
Я, как мамонтов всех мама,
нынче к вечеру вся
вымру…
Пыльный коврик, диван, портьера.
Лень, простуда, озноб, усталость.
Из промозглой моей пещеры
Даже эхо давно смоталось.
Тихо-тихо. На стеклах – льдинки.
На буфете горой – посуда.
Розы выцвели на картинке.
(От Лукавого – вера в Чудо!)
На дороге, в снегу что-то:
может быть, динозавра кости?
Он из бани (была суббота)
шёл ногами ко мне в гости.
Чистый весь и такой трезвый,
думал к чаю купить тортик…
(Вера в Чудо – по сути, ересь,
потому что людей портит.)
Но охота иметь друга,
чтобы вслед кирпича не кинул!
Дружба – это такая штука…
Жалко, он не дошёл. Сгинул.
Вот и я, как последний… этот…
за компанию, значит, тоже…
И ни мамонта, ни поэта.
Только в зеркале мымры рожа.
Бред
Стояла в баночке сирень,
плыла луна. Вдруг дождь закапал,
и чья-то сгорбленная тень
через окно упала на пол.
В затворе лязгнули ключи,
пропела глухо половица,
и просочился свет свечи,
и ахнула ночная птица.
И ветер двери распахнул,
и некто в платье длиннополом —
Архангел или Вельзевул? —
завис меж потолком и полом
мой старый парусник бумажный.
Она привыкла жечь моря,
как непристойные картины:
холодный берег… якоря
лежат в плевках солёной тины…
причалы… ржавые мосты…
в таверне – грязь, матросы грубы…
От нарисованной мечты
я отрекусь, кусая губы.
…Когда в кромешной пустоте
плеснёт испуганно зарница,
увижу: берега не те —
не Родина, не заграница…
И я продам за три рубля,
изнанкой вывернув наружу…
я в Елисейские поля
пущу стреноженную душу…
прочту до корочки Псалтырь,
и, вздернув белый флаг на рее,
я отрекусь…
Так в монастырь
идут скопцы и лицедеи.
…Мне епитимья – десть слов
промямлить в рифму, без запинки,
про горизонта смутный зов
(так зазывают на поминки).
Я не смогу… Я скину с плеч
ярмо божественного дара.
Я до утра успею сжечь
следы душевного пожара:
пусть, от удушия хрипя,
вопят обугленные строчки…
Я отрекаюсь от себя,
как пьяница от винной бочки.
В рассветном сумраке свеча
чадит, как четверть парохода.
Петух ещё не прокричал.
Забыл? Замешкался? Проспал?
А может, ждёт ещё чего-то?
Ледниковый период
Как войду – на стене, прямо,
вижу зеркало, в нём – мымру.
(Я сегодня ни-ни… ни грамма!)
Я, как мамонтов всех мама,
нынче к вечеру вся
вымру…
Пыльный коврик, диван, портьера.
Лень, простуда, озноб, усталость.
Из промозглой моей пещеры
Даже эхо давно смоталось.
Тихо-тихо. На стеклах – льдинки.
На буфете горой – посуда.
Розы выцвели на картинке.
(От Лукавого – вера в Чудо!)
На дороге, в снегу что-то:
может быть, динозавра кости?
Он из бани (была суббота)
шёл ногами ко мне в гости.
Чистый весь и такой трезвый,
думал к чаю купить тортик…
(Вера в Чудо – по сути, ересь,
потому что людей портит.)
Но охота иметь друга,
чтобы вслед кирпича не кинул!
Дружба – это такая штука…
Жалко, он не дошёл. Сгинул.
Вот и я, как последний… этот…
за компанию, значит, тоже…
И ни мамонта, ни поэта.
Только в зеркале мымры рожа.
Бред
Стояла в баночке сирень,
плыла луна. Вдруг дождь закапал,
и чья-то сгорбленная тень
через окно упала на пол.
В затворе лязгнули ключи,
пропела глухо половица,
и просочился свет свечи,
и ахнула ночная птица.
И ветер двери распахнул,
и некто в платье длиннополом —
Архангел или Вельзевул? —
завис меж потолком и полом
Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей