А я?..
Картонный театр
Картонный театр на цветочной поляне.
Над ним – акварельный закат.
И каждое утро в молочном тумане
Напиться к ручью осторожные лани
Ведут большеглазых телят.
И плещут в ладоши зелёные клёны,
И пахнут травой облака,
Пока за окном полыхают пионы,
Играют алмазы картонной короны,
И можно валять дурака.
Хрустальные туфельки, детские души…
Потом на зеркальную гладь
Снежинки слетят. Заметёт и завьюжит.
Все принцы, все золушки в платьях воздушных
Замерзнут.
Куда им бежать?
«Смотри, Пьеро всё плачет, всё один…»
Смотри, Пьеро всё плачет, всё один
Плетётся за безмозглою Мальвиной.
А вон трясёт своею гривой львиной
И пошловато шутит Арлекин.
Мы тоже балаганные шуты,
Работники синьора Карабаса.
Шумит партера скомканная масса —
Глаза её пронзительно пусты.
И ты туда сейчас глядишь напрасно:
Там жизни нет, там – пустота и лёд.
Никто не ждёт. Никто не позовёт.
«Чтоб одолеть смертельную усталость…»
Чтоб одолеть смертельную усталость,
нам нужен отдых, равнозначный смерти.
Но важно знать, что на небесной тверди
из прежних звёзд хоть что-нибудь осталось!
Всё прочее не больше, чем игра.
Забавная игра воображенья:
рой неудач, земное притяженье
и прочая смешная мишура.
И розы на кладбищенском холме.
И занавес. И слёзы. И овации.
Ты думаешь, финита ля коме…
А это просто смена декорации.
«Петелька – на ручке, петелька – на ножке, над камином – гвоздик……»
Петелька – на ручке, петелька – на ножке, над камином – гвоздик…
Может, это отдых, долгий, долгожданный, лёгкий, как полёт?
Вот наступит вечер, зазвенит звоночек, соберутся гости.
Куколку нарядят. Куколка сыграет. Куколка споёт.
Голубые кудри, бантик. Примадонна куксится и злится.
Арлекин ночами сочиняет вирши, думает о ней.
Люди ходят в масках. А у наших кукол – истинные лица.
Жизнь полна притворства. А у нас на сцене – проще и честней.
Свет горящей рампы, злой и беспощадный, заменяет солнце.
В розовой накидке выглядишь устало, пошло и старо.
Девочка Мальвина, скверная девчонка, весело смеётся.
Ничего не знает, ничего не может бестолочь Пьеро.
От тоски и грусти, от любви и смерти нету панацеи.
Но огонь – в камине. Но вино – в графине. Холодок – в груди.
Петелька – на ручке, петелька – на ножке, петелька – на шее.
Кукольный маэстро подобрел и дремлет. Тише, не буди!
«В малахитовой долине…»
В малахитовой долине
Шут играл на мандолине.
Скверной девочке Мальвине
втолковать пытался он,
что душа она, как птица,
в клетке бьётся и томится,
и вообще, как говорится,
весь он пламенно влюблён!
Только струны больно тонки
для бесчувственной девчонки.
«У меня, – шипит, – в печёнке
эти ваши па-де-де!
Если птичка залетела
не туда, куда хотела,
я видала это дело…
говорить не буду где!»
Он бы ей легко и сразу