Визави французского агента

– Ну, давай! – самодовольно улыбаясь, сказал Алексей – не свалишься за 30 секунд, обед ваш!

Луи залез на станок, где уже трещали все доски под ударами копыт беснующегося коня.

– Пускай!

Как в кино, конь пулей вылетел из станка, лишь на мгновения его копыта касались земли, он крутился в воздухе, в этом вихре невозможно было разобрать, где у лошади голова, где хвост. Как и полагается, уздечки на нем не было, только недоуздок, но ремня на шее, за который можно было бы держаться, почему-то тоже не было, поэтому Луи держался за луку седла.

Точно через 8 секунд Бернар свистнул, как и просил Луи и, в этот момент он отрезал подпругу, которая щекотала коня. При этом он еле удержался, чуть-чуть порезал коня, пропорол себе руку, но конь, вместо того, чтобы успокоиться, перестав крутиться, рванул вперед, как торпеда, перемахнул через изгородь, и унесся в лес, только его и видели.

Бернар тут же заспорил с Алексеем, что пари выиграно, на что Алексей отвечал, что 30 секунд еще не прошло.

Недовольные этим поворотом событий, они вернулись к столу, где дружно выпили за здоровье исчезнувшего Луи. Конюха отправились его искать. Все веселье пропало, еда не лезла в горло.

Тут на опушке леса показался конюх, который вел коня, к недоуздку которого был уже пристегнут трензель с поводом. На коне все еще сидел Луи, его белые бриджи были покрыты рыжими пятнами, из ладони текла кровь; конь шел, спотыкаясь, тяжело дыша, по его дрожащим ногам катился пот, состояние всадника было не лучше. Их появление встретили аплодисментами.

Бернар помог Луи сойти с коня, но ноги его не держали, и он сел на землю. Ему тут же налили стакан водки, он выпил как воду и тут же отключился. Оставив попытки его растолкать, ребята отнесли его в автобус, а сами продолжили веселиться и вернулись к столу. С Луи осталась его девушка, Аннет, или Нетт[6 - nette (фр.) – чистая], как он ее называл, сестра Марселя. Она обработала ему руку перекисью и осталась с ним, дожидаясь окончания веселья.

Конечно, на обед они заработали, но бедный Луи не смог воспользоваться плодами своей победы. В лесу, по которому конь несся как танк, поперек тропинки была толстая ветка, не настолько низко, чтобы лошадь прыгнула, или остановилась – конь почти нырнул под нее, а Луи получил удар в солнечное сплетение и в лицо, сломал челюсть. Так что месяц питался бульончиками через соломинку. Нетт взяла на себя заботы о нем, он ей очень нравился – смуглый красавчик с бешеным темпераментом.

Иногда французы посещали и лекции, время от времени ездили на различные переговоры, по результатам – получали денежки, которые всегда были кстати.

Французские друзья и аристократический вид спорта

Я встречалась с Марселем редко: один раз в неделю, а то еще реже.

Но мы не могли не встречаться. Он представил меня своей сестре Аннет, милой девушке с красивыми глазами. Она не особенно жаловала своего братца, он категорически отказался общаться со своей матерью. Приехав в Москву, он нашел свою мать просто по справочной – фамилия, имя, возраст… и явился. Его не ждали. Мама была страшно удивлена, а когда поняла, что этот красавчик – ее сын, начала плакать, объясняя, что не могла поступить иначе, что Армен на хорошей должности, что Марсель ее компрометирует, и что лучше бы он ушел. Но его сестренка, тогда ей было всего тринадцать лет, продолжила знакомство. Мы иногда встречались с ней, когда все собирались на какой-нибудь праздник и Бернар предлагал соорудить экзотическое блюдо совместными усилиями.

Тогда я впервые увидела Луи и сразу захотела его нарисовать. В это время я иллюстрировала «Три мушкетера», и он подходил для портрета д'Артаньяна как нельзя лучше – настоящий гасконец, смуглый, с яркими черными глазами, просто Омар Шариф, подсушенный на солнышке. Красавец! Но только я взялась за свой альбомчик, как Бернар стал громко возмущаться:

– Я тоже хочу портрет!

– Ну, я ведь не могу сразу двоих рисовать!

– А его и не надо! Я же красивее и сидеть буду неподвижно, как статуя! – и с этими словами выдернул из-под Луи стул. Конечно, тот не упал, но без легкой потасовки не обошлось. Все смеялись, и о рисовании пришлось забыть.

Изредка я пыталась делать с них наброски. Но, как только ребята замечали, что их рисуют, отнимали альбом и начинали рисовать друг друга сами. Это были рисунки вроде: «Точка, точка, запятая, вот и рожица кривая!»

– Угадай, кого это я нарисовал? Правда, похоже? Особенно в этом месте!

На следующий день Марсель отправил меня «стучать».

– Он здесь не один! Их тут аж четверо! Все понимают по-русски, с ними другие девушки и собака! Ужас, как подозрительно. Я не могу молчать! – что-то в таком духе, с честными, круглыми глазами. На что мне уже строго сказали:

– Не приходите больше, пока Вас не позовут!

Марсель был очень деликатен со мной, самое большее, что он себе позволял, так это целовать в щеки при встречах и при прощаниях. Это вызывало у его друзей бесконечные насмешки.

– Нет! Ты посмотри, что ты с ним сделала! Бедный монашек! Он боится до тебя дотронуться?

Марсель как всегда улыбался и не отвечал. И мне не разрешал поддерживать разговоры на эту тему. Мне трудно было запретить что-либо, я всегда делала то, что считала нужным. Маму слушалась, когда просто не хотела ее расстраивать, но Марсель был особенным – когда он просил или требовал что-нибудь, значит, за этим стояло что-то важное. Мы гуляли по Москве, когда я писала городские пейзажи, Марсель терпеливо ждал. Он ничего не говорил о моих работах и научил меня не врать. Ведь приходилось дома как-то выкручиваться, когда я уходила на свидания. Маме я так и не сказала, мама обязательно бы запретила эти встречи.

– Ты не пытайся врать. Говори правду. Ведь, когда я сначала сказал тебе, что приехал из Таллина, это была правда, а ты подумала, что я эстонец, и про Марселя Пруста правда. Важно, как подать эту правду.

Это мне очень помогло и тогда и потом, по жизни.

В ноябре, сидя с Марселем в кинотеатре я вспомнила, что мечтаю скакать на лошади. Шел фильм «Неуловимые мстители».

Он не хотел, чтобы я садилась на лошадь – сам он не любил лошадей.

Он беспокоился за меня, пытался отговорить, но я его упросила. Я готова была слушаться его во всем, но лошади меня притягивали как магнит.

Марсель приводил множество доводов:

– Лошадь – это стихия, никогда не знаешь, что она выкинет.

– Но ты же ездишь?

– Это не просто, надо учиться как следует.

– Тогда научи, ну, пожалуйста!

– Ты – лентяйка, а я не смогу тебя заставлять.

– Зачем заставлять, я же сама хочу!

– Это трудно, тебе быстро надоест!

– Это все отговорки, скажи сразу, что тебе некогда.

– И некогда.

В результате меня устроили заниматься верховой ездой к Евгению Рындину, тренеру из «Буревестника». Я тогда и не подозревала, что Марсель платил ему за каждое занятие. Ведь спорт в СССР был бесплатным и доступным. Только несколько лет спустя Женя сказал мне, что получал за уроки очень приличные деньги. Мало того, еще и инструкции, как учить.

– Сам бы я так никогда не учил, если так учить, то никто ездить бы не стал. Зато ты быстро научилась.

Два месяца я ездила два раза в неделю, по два часа, учебной рысью, на длинной корде[7 - Корда – вспомогательное средство для работы с лошадьми в руках, это шнур длиной около 7 метров].

Чтобы лошадка не уставала, каждые полчаса ее сменяла другая.

Лошадей было две. После тренировки Евгений помогал мне сползти, еще час я сидела, чтобы набраться сил доехать до дома. Когда я уже галопировала без корды, научившись работать руками, ногами и корпусом и достигла равновесия, оказалось, что верховая езда – это огромное наслаждение. Но если бы я знала, какие мучительные тренировки меня ждали – никогда бы на лошадь не села. Только из за того, что сама напросилась, и меня обо всем предупреждали, я не могла бросить.

Я училась на подготовительных курсах в МГПИ им. Ленина – это вечером, а днем работала художником-оформителем в Моспроекте -1. Все свободное время я проводила в манеже и «библиотеке» – так назывались наши встречи.

Пока я осваивала верховую езду, Марсель уехал на неделю в Англию. Как он не хотел уезжать!

Его начальство планировало оставить его на аналитической работе. Но, по правилам, все выпускники должны были хоть раз выполнить оперативную работу. Его учителя хотели сделать для Марселя исключение, ведь он просто притягивал к себе всякие травмы, но не смогли.

Оперативная работа вредна для здоровья