Он поклонился Регине, едва заметно вздрогнул при виде Арлетт, но вообще держал себя учтиво, хотя и слегка высокомерно, как это свойственно знатным особам.
Жан д’Эннери представился и отрекомендовал обеих своих спутниц. Однако он ни словом не обмолвился ни о Бешу, ни о Ван Хубене.
Этот последний поклонился графу явно более подобострастно, чем следовало бы. И объявил с наигранно любезной улыбкой:
– Ван Хубен, торговец драгоценными камнями… Тот самый Ван Хубен, у которого похитили бриллианты в Гранд-опера. А это мой сотрудник, бригадир Бешу.
Граф, явно удивленный таким вторжением, промолчал.
Он лишь слегка поклонился и стал ждать объяснений.
Ван Хубен, бриллианты из Гранд-опера, Бешу… – казалось, все это не имеет к нему никакого отношения.
Но тут непринужденно взял слово прекрасно владевший собой д’Эннери.
– Господин граф, – сказал он, – случай творит многие чудеса. И вот сегодня, например, сложилось так, что я пришел оказать вам маленькую услугу… Кстати, просматривая старинный справочник знатных особ, я обнаружил, что мы с вами некоторым образом состоим в родстве. Моя прабабушка по материнской линии, урожденная Сурден, была замужем за одним из Меламаров, из младшей ветви Меламар-Сентонж.
Лицо графа прояснилось. Его явно интересовали вопросы генеалогии, и он завел с Жаном д’Эннери оживленную беседу, в результате которой их родство заметно упрочилось. Арлетт и Регина мало-помалу успокоились. А Ван Хубен шепнул Бешу:
– Это что же, он и впрямь состоит в родстве с Меламарами?
– Так же как я – с папой римским, – буркнул Бешу.
– Но в таком случае он дерзкий нахал!
– Погодите, это еще только начало.
Тем временем д’Эннери продолжал, все более и более непринужденно:
– Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим терпением, месье и дорогой мой родственник, поэтому, если позволите, я сейчас же расскажу вам, как мне помог случай.
– О, прошу вас, месье!
– Однажды утром в метро я увидел ваше газетное объявление. Должен признать, что оно чрезвычайно поразило меня самим своим содержанием и незначительностью предметов, о которых вы сообщали. Половина шелкового синего шнура от сонетки, медная плакетка, ручка от щипчиков… эти мелочи вряд ли заслуживали объявления в газетах. Впрочем, спустя несколько минут я наверняка выбросил бы все это из головы, если бы…
Жан помолчал, а потом продолжил:
– Вы несомненно слышали, дорогой кузен, о рынке под названием «Барахолка» – об этой живописной ярмарке, где торгуют различными вещицами и где царит самый что ни на есть забавный кавардак. Лично я часто находил в этом скопище множество хорошеньких мелочей и уж точно никогда не жалел о прогулках там. К примеру, нынче утром я углядел на «Барахолке» старинную фаянсовую кропильницу Руанской фабрики – надтреснутую, склеенную, но совершенно очаровательную… Затем супницу, наперсток – короче говоря, прелестные находки! И вдруг мне попался на глаза, прямо на тротуаре, в куче всякого дешевого старья, обрывок синего шнура… Да-да, милый мой кузен, обрывок шелкового шнура от сонетки, потертый и выцветший. А рядом с ним я увидел медную кованую плакетку и ручку от серебряных щипчиков…
Поведение графа де Меламара резко изменилось. Он взволнованно воскликнул:
– Возможно ли! Это именно те вещи, что я разыскивал! Но куда же мне обратиться, месье? Как их получить?
– Да очень просто: попросить у меня.
– Как?! Значит, вы их купили? По какой цене? Я заплачу вам вдвое… нет, втрое дороже! Ничего не пожалею…
Но д’Эннери успокоил его:
– Мой дорогой кузен, позвольте мне подарить вам эти мелочи… Я купил их всего за тринадцать с половиной франков.
– И они находятся у вас дома?
– Гораздо ближе – вот здесь, у меня в кармане. Перед этим визитом я заехал к себе, чтобы привезти их сюда.
Граф Адриен с нескрываемой жадностью вытянул руку.
– Одну минуту, – весело произнес Жан д’Эннери. – Я хотел бы получить за этот подарок маленькое вознаграждение… о, совсем скромное! Надо вам сказать, что от природы я ужасно любопытен… просто крайне любопытен. И мне хотелось бы увидеть то место, где находились эти вещицы до похищения… а заодно узнать, отчего вы так ими дорожите.
Граф колебался. Эта нескромная просьба ясно свидетельствовала о некой коварной уловке. Но в конце концов он уступил:
– Это нетрудно, месье. Будьте любезны подняться со мной во второй этаж, в гостиную.
Д’Эннери бросил взгляд на девушек, словно желая сказать: «Вот видите, человек всегда достигает того, чего хочет!»
Впрочем, приглядевшись к своим спутницам, он заметил, как исказились от страха их лица. Гостиная была для обеих местом тяжелых испытаний, и возвращение туда почти наверняка сулило им мучительное подтверждение их подозрений. Ван Хубен также это понял; зато бригадир Бешу заметно оживился и приблизился к графу.
– Извините, – сухо сказал ему хозяин дома, – но я пойду первым, чтобы указать вам дорогу.
Все вышли из комнаты и пересекли прихожую с плиточным полом.
Лестничная клетка наполнилась звонким эхом шагов. Поднимаясь наверх, Регина считала ступени. Их было двадцать пять… Двадцать пять! То самое число. У нее потемнело в глазах, и она пошатнулась.
Все бросились к девушке. Что случилось? Ей дурно?
– Нет, – прошептала Регина, не открывая глаз. – Нет… просто голова закружилась… Извините меня…
– Вам нужно присесть, мадам, – сказал граф, распахнув дверь гостиной.
Ван Хубен и д’Эннери расположились на диване. Но тут в комнату наконец вошла Арлетт. Увидев обстановку, она вскрикнула и, потеряв сознание, упала в кресло. Поднялась несколько комичная суматоха. Мужчины растерянно суетились, а граф кричал:
– Жильберта!.. Гертруда!.. Подайте скорей нюхательные соли… эфир! Франсуа, позовите Гертруду!
Франсуа подоспел первым. Это был тот самый привратник – и он же дворецкий; за ним его жена Гертруда, такая же старая, как муж, но еще более морщинистая. Следом за ними вошла женщина, которую граф назвал Жильбертой и которой сказал взволнованно:
– Сестра, этим юным дамам дурно!
Жильберта де Меламар (после развода она вернула себе девичью фамилию) была высокой темноволосой женщиной с величественной осанкой и правильными чертами гладкого, далеко еще не старого лица, хотя в ее одежде и манерах и проглядывало что-то старомодное. Она держалась не так чопорно, как брат, но ее черные и очень красивые глаза смотрели серьезно и невозмутимо. Д’Эннери заметил, что коричневое платье графини отделано черными бархатными вставками.
Хотя сцена, которую она застала, была совершенно необъяснимой, она полностью сохранила хладнокровие. Смочив одеколоном лоб Арлетт, женщина приказала Гертруде присматривать за бедняжкой, а сама подошла к Регине, над которой хлопотал Ван Хубен. Жан д’Эннери небрежно отстранил богача, желая наблюдать за тем, что вот-вот должно было случиться. Жильберта де Меламар нагнулась к девушке и спросила:
– Как вы себя чувствуете, мадам? Вам уже лучше?
И она поднесла к носу Регины флакон с солями.
Та приоткрыла глаза, посмотрела на незнакомую даму, перевела взгляд на ее коричневое платье, отделанное черными бархатными лентами… потом на ее руки… и вдруг выпрямилась, вскричав с невыразимым ужасом:
– Кольцо!.. Кольцо с тремя жемчужинами! Не прикасайтесь ко мне! Вы – та самая женщина, что совсем недавно… Да, это вы… я узнала ваше кольцо… вашу руку… и эту гостиную – мебель с голубой шелковой обивкой… паркет… камин… ковры… табурет красного дерева… О, оставьте… не прикасайтесь ко мне!