– Если, конечно, не убьем эту дрянь, – вставил солдат Джейн.
– Исключено, – сказал капитан. – Если мы и выживем, нас всех за это расстреляют на Зилусе. – Капитан становился откровенным и разговаривал с подчиненными совсем уже по-простому.
Солдаты, подхватывая этот тон, отвечали ему тем же, разрушая субординацию в пух и прах. В воздухе витал дух свободы.
– Мы можем не возвращаться, – сказала Джейн. – Станем пиратами.
Все рассмеялись. Боевой дух солдат поднимался, они вновь были готовы сражаться, пусть и не с простым – с неведомым им злом.
– Ну что ж, пираты, – обратился ко всем капитан, довершая сходку. – Поборемся?
Все его поддержали.
– Существо, по всей видимости, не обладает такими ресурсом, чтобы свести с ума нас всех сразу и заставить друг друга перебить. Нападет оно через время. Отсюда вывод: больше не разделяемся. Каждый обязан следить за другим. Каждый станет на время сторожем брату своему, обо всех изменениях сообщать мне и записывать в бортовой журнал. Особенное внимание уделять пробуждению и сну. Это тварь нападает, пока мы спим, внушает нам свои гадкие мысли, пока мы пускаем слюни на подушку. Будить каждого, кто плачет во все. Спать в две смены. Правая рука следит за тем, куда тянется левая. Малейшие сомнения – в изолятор. Смирительных рубашек хватит на всех. Нужно будет, долетим на Зилус на автопилоте в криосне – в капсулах. Все, расходимся!
– То есть?.. – сумничал Говард.
– Да, то есть, всем разойтись, но вместе. Отныне мы действуем одной фалангой. И не дадим этому маньяку выцепить нас по одному. Во имя империи и святых кормчих!
– Во имя империи и святых кормчих! – вторил дружный хор. Это был лозунг их гарнизона на Зилусе.
Глава 6
Прошло еще пару дней. В один из обычных на первый взгляд вечеров капитан с первой сменой солдат легли спать (после ужина) в самой дальней от Объекта «Б» комнате. И вот, что он, капитан, увидел за закрытыми веками.
Сон капитана
Немного прошло времени с того момента, как погас над горизонтом, где догорало каждый день солнце, – последний лучик, и над миром нависла тьма. Серый сгустился туман, осадки дня испарялись в воздухе, тут и там из развалин бывшего города стали выскакивать ночные жители. Они, как осторожные звери, передвигались перебежками, от укрытия к укрытию. Среди них был и капитан. Но тогда еще только ребенок. Одинокий, брошенный и голодный. Одновременно с этим тьму рассекали в разных точках пустоты дальнобойные фонари. Охотники с собаками выслеживали голодных детей.
Джон Пирс вместе со своим другом прятались под бетонной плитой, упавшей на обломки стены так, что получилось небольшое укрытие с крышей, из-под которой открывался хороший обзор. Уже несколько дней подряд Джон с другом прятались здесь, не меняя своей стоянки. Место стало насиженным, это их и подвело. Жалось к месту, обывательское чувство защищенности было им не чуждо и проникло и в их сердца, одарив коварным покоем. Там, где все знаешь, где все знакомо, там так приятно и легко и комфортно – такое обманчивое и затратное чувство. Ложное по своей природе. Но такое близкое любому человеку. Так сложно бывает, оторвав себя от теплого гнездышка, привыкать к чему-то новому.
Сквозь щель, – когда они, забывшись и почувствовав себя в безопасности, сидели и смеялись, – блеснул луч искусственного света. Поисковый отряд был совсем рядом, они проглядели его.
–Черт, хватай вещи, Джонни, бежим.
Джон метнулся за рюкзаком и, схватив его, стал забрасывать в него припасы. Собака их бросилась вон из убежища и напала на охотника, бившего в этот момент бродягу мужчину.
– Нет, куда ты, Рекс, нет! – закричал Льюис, друг Джона.
– Все, они идут сюда, мы пропали…
Крики и ругань понеслись в их сторону вместе с ветром. Где-то там заскулил зарезанный Рекс, а охотничьи дрессированные гончие – их было несколько – бросились на них с лаем, разбрасывая по сторонам слюни.
Бросив рюкзаки, парни побежали узким путем, лабиринты городских развалин они знали наизусть, могли пронырнуть там, где взрослые мужчины не пролезли бы, но для этого последним и нужны были собаки.
Первым поймали Льюиса, собака вцепилась ему в бедро. Джон взял булыжник и без промедления разбил ей голову, треснувшую, как орех. Но гари был уже ранен, он не мог бежать, другие собаки с лаем приближались все ближе, а также улюлюканья и крики неслись издалека – из пьяных от погони глоток охотников.
– Брось, Джон, беги! Беги, дурак!
Пятясь назад, Джон смотрел другу в глаза. Этот шаг – бросить его, своего напарника по тяжелому беспризорному делу – давался ему тяжело. Он смотрел и пытался понять, правда ли тот прощает его. Очередная собака подлетела и вцепилась Льюису в плечо, содрав мясо до кости и оголив белеющий в красном плечевой сустав. До шеи оставалось чуть-чуть. С Льюисом все было кончено. В глазах его заискрилась лукавым огоньком наступающая на пятки смерть. И Джон побежал.
Пригнувшись, растопырив ноги и руки, весь превратившись в дикого зверя, в рысь, росомаху, да кого угодно напоминал он в этот момент, но только не человека, не ребенка одиннадцати лет. В ушах шумело, будто их залило водой, и гулко в этой воде ухало сердце, как мячик отскакивающий от стенки к стенке, стучало оно в груди. Руки оцепенели и, если повернулся бы у кого язык так сказать, – находились в состоянии контролируемой дрожи. Он перенапряжения, казалось, лопались жилы на руках и ногах.
В одной из мусорных куч он увидел боковым зрением торчащую арматуру, лай гончих слышался уже за самой спиной. Он выдернул на ходу арматуру из кучи и, развернувшись, – собака летела уже на него, – воткнул ей прямо в пасть. Гончая насадилась на его импровизированное копье, как шашлык на шампур. Сдохла не успев заскулить. Джон, отбросив от себя труп ее, снова обратился весь в бег. Выскочив из развалин, он побежал по тянувшейся, вроде окопа, канаве с грязью и водой, узкой и опасной. Свет фонарей резал пространство, как пирог ножом. Джон кинулся туда, где было темнее. Но один из охотников обманул его. Заметив его движение, он выключил фонарь, и Джон не заметив этого, стал вылезать там, где легко мог попасться в лапы. Теперь охотник шел прямо на него. А Джон прямо на него бежал, навстречу, не видя, что бежит навстречу врагу. Пока взгляды их не встретились: из темноты на прущегося напролом Джона выплыло ухмыляющееся лицо охотника. Все поняв и остановившись, рукой он нащупал камень в канаве.
– Не глупи, парень, – направил на него ствол автомата охотник.
«Лучше уж сдохнуть, чем сдаться», – мелькнуло в голове давно устоявшееся для маленького Джона правило и превратилось в решение, и с размаху он ударил камнем охотнику в ногу. Размозжил пальцы на ноге. Охотник заорал во всю глотку и зарычал, вскинув от боли автомат. В тот момент Джон прыгнул на него, и двумя руками схватив автомат, дулом направил его в лицо самого охотника. Спущенный курок, вот, что следовало за этим незамедлительно, и голова охотника разлетелась, как разлетается от удара кочергой глиняный пустой горшок без мозгов. Здесь же мозги были, хоть и весьма в постыдном для хозяина сей головы количестве. Гарнизон немногое потерял.
Лицо Джона, а также руки, одежда, – все забрызгано было кровью; его, охотника, друга, собачьей кровью. Он размазал ладонями ее по лицу и закричал, как дикий, готовый умереть, зверь. Он не хотел больше бежать. Взяв автомат, он двинулся прямо свет фонарей, которые снова сгрудившись в одну кучу, двигались на него. Это были охотники, знавшие теперь точно где он находится. Собак они сдерживали, чтоб те не разорвали добычу. Он нужен были им живым. А Джон хотел быть лучше мертвым, поэтому шел прямо на них, открыв автоматный огонь вразброс – на удачу. Фонари снова стали разбегаться по укрытиям. Джон выбрал одну из мишеней и шел на ее свет. В небе крупная висела луна, огромная и пустая, как тарелка нищего. Он любил голодными ночами наблюдать такую только на Зилусе бывающую Луну, и теперь думал, что смотрим на нее в последний раз.
Но он ошибался. Потеряв двоих из отряда, охотники поймали его живым. Но это была адекватная цена за такого пронырливого и живучего малолетка: такой вернет еще сторицей. Сказать, что злость их и желание расправиться с ним прямо там, в канаве, были велики, значит, ничего не сказать. Но приказы отдавали, не считаясь с их мнением. Взять и доставить самых сильных, ничего другого. Политика гарнизона, да и Зилуса в целом, как это не абсурдно и запоздало, впервые за последние столетия была направлена на борьбу с демографическим кризисом. Сами люди были теперь главным ресурсом человечества; не собаки и не кошки, как это было в эпоху разложения капиталистического строя на Земле. Исчерпав все другое сырье, люди стали продуктом и топливом для самих себя же. И особенно ценились дети, их потенциал был велик. Для будущего всего человечества.
***
Капитан проснулся в поту и слезах; перед глазами стояло истрепанное, но полное решимости лицо его друга Льюиса, все окровавленное. Стояло как живое. Такое, каким видел он его за секунду до гибели друга детства.
– Откуда оно, черт, знает об этом?! – мелькнула мысль, но закончить он ее не мог, грудь его содрогалась от рыданий. Он буквально захлебывался в собственных слезах. Солдаты тоже проснулись и, растерянные, прыгали вкруг него.
Вместе с чувством невыразимой горечи, жалости и сострадания к себе, к другу, ко всему живому, Джон испытывал резкий прилив злобы к своим солдатам. То, что они в этот момент ничего этого вместе с ним не чувствовали и не понимали его до конца, вызывало эту злость. Злость к равнодушию. Святой гнев израненного в душу человека. Гнев капитана, готового погибнуть, лишь бы убить это равнодушие, уничтожить вместе с тем телом, где оно гнездиться, вместе с телами человеческими – телами его солдат. Да, теперь это были просто тела, бездушные и пустые. Капитан почувствовал желание дотянуться до тумбочки и пистолета в ней. Но Виксен понял и упредил его желание. Как старший в отряде, после капитана, он скомандовал схватить его.
Капитан, схваченный по рукам и ногам, ревел и выл, как зверь, и слезы, не переставая катились по лицу, как крупные капли дождя. – Убью-ю, – выл он.
Вовремя подоспел сержант Коллинз, единственный оставшийся на корабле медик, и в руках его было шприц. Он воткнул его в плечо капитана.
Они продержали его еще пару минут, прежде чем мышцы его стали слабнуть, грудь опадать, а на губах – на застывшей в оскале нечеловеческой (будто бы звериной) пасти окончательно не застыла пена.
Все выдохнули, и как бы не казалось это неуместным со стороны, подумали сразу о завтраке. Война войной, а обед по расписанию – не исключение и для зилусян.
Кофе и тосты с синтетическим маслом ждали их в столовой.
Глава 7
Капитан провалился в коматозный на целый день сон, пуская по подушке слюни ручьями. Голова была его полностью пуста, он ни о чем не думал. Черной дырой зияла мысль где-то над пропастью между сознанием и подсознанием, но ее он выловить не мог, как бы ни пытался.
Вечером солдаты, раздербанив запасы медикаментов, снова приготовились ко сну, зная, что кто-нибудь, возможно, этой ночью умрет, а кого-то ждет смирительная рубашка или добрая порция седативных препаратов. Последних, впрочем, оставалось не так уж и много в корабельных аптечках. И они решили их экономить. Существо по-прежнему спало, как казалось всем, в своей мутной пробирки, и никто не видел, чтобы оно пробуждалось.
Капитан был слаб, после изнурительно коматозного сна. Но ему хватило смекалки, чтобы понять, что команда настроена против него. Восстанавливать авторитет было бесполезно (он знал это по опыту). Существо, долбанный Объект «Б», как обзывала теперь в сердцах его вся команда, затеял хитрую игру, напав во сне на капитана и разбередив его чувства. Тем самым оно показало его слабость: если капитан так же слаб, так же уязвим, как и все остальные, что толку от него, в чем смысл его слушаться?
Да, капитан изучал на курсах для офицеров психологию толпы и поэтому понимал, что вернуть к себе уважение, восстановить субординацию будет не просто, не прибегая к насилию. Отсюда вывод был один; оставалось расставить только приоритеты, определиться, чему отдавать предпочтение. Одной из задач – и основной – было завершение миссии. Он не мог подвести тех, кто возложил на него надежды, даже ценой жизни команды (они, как и сам он, изначально были все расходным материалом, чего уж теперь цепляться за жизнь).
***
Трое обступили его, когда увидели, что он проснулся. В глазах читался страх, решимость и сомнение (да, такое бывает одновременно). Какой-то остаток почтения помешал им надеть на него смирительную рубашку силой. Расправив ее перед ним, они ждали, что сам он проденет руки в рукава. Тут стоит пояснить, что смирительная рубашка на космическом корабле осадного типа – это высокостойкий амортизированный корсет из титанового сплава, который фиксирует руки, не сдавливая грудь и давая человеку нормально дышать.
Мысленно капитан рассчитал в уме все свои действия на ближайшие восемь секунд. Поставив условные метки на всех участниках будущего действия, выбрал последовательность и расценил силы. Смирительная рубашка из высокопрочного сплава служила прикрытием; главное – не дать на себе ее защелкнуть. Взяв ее в руки и будто собравшись надеть на себя, он ногой на вытяжку ударил того, кто держал ее, это был Стюарт. Он попал ему точно в пах, пробив лобковую чакру, тот сложился. Крепко сжав в руках свой смирительный теперь щит, а не рубашку, он отразил им пулю, выпущенную в него из пистолета Тейлором. То, что он выстрелил незамедлительно, даже не попытавшись унять капитана в рукопашной, говорило в пользу решения капитана – действовать жестко, без всяких поблажек.
Пуля отрекошетила в ногу Алекс, в тот же момент взывывшей от боли. Со своим импровизированным щитом в руках капитан бросился на Тейлора и выбил у него из рук пистолет; тот залетел под койку. Несколько раз ударив Тейлора щитом по лицу, он на время обезвредил его, но оставались еще двое. Придя в себя Стюарт полез за оружием, но капитан настиг его вовремя, выбив ногой автомат и сломав умелым броском через себя ему руку. Тот, стонущий от боли, впечатался в стену, обрушив полки с инвентарем. Но новая опасность не заставила себя ждать: чуть оклемавшись, Алекс набросилась на капитана с ножом и боевым криком. И они сцепились в рукопашной. Засияла в руках Алекс свистящая на ветру сталь: она была отличным ножовым бойцом. Руки капитана быстро оказались усыпаны красными с подтеками порезами. Отскочив, он схватил стул и швырнул его ногой в ноги Алекс. Сделав рывок в сторону капитана и застряв ногами в ножках брошенного в нее стула, она рухнула на пол. Это дало капитану возможность выбить ногой нож из ее руки, а второй ногой вырубить самую Алекс точным ударом в челюсть.