Дожить до рассвета

– Возможно, однажды не спасет. Лучше заранее сохраниться.

– Возможно, однажды он перестанет меня затыкать, – отозвался тот, сгребая со стола забытые свитки. А затем, добавил косовато: – Все они перестанут.

– Только без революции.

– Сказал Рафаэль! – фыркнул Михаил.

– Не лучшее сравнение, – возразил он, снова по привычке присев на край подоконника. – Как минимум, я был не один, а других это не касалось. Начальство не всегда благосклонно.

Михаил подобрал последний чертеж, вскинул голову, сдувая с лица непослушную прядь, и свысока оценив порядок в зале, придвинул на место, зацепившись носком сапога за ножку, последний стул.

– Возможно, мне тоже стоит обзавестись другом на стороне, – усмехнулся он, сминая бумагу в букет измучанных вееров. Вздохнув, посмотрел на друга, поджал губы, вскинул брови, и, всучив как ни в чем не бывало собранный мусор, хлопнул того по плечу: – Привет ему.

Едва не покачнувшись от такой дружелюбности, Рафаэль улыбнулся, проводил его взглядом до дверей и уставился на «подарок».

Сжечь? Жаль. Мгновение – по воздуху, закружившись изящной невесомой лентой, полетели хрупкие мотыльки. Холод посеребрил им тонкие крылышки. Замерзшие пальцы подтянули пыльник, пригладили складку. Время возвращаться. Время.

Глава 2

Солнечные зайчики скакали по стеклу ваз, прятались в капельках воды на листьях. Дом окутала полусонная тишина. Я выпуталась из пледа и вышла в коридор. Все двери были заперты, на стук никто не отзывался. Спуститься оказалось тяжелее, но вопреки опасениям, и лестница, и ковер, и даже кости остались целы. Высокая арка впустила меня в гостиную. По габаритам она превосходила все ранее виденные комнаты. У стен теснились огромные книжные шкафы, один угол, как горбатый кривоногий дракон, охранял рояль цвета жаркой безлунной ночи, другой – состарившийся до сыпучих тещин в кирпичах камин. На диване за кофейным столиком расположился Азар. Перед ним лежали какие-то бумаги разной степени древности, которые тот увлеченно изучал. Не смотря на неподдельный интерес к делу, мой приход не оставили незамеченным.

– Какие люди. Тебе чего?

– А где Рафаэль? – спросила я, прижавшись к углу арки, будто она могла оказать хоть какую-то поддержку.

– Да его ещё ночью вызвали по какому-то срочному де-твою ж! – Азар схватил салфетку и промокнул чернильное пятно. Я перебрала все возможные темы для продолжения разговора, забраковала их все и, все еще цепляясь за лаковую древесину, чуть слышно предложила помощь.

– Помочь? – оценивающий взгляд старшего прокатился по телу прохладной волной. – С чего бы?

– Ну, – я поджала губы. Действительно, зачем люди вообще сотрудничают? И толку сейчас от девчонки, которая, можно сказать, вчера только на ноги встала? Однако какая-то шибко альтруистичная часть меня замолкнуть не разрешила. – Просто подумала, что Вам будет легче…

– Подумала она, – фыркнул тот, комкая неудачную страницу. Жалобный хруст бумаги скрасил молчание. Мятый шарик полетел в камин. Азар размял пальцы, вздохнул, снова глянул на меня и кивнул на место рядом с собой. – Ладно, валяй. Только смотри, испортишь…

– Перед Вами аккуратность во плоти! – можно было наконец пройти дальше порога и примоститься на краешке дивана. Наши локти случайно соприкоснулись. Я вздрогнула, кашлянула и поспешно прижала руки к ребрам. Рукав зацепил ручку, и та упала на колени, оставив на юбке синюю полосу.

– Оно и видно, – сказал Азар, но, заметив красные следы на щеках, сжалился: – Начальство с тобой. Запоминай, значит. Это, – он показал на ветхий, пожелтевший от времени сборник, – ноты. Старые совсем, долго не сохраню. Нужно перенести в новую тетрадь один в один как в оригинале. Вот.

Азар положил передо мной чистый линованный лист. Мы принялись за работу. Писать было не удобнее, чем засыпать в постели Прокруста с горохом под лопаткой и котом у носа. Совершенно непонятно, под каким углом держать стержень, куда деть лишние пальцы. Я украдкой изучила положение кисти соседа и попыталась повторить. Выходило все еще как у пьяной курицы в преддверии девятого вала, но хотя бы бумага перестала скрипеть. Молчание тем временем выкрутило чувство неловкости на максимум, от стеснения уже начинало подташнивать.

– А можно глупый вопрос? – спросила я, в поисках хоть одной причины для глубокого вдоха.

– А давай лучше умный.

"А давай без давай", – подумалось мне, пока подбирался более вежливый ответ.

– Зачатки наглости есть. Это радует.

Мы посмотрели друг на друга. Бледная маска безразличия на секунду треснула, обнажив игривое самодовольство. Очень смешно. Что еще интересного он успел узнать? А в конце концов, чего стоило ожидать в такой компании?

– А мысли читать нехорошо.

– А мне не положено быть хорошим, – Азар отложил ручку, немного подул на листок, подложил промокашку и перевернул страницу. – Так чего спросить хотела?

– А зачем Вы сами все это пишете? В смысле, разве, ну, – в голове каруселью завертелись варианты подходящих слов, – таким как… Вам обязательно заниматься всякими бытовыми вещами?

– В этом мире вообще мало что обязательно, если хочешь знать. Просто, как тебе, ребенку объяснить? – он откинулся к спинке дивана и задумался. В темных изумрудах блеснул и тут же захлебнулся солнечный луч. – Когда живешь уже не одну тысячу лет, надоедает быть всемогущим, всеведущим, да и в целом быть. Хочется найти какую-то отдушину, что-то простое, человеческое, пусть и бесполезное в глобальном смысле.

– Для Вас это музыка? – голос спустился до шепота в страхе спугнуть откровение.

– Ага. Конечно, во все времена она была разная, но всегда несла в себе что-то родное. Она как препараты – лечит и может вызвать привыкание. А какой восторг, когда люди придумывают новые инструменты! До сих пор помню, как взял в руки свою первую скрипку. В веке шестнадцатом это было.

– В 1529 году

, если быть точнее, – поправил мягкий голос.

– Рафи! – просиял Азар. – Не замучали тебя?

– Не успели, – отозвался тот, бросил на подоконник шелковый пыльник, облокотился о спинку дивана и склонил голову, разглядывая ворох ветхой макулатуры. – Что пишете?

– «Ария» Баха. Рассыпается совсем. Ли решила помочь. А та скрипка, кстати, долго держалась. Хороший мастер этот Анрюха.

– Не слушай его, – подмигнул мне Рафаэль. – Антонио он нахваливал чаще.

– Ясное дело, он же учеником Кольки был. Да и брал я у него уже сам. Но на запястье то струна от твоего подарка. И живая, главное, до сих пор.

– Ну, если сравнивать ее с мастером или твоей верой в новые бренды, то да, пациент скорее жив, – усмехнулся Рафаэль, потрепал меня по голове и спросил: – Еще не завтракали?

Азар моргнул.

– А ее нужно кормить?

– Ох, уж эти человеческие штучки, – деланно драматично вздохнула я.

Столик заняли кружки с чаем и тарелка, на которой небольшой горкой лежали бутерброды с колбасой и сыром. На мгновение меня заморозило недоумение. Никто не принес ни приборов, ни салфеток, ни даже колокольчика. Как нужно было понять, что теперь-то можно есть? Старшие тем временем все говорили и говорили о чем-то, известном лишь им:

–…Сказал, атома нашего там не будет, ибо ему, знаете ли, пространства жалко, да бедняжки-подчиненные перепугаются. А честно ли, что только одна сторона артефакт бережет, – никого волновать не должно. Начальство, мол, одобрило. Так Миша с ним едва не поругался.

– Ну, отчасти он прав, – сказал Азар. Отпил чай, сглотнул так, будто пробовал давно забытый или вовсе новый деликатес, сморщился и оставил кружку. – Валя даже к нашему хранителю на ровном месте придирается, а так еще жарче будет.

– Главное, чтобы нас эти выборы не коснулись, – поглаживая фарфоровый ободок кончиком длинного ногтя, произнес Рафаэль.

– Не переживай, золотце, мы – те еще кретины, – с неожиданной заботой успокоил Азар. – В их глазах, по крайней мере. Да и неприкосновенность никто не отменял. Мелочь, ты чего сидишь? Горячо, разве?

Последняя фраза прилетела в мой адрес. Я помотала головой, убрала руки с коленей и все-таки ухватила кружку за ручку.

После завтрака мне вручили колючку на палочке, которую нормальные люди называют расческой. По задумке, она должна помогать с волосами, но ситуация стала только хуже. Кудри просто спутались в один большой клок, а часть и вовсе намоталась на агрегат. Рафаэль некоторое время наблюдал за моими мучениями, но в конце концов не выдержал.

– Давай помогу, – он взял расческу, смочил под краном и принялся распутывать клок. – Они у тебя сами так вьются?