Тайна герцога

Иоганн показал на подпись на бумаге, сделанную рукой самого герцога.

Шешковский взял бумагу и понес к Ушакову.

Иоганн и Митька, оставшись одни, посмотрели и узнали друг друга.

XXX. Поджигатель

Шешковский вошел в кабинет Ушакова и подал ему принесенную Иоганном бумагу от герцога. Ушаков прочел надпись на адресе и, увидев, что она была сделана рукой герцога, высоко поднял брови и значительно поджал губы. Затем он осмотрел печать и, только убедившись, что она была цела, вскрыл ее.

Пробежав глазами бумагу, Ушаков вдруг вскинул голову и, прямо поглядев на Шешковского, спросил:

– Бумагу эту принес сам Иоганн?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Знаете ли, в чем тут дело? Его светлость герцог Бирон посылает к нам своего немца для того, чтобы он присутствовал при допросах.

– Как вы изволили сказать? – переспросил Шешковский, думая, что ослышался.

– Чтобы Иоганн присутствовал при допросах в Тайной канцелярии! – повторил Ушаков и, встав, заходил по комнате, заложив руки за спину.

– При всех делах? – снова спросил вконец изумленный Шешковский.

– Пока еще только по делу о пожаре этого дома на Фонтанной.

– Ну что ж, ваше превосходительство, отлично можно и при нем розыск учинить, тем более что сегодня утром нашли и привели поджигателя.

– Поджигателя?

– Да, на которого есть улики, что он поджег этот дом; так его можно будет допросить и при немце.

– А кто поджигатель?

– Какой-то неизвестный человек, я еще не видал его. Одно только неприятно – сидеть рядом с лакеем Бирона!

– Позвольте, сударь! Иоганн в данном случае – не лакей, а доверенное лицо его светлости герцога Курляндского, как бы представитель его персоны. А если его светлости угодно, чтобы его представляло лицо лакейского звания, так в это мы входить не можем.

И они оба рассмеялись.

– Тут есть одно осложнение! – сказал Шешковский. – Иоганн ворвался без доклада, со словами: «по повелению герцога», а у меня в это время сидел Жемчугов.

– Ну, так что ж?

– Иоганн через своих людей давно приглядывается к нему и ко всей его компании и даже поручил двум своим наблюдать за ним.

– Уж не Пуришу ли с Финишевичем?

– Так точно, ваше превосходительство, им!

– Я думал, что они там умнее! Ну, что ж, ведите сюда немца, а Жемчугову скажите, чтобы он подождал у вас, пока я позову его.

Шешковский отворил дверь из кабинета Ушакова в свою комнату и позвал Иоганна, сказав ему, что «генерал его просит».

Иоганн в своих больших синих очках вошел, важно закинув голову, и поклонился Ушакову. Тот в свою очередь ответил ему учтивым поклоном и проговорил по-немецки:

– Честь имею кланяться моему новому сослуживцу.

Иоганн не нашелся сразу, что ответить, и ухмыльнулся только, пробурчав:

– Очень рад!

Ушаков отлично знал этого Иоганна и его недоверие ко всем русским вообще и даже к большинству немцев, когда дело касалось интересов герцога, которому он служил. Кроме того, ему было известно, что Иоганн – ему неприятель, и потому он следил за ним.

– Какая счастливая мысль, – сказал он немцу, – пришла вам в голову присутствовать при розыске по делу об этом пожаре! Вероятно, это дело особенно интересует его светлость?

– Его светлость интересуется тем, что слишком много пожаров! – сказал Иоганн.

– А этой молодой девицей, которая была в якобы заколоченном доме?..

– Но это, кажется, начинается мне допрос? – проговорил немец, не желая сдавать позицию.

– О, нет! Я так только, для пользы дела!.. – сказал Ушаков. – Позвольте же мне познакомить вас с моими служащими, – и с этими словами он вывел Иоганна назад в комнату Шешковского, представил его немцу как своего секретаря и, показав на Митьку Жемчугова, добавил:

– А это – мой агент!..

– А-а! – удивился немец. – Я не знал, что господин Жемчугов – один из агентов вашего превосходительства!

– К сожалению, – ответил Ушаков, – я не могу вас, в свою очередь, титуловать по чину, так как, насколько знаю, вы никакого чина не имеете. Но вот что я вам скажу, мой добрый господин Иоганн: нет ничего мудреного, что вы не знали моих агентов, ну, а теперь как вошедший официально в розыск можете узнать их. Весь этот разговор совершенно не нравился Иоганну, и в особенности не нравилось открытое признание Ушакова, что Жемчугов – его агент.

– Не начнем ли мы сейчас допроса? – спросил Иоганн.

– Отчего же? Мы можем сделать сейчас предварительный беглый допрос здесь! – согласился Ушаков, потянул носом табак из табакерки и сказал Шешковскому: – Распорядитесь!

Пока послали за арестованным, Шешковский сделал краткий доклад о том, как нашли этого арестованного в подвале сгоревшего дома. Наконец, двое часовых ввели «поджигателя» в комнату, и Митька сейчас же узнал в нем Соболева, хотя тот почти вовсе не был похож на самого себя. Его платье превратилось чуть ли не в лохмотья, подбородок оброс щетиной, волосы были спутаны, а глаза разбегались и не могли остановиться. По его взгляду трудно было даже понять, узнал ли он тут кого-нибудь или нет.

Прежде всего положение выходило глупое, потому что Жемчугов разыгрывал в каземате с Соболевым такого же схваченного, как и он, Тайной канцелярией человека, а тут вдруг он, Митька, сидит за столом вместе с чинящими допрос.

Но ведь невозможно было предположить, чтобы именно Соболева нашли в подвале сгоревшего дома и привели к допросу как поджигателя.

Шешковский понял тоже и глупость, и неловкость положения, и главное – опасность его.

Ушаков сидел с равнодушно-бесстрастной улыбкой и, вероятно, ничего особенного не испытывал, потому что едва ли мог запомнить Соболева в лицо, а если и запомнил, то, во всяком случае, отлично скрыл это.

Немец Иоганн пристально вгляделся в Соболева и вдруг проговорил:

– Да ведь это – тот самый молодой человек, который вскакивал ко мне в лодку.

Иоганн был так поражен, что произнес эту фразу даже по-русски и не хуже, чем это сделал бы любой немец, владеющий русским языком.