– Мы так не договаривались, – забеспокоился Яром.
– Заткнись, чтоб тебе Чер-Тую пятки лизать. – Осерчал Седобород. – Речь не о споре вашем глупом, а о более серьезных вещах. Наковальня, кто же тебя речами такими сманивал?
– Одеты были как хундустанцы. Только, думается мне, не они это были. Чтобы хундустанец секрет стали выболтал, – не бывать такому. Он себе язык откусит, а секрета не откроет.
– Сдается мне, – заметил Лад, – не мы одни такие были.
– Что ты имеешь в виду? – Спросил М. Уолт.
– А ведь он прав. – Комер-сан стер с лица улыбку, и все заметили, как стар купец знаменитый. Морщинки под глазами сетью легли. В уголках губ опущенных вся печаль мира собралась. – Не к вам одним подходили.
Тут призадумались все. Да, хорош Посад для многих. Но и недовольных хватает. Среди таких найдутся готовые все отдать ради звона монет, ради славы мирской, ради удачи в делах торговых. Кого тщеславие подведет, кого жадность, а кого обычная человеческая глупость. Среди нечисти тоже всяких хватает. Хоть и держит Сичкарь болотный ораву свою поганую в кулаке железном, хоть и взирает на них с трона, из пня вековечного дуба да из костей непокорных демонов сделанного, сам Чер-Туй окаянный, но и среди этой братии есть недовольные, мечтающие о куске пожирнее.
– Значит, вот как выходит, – зловеще улыбнулся М. Уолт. – Полон Посад шпионов, а мы сидим здесь и речи праздные ведем. Завтра же соберу отряд контрразведки. Донд, будешь главным в отряде. Все инструкции – завтра утром на общем сборе.
– Погоди, М. Уолт, не руби с плеча. Про отряд ты хорошо смекнул. Только Донд нам для другого дела понадобится. – Седобород посмотрел на Зуба и Комер-сана, те головами закивали. – Вот что, Лад, – обратился вдруг дед вредный к купцу молодому, да уже седому. – Про поход свой дальний не забыл?
– Нет. Как же такое забудешь? С того похода все и началось.
– Да не про тот поход спрашиваю, – осерчал старик. – Про новый, в тайне который придумали вы с Дондом.
Покраснели тут оба названных. А у Гадины глаза расширились. Встала она с лавки, руки в бока стройные уперла и уставилась на мужа.
– Втайне хотел удрать?! О чем ты головой седой думал, а?
Заголосила она, и слезы по щекам ее потекли.
– Ты это… вот что… – Растерялся Седобород. И не он один! – Прекрати слезы лить. Слышь, кому говорю!
Гадина всхлипнула.
– А чего он, чурбан неотесанный, от жены любимой бежать собрался?!
– Да не от тебя! – Вскочил Лад. – Прекрати плакать. Позоришь меня на людях.
Гадина быстро смахнула слезу, оглядела всех и на место уселась, будто и не было сейчас ничего. Только Ладу шепнула:
– Дома мы поговорим, дома. – И улыбнулась Седобороду. – Так о чем ты говорил?
– Я? Ах да… о чем же? А, о походе… Гадина, не смотри на меня так. Лад не сбежал, чего же тебе еще надобно?
– Чтобы вы мужа моего в покое оставили. – Прощебетала она мило.
Комер-сан благоразумно молчал. Зуб в сторону смотрел. Остальные потолок разглядывали. Седобород обвел всех взглядом и понял – объясняться с Гадиной предстоит именно ему.
– Он у тебя, чай, не лисенок ручной. Своя голова на плечах есть, – начал Седобород, но, заметив, что Гадина опять вот-вот пустит слезы в ход, осекся. – Послушай, женщина… Лад, чтоб тебе пусто было, успокой жену свою!
– Ну уж нет. Ты задел ее, тебе и ответ держать.
Засмеялись тут все, с облегчением вздохнули. Седобород нахмурился грозно и… рассмеялся вдруг звонко. Одна Гадина не смеялась. Сидела, губки надув, и по сторонам глазками стреляла.
– Ох, уморили.
Отдышался дед, вытер слезы в уголках глаз и сел возле жаровни, на посох длинный оперевшись.
– Теперь к делу вернемся. Надумал Совет посадский своих послов снарядить.
При словах таких все утихли вмиг.
– Да, коль бить врага, так его оружием. Лад, ты возглавишь посольство Посадское. Донд, если М. Уолт не возражает, с тобой пойдет. И гоблина уважаемого о том же прошу. А вот как Наковальня решит – идти ему с вами или нет, – так и будет.
– Пойду, – вздохнул Наковальня. – Куда ж они, дети малые, без меня денутся?
– Мне с ними идти? – Дрогнувшим голосом спросил Яром. Душа его в пятки ушла при мысли, что и ему доведется в этот раз опять все тяготы похода дальнего испытать.
– Нет. Ты в Посаде останешься. С М. Уолтом займетесь контрразведкой. Твои дружинники на виду действовать будут. Молодчики М. Уолта – тайно. Они в деле таком мастера великие. О дальнейшем договоритесь сами…
До глубокой ночи затянулось собрание у Седоборода. Посольство решили отправить в начале осени. Гоблин, пошептавшись с Комер-саном, обещал известить обо всем Сичкаря Болотного. Пускай нечисть внимательнее в лесах будет. М. Уолт и Яром обсуждали создание отряда контрразведки. Яром от гордости дулся. Дружина его не только для поля брани оказалась нужна, но и во внутренних делах Посадских пригодилась.
Комер-сан и Зуб сговорились купцов знатных, не один десяток лет на земле Посадской крепко сидевших, предупредить обо всем. Им спокойствие Посада как жизнь собственная.
– А куда посольство пойдет? – Спросил вдруг М. Уолт.
– В страну, за звездными туманами.
– К Макди, значит, – глаза М. Уолта сощурились.
– Ты все понял? – Комер-сан хитро на него посмотрел.
– Теперь да. – Ответил М. Уолт и взглянул на Донда.
Тот чуть заметно головой кивнул. Никто не заметил. Один Седобород видел.
Пока мужики дело обсуждали, Гадина в кладовой Седоборода порылась и нехитрый ужин на стол собрала. Ветчина холодная, зелень всякая, пару курей жареных и чашка икры осетровой – гостинец от купцов итайских. Гоблин бочонок пива выставил. Но больше всего раздразнил аппетит у собравшихся хлеб посадский. Как только разломила Гадина каравай в обхват величиной, поплыл по избе аромат пшеничный. К хлебу белому достала она из-под лавки горшок меда лесного. Тут всех голод дикий схватил. Набросились все на еду, а когда заморили голод, стали вкушать с удовольствием. Даже Комер-сан, избалованный кухней изысканной, и Зуб, на веку своем разносолов повидавший, и те хлеб посадский с удовольствием уминали. Гоблин сперва на ветчину набросился. А когда обглодал окорок огромный, икоту задавил кружкой пива, тоже хлеб с медом есть стал. Ел, крошки ронял да приговаривал:
– Хлеб белый, мед лесной, буду я теперь большой… ммм… Дикий мед, пшеницы дух, буду есть теперь за двух…
– За троих все уминаешь! – Усмехнулся Яром, облизывая с пальцев мед прозрачный.
– А тебе жалко, да? – Обиделся СэрТумак.
Гадина подала ему еще хлеба, и обида Сэра Тумака растаяла. Облил он ломоть медком и улыбнулся ей.
Всем богат был Посад, славой торговой известен, а теперь и славой военной. Всяким товаром похвастать мог. Своего – склады трещат, чужого – тысячи возов под навесами стоят. И чего только здесь нет! А чего нет, не беда, купцам слово молви, пройдет время и появится.
Да, известен Посад. И не малую толику в известности той составляет слава хлеба Посадского. Ароматный, нежный, сам во рту тает. А если его медком полить да молочком парным запить – тут кто хочешь голову потеряет. Изысков в Посаде всегда хватало всяких и на любой вкус. Кто хочет осетра – пожалуйста, крабов заморских – бери корзинами, фрукты, овощи – всего вдоволь. Из разных земель товар такой шел. А вот хлеб и мед были свои, посадские. Были свои, а стали известны во многих землях дальних…
Глава 3