Стартап

– Но ты бы ничего не заработал!

– Раз в жизни можно поставить всё на одну лошадь.

Горелик задумался, Лазар внимательно смотрел на него.

– Когда я должен возместить половину расходов?

– Когда установка начнёт приносить прибыль. Расходов будет ещё много, настанет и твоя очередь тратиться. Но сейчас ты можешь возместить мне расходы на твои билеты первого класса по маршруту Нью-Йорк-Мадрид.

– Почему Мадрид? Мы же летим в…

– Потому, что установка плывёт в Испанию, и ты будешь её там встречать. Ты сможешь изобразить отчаянье от того, что твоё имущество утонуло незастрахованным?

Горелик хмыкнул.

– Дальше ты с горя напьёшься…

– Сэм! Я больше не пью!

– …дальше ты с горя напьёшься, и полетишь в Амстердам, развеяться, тут уж, прости, эконом-классом. Там ты погуляешь пару дней, и отправишься в Хельсинки. Купишь тур в Санкт-Петербург, на матч чемпионата Европы по соккеру, я буду ждать тебя уже там.

– Прямо по-шпионски, как-то.

– Питер! Тебя, как носителя гостайны, ни в Россию, ни в Белоруссию напрямую просто не выпустят. А так – проскочишь.

Горелик вздохнул. Немного помолчав, спросил:

– Как ты думаешь, рекламодатели за эти три года про нас не забыли?

– Помнят, и очень хорошо помнят! У них сейчас жуткий кризис: американские обувщики, шведские одёжники, да много кто ещё, они же под китайскими запретами, им нужна реклама, как воздух, необычная реклама, сногсшибательная! Они аж подпрыгнули, когда я им позвонил и напомнил о нашем стартапе. По дороге в аэропорт я тебе вкратце расскажу. А ты, как бывший банковский работник, подумай, как нам легально получить от них деньги. Остров Мэн?

– Я придумаю. Это не Бином Ньютона.

– Ну, что, я заказываю фургон?

– Зачем?

– Как – зачем? А коробки, вещи?

– Это – не вещи, это рухлядь, скарб. Вот чемодан с самым необходимым, и этот, с папиными бумагами. А остальным – пусть подавятся.

Горелик осмотрелся по сторонам, махнул рукой и вышел в дверь.

Уже в машине Питер спросил:

– Сэм, я забыл спросить: ты не боялся, когда подменял коробки?

– Чего я должен был бояться?

– Они же всё увидят на записи с камер!

– Камеры, Пит, сломались ещё в обед.

7.

Как он оказался в Санкт-Петербурге, Питер помнил слабо. Пить Горелик начал ещё в Испании, сразу после выхода из офиса страховой компании. Пил в самолёте по пути в Амстердам, пил в квартале Красных фонарей. В кофе-шопе он загладил кекс с марихуаной отборным голландским нефильтрованным – и всё, провал: кто-то нёс его чемодан; кто-то вёл под ручки на посадку в самолёт; кто-то встречал в Хельсинки, сажал в такси, а затем в туристический автобус; в автобусе какие-то весёлые финны приняли его за русского и накачали пивом; кто-то предъявлял его документы на границе; кто-то (уже в Петербурге) вёз его в микроавтобусе на Московский вокзал и сажал в СВ «Красной Стрелы». Кто все эти люди? В поезде он вырубился окончательно.

Путешественник очнулся на перроне Ленинградского вокзала после того, как его в третий раз спросили на английском:

– Мистер Горелик?

– … Yes.

Спрашивающий перешёл на русский.

– Моя фамилия Иванов. Я сопровожу Вас в гостиницу, а потом – на Белорусский вокзал, до поезда на Минск. Отправление – в 19.53.

Питер вымучил улыбку и произнёс:

– У Вас очень редкая фамилия.

Встречающий улыбнулся в ответ и сказал:

– Я рад, что в столь долгом и бурном пути Вы не растеряли чувство юмора.

– По мне видно, что путь был бурным?

– Да. Вам не мешает освежить себя и костюм. Всё это можно будет сделать в гостинице. Пойдёмте. И наденьте, пожалуйста, маску – сейчас в Москве подцепить коронавирус проще, чем триппер в Амстердаме.

Несмотря на утренний час, город уже увязал в извечной пробке. Автомобиль подолгу стоял на светофорах, разгонялся и снова тормозил; вместо обещанных навигатором одиннадцати минут ехали уже больше получаса. Питер не отлипал от окна: он не был в Москве больше тридцати лет. Старый город умирал, без боя уступая позиции неотвратимо наступающим стекло-бетонным гигантам-уродцам. Впрочем, когда машина свернула на Тверскую, на которой, к удивлению, было свободное движение, Горелик начал узнавать Москву своего прошлого.

Микроавтобус подкатил к оперативно открывшемуся шлагбауму, плавно подъехал ко входу и остановился. Пассажиры вышли из машины по-разному: Иванов бодро выпрыгнул и успел подхватить Питера, чьи ватные ноги, давно не чувствовавшие твёрдой земли, едва не подвели его.

Горелик вновь попытался пошутить:

– Однако, гравитация здесь такая же, как и везде, и совершенно не изменилась, в отличие от города.

Иванов снова легко улыбнулся, не склонный к научным диспутам, взял чемодан гостя и рукой предложил следовать за ним. После кондиционированной прохлады в салоне автомобиля Москва, с её летней бетонной духотой, ударила по больной голове Горелика с силой голландского кексика. Он снова покачнулся. Город его детства – сырой, дождливый и слякотный, вечно пасмурный и тоскливый, весь из серых депрессивных домов, канул в лету. Перемены грандиозные, и Питер не был к ним готов, а к жаре – тем более. Неуверенной трусцой он последовал за Ивановым, перед которым услужливо распахнулись двери.

Родившийся в Москве, хоть и понауехавший, Горелик никогда не был в «Национале». Неожиданное великолепие холла оглушило Питера, мощная роскошь заставляла благоговеть. Среди этого сияния обострённое обоняние, многократно усиленное длительной пьянкой, поверх запахов гостиницы, богатых постояльцев и элитного кофе, распознало знакомый парфюм. Горелик закрутил головой, и в углу увидел небрежно-элегантно развалившегося в кресле Лазара: даже под медицинской маской было видно, что тот улыбается.

– Сэмми!

– Питер!

Горелик со всех ног бросился к другу. Лазар предупреждающим жестом остановил Питера:

– Никаких обнимашек. Только рукопожатие. Соблюдаем ковид-протокол.