Сотрудник инквизиции. Осатанелый город

– Ого!

– Вот то-то и оно! Вы, говорит, не подскажите, как оно, тут, у вас. Это он к Гансу, так. Словно к благородному. Ганс, про себя, подумал, что кто, из соседей ненароком подошел. Глядь – нет никого рядом. А, этот опять: «Вы не скажите, как в трактир пройти?» Ганс крутился, крутился, по сторонам – нет никого. Скажи, Ганс?!

Крестьянин, которого Юрген встретил у входа в деревню, энергично закивал.

– Точно! Все так и было. Оборачивается, ко мне, словно я не один, а кругом еще кто-то есть. Я весь вспотел. Он как ушел, я сразу – к Клаусу.

– Собрались мы возле Вальтера. Видим – идет. Не осенил себя и сразу: «Здорово!» Мы его связали, конечно.

– Конечно.

– Послали за фогтом. А, до утра, в сарае у Клауса заперли.

– У меня! – Подал голос, заросший черной растопыренной, как веник бородой мужик.

– Поставили стражу.

– Два моих сына, всю ночь охраняли.

– Утром хватились – нет, никого. Ворота на месте, замок на месте, крыша целая, а в сарае – никого!

– Может, подкопался? – Высказал разумную идею Войтеховский.

– Во-первых, подкопа не могло быть. У Черного Клауса, сарай на подмуровке стоит. Во-вторых, он связанный был, и вещи его там лежали, до начала следствия. Ни веревок, ни вещей, ничего не осталось. Испарилось, словно.

– Мои хлопцы глаз не сомкнули. Две собачки с ними были, и Клаус Пастух своего волкодава навязал.

– Собаки не лаяли, парни не спали. Утром фогт приехал. Открываем – пусто.

– Что фогт сказал?

– Ничего не сказал. Послал за преподобным отцом Готвальдом. Тот приехал, почитал молитвы и сказал, что будет писать в инквизицию. Дело это, он говорит – темное. Тут нужен человек, разбирающийся в подобных делах. Ждем теперь комиссара или самого инквизитора.

– Несовместно с высокой должностью, инквизитору по деревням мотаться.

– Это – как сказать. Тут еще случай был на дороге к Кахлерхугелю.

– Ну-ну!

– Проезжал там рыцарь фон Трокен-Кляйневайс. Достойный человек, хоть, по договору, остался в подчинении курфюрста. Так вот! В тот же день, брат, из Святой девы Марии, вез солод, пивовару Гансу Веселому. Смотрит: ходят по дороге рыцарь и его свита, как неприкаянные. И, все – без штанов. Брат Бенедикт ненароком подумал, что на них наскочили лихие люди и раздели. Потом, подумал, что они отбились, но с перепугу наложили в штаны и теперь вытряхиваются. Оказалось – не то!

– Не то?

– Не то, господин бакалавр! Они поведали брату, что у них отшибло память. Говорят, что ехали-ехали, а потом, словно гром небесный грянул и память у них начисто отшибло.

– Бывает.

– Бывает, то бывает. Только странность в том, что очнулись они без штанов и все побитые.

– Так, ведь – гром грянул.

– Только побитые они, очень рукотворным способом. У кого нос переломан, у кого – ребра. И, у всех абсолютно – фингалы под глазами, будто они с врагом сходились, не обнажив оружие, а на кулаках, как люди незнатного состояния.

– Вот это странно.

– У фон Трокена, ко всему прочему, яйца посинели и опухли. Словно его лошадь копытом лягнула. Рыцарь, тут же, на дороге, принял обет: дойти до ближайшей церкви пешком и покаяться в грехах ее приору.

Юрген Войцеховский проснулся в тесном сарайчике, наполовину забитом свежескошенным сеном. Сено было удивительно мягкое, потому, что это была трава не с основного укоса, а та, что сушили, когда окашивали межи и ограды. Он потянулся за трубкой, потом высек искру на трут и раскурил ее. Вчера, когда ему было предложено, с почетом переночевать в доме старосты, Юрген заявил, что человек он склонный к табакокурению и боится, что спалит дом, ненароком. Поэтому, желает переночевать в безопасном месте, желательно на сене, поскольку клопы не переносят запах полевых трав. Шеффены отнеслись к этому с глубоким пониманием, а Рыжий заявил, что он вообще спит на сене до холодов, так, как клопов не переносит из-за того, что уродился с тонкой кожей.

Трактирщик отвел его в этот сарайчик и пожелал господину бакалавру приятного сна. Потом пожелать приятного сна, знатному гостю пришла хозяйская дочь, но бдительный Вальтер, погнал ее в дом, заранее припасенным колом. Когда пожелать спокойной ночи пришла служанка, Войтеховский послал ее кувшином вина, а потом предложил поведать младой деве несколько душеспасительных историй.

Теперь, служанка тихо посвистывала носом у него под плащом, ее полные белые икры оставались открытыми. У бакалавра искусств, мелькнула мысль, что отправляясь на свидание, она могла, хотя бы выковырять грязь между пальцами.

– Но нет! С этим ничего не поделаешь – эпоха! – Пришел он к заключению и отправился наружу вытряхивать трубку.

Вернувшись, он хлопком по заду, пробудил деву ото сна и отправил на работу. Сам же завернулся в плащ и, как положено ученому человеку, проспал до полудня.

Перед отправкой в дорогу, магистр съел, только, две миски похлебки, которые, в этот раз, были заправлены салом, щедрее, чем вчера, и стал расплачиваться с хозяином. Торговались они долго. Бакалавр пытался всучить Вальтеру итальянские сольдо, но тот знал толк в деньгах и требовал баварские крейцеры. Сошлись на имперской денежной системе. Юрген, в качестве компенсации в разнице курсов между баварской и итальянской валютой выторговал еще кувшин вина, который перелил во флягу. Расстались они весьма довольные друг другом. Вальтер оттого, что такой ученый господин вел себя, с ним, запросто. Юрген был доволен, что первые сутки его пребывания в этом мире, прошли в дружественной и приятной обстановке.

Обстановка в наблюдательном центре объекта «39—1658» была нейтрально-возвышенная. Только госпожа Тауберг была настроена на змеиный лад. Она, в принципе соглашалась с коллегами, столпами мировой исторической науки, по поводу противоречий в общественном укладе вселенной «39—1658», но уже, не сходя с места, копала Войтеховскому ямку.

– Не понимаю, куда он направляется. – Шипела она. – По диспозиции, он должен был идти в Регенсбург. А, он куда завернул?

– Ничего страшного. Выправится. В ту эпоху, прямых путей не было. Назад ведь не повернул. – Успокаивали ее.

– А, почему он на запросы не отвечает. Серьгу связи, из уха вынул.

– Возможно, на то есть причины.

– В целом, все идет нормально.

– Нормально говорите?! А, мне показалось, что перед тем, как положить прослушку в карман, он плюнул в микрофон.

– Ну, что вы! Не может такого быть!

– Точно плюнул! А, его безобразное поведение?! Девица – эта?! Несчастное дитя! Мы сможем, по возвращении, привлечь его к ответу, за педофилию?

– Это вряд ли. Местных законов он не нарушал. Все было по взаимному согласию.

– Этой девочке, на вид – не больше пятнадцати лет.

Кавендиш тяжело вздохнул.

– Послушай, Ипполита. Там замуж, в двенадцать, тринадцать лет выходят. В пятнадцать, по двое детей имеют. В Италии и Франции, среди горожанок трудно найти девственницу старше десяти лет. Даже если бы он ее изнасиловал, то не поколебал бы местных моральных устоев. В те времена был такой негласный закон: если деревенская девица позволяет себя догнать, это означает согласие. Он ведь, по легенде, у нас – литовский шляхтич. Ему, по общественному статусу, положено с поселянками баловаться. Программа безопасности никаких нарушений не зафиксировала. Если бы он переступил черту, сработала бы система защиты и все! Его бы укололи и эвакуировали, для разбирательств, на месте.

– Нет! Все-таки он полностью потерял ориентацию. Ну, скажите, куда он опять поворачивает? – Взорвалась Ипполита, тыкая толстым пальцем в монитор.

После полудня, Юрген Войцеховский, сорокалетний доктор истории, а по легенде – тридцатидвухлетний школяр, не закончивший полный курс наук, ни в одном из университетов Европы, узрел вдали крепостные башни.