Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков

Снаружи раздался пронзительный крик:

– Засада!

После этого, у Васи Волоховича, не осталось никаких сомнений, в реальности разворачивающегося сражения, и он пустил, в пугающий полумрак, еще одну очередь.

Капитан Одиноков, в коротком броске, достал его. навалившись, прижал автомат подчиненного к земле, но было поздно. Трое оставшихся автоматчиков уже осатанело палили, короткими очередями в разные стороны, отбиваясь от нападения.

Снаружи, участники рейда, после взрыва и первых выстрелов, залегли, упав в жидкую грязь. Причем, никого уже не тошнило. Вонючая жижа, сразу, стала родной и близкой. Второй взрыв и последовавшая, вслед за этим, стрельба, не оставляли сомнений, что их товарищей сейчас убивают.

Старший сержант Пшеничный, который весь день поддерживал себя в тонусе, совершая короткие вылазки в ближний к управлению магазин, понял, что его час настал.

– Засада! – Крикнул он, передергивая затвор автомата.

Звук щелкнувшего затвора, взбодрил растерявшуюся группу прикрытия. Все немного пришли в себя, но не до такой степени, чтобы сознание включилось полностью. Потому, что все произошедшее позже, участники событий, объясняли частичным помутнением рассудка.

– Прикройте, меня! – Крикнул Пшеничный и, дав короткую очередь, по двери, сделал рывок вперед.

Пока Пшеничный находился, в более-менее покойном состоянии, алкоголь, как бы консервировался, у него в желудке, понемногу распределяясь в организме. Но в момент рывка, все, что было внутри старшего сержанта – пиво, водка, тоник, сидр, сбитень, пришло в движение, хаотично перемешалось, вспенилось и шарахнуло в голову с такой силой, что Пшеничный вырубился на полном ходу, не добежав, до двери, нескольких шагов.

После, «гибели» боевого товарища, ни у кого не оставалось сомнений, в смертельной реальности происходящего. Стали понятны таинственность и недосказанность, присутствующие в этом деле.

А, когда все стало на свои места, защелкали затворы, и группа захвата открыла огонь, по засевшим в ангаре, террористам. Соображение, хоть и наполовину, все-таки было включено, поэтому стреляли короткими очередями, целясь повыше, чтобы не задеть, своих, еще возможно оставшихся в живых.

Героев, желающих повторить подвиг Пшеничного, больше не находилось, и майор Брыль решил:

– Сейчас, или никогда!

Встав, во весь рост, он вынул, из кармана, на бронежилете, светошумовую гранату и пошел вперед. Последовало несколько коротких очередей, и пули просвистевшие над ухом, дали понять, что его поддерживают огнем, и поворачивать обратно уже поздно.

Теперь, только вперед! Ведь сзади – свои. Майор Брыль обреченно, ожидая каждую секунду или вражеской пули в сердце, или дружеской в спину, добрел до двери ангара, в котором установилось относительное затишье. Сорвав с гранаты чеку, он приоткрыл дверь и, отправив внутрь «гостинец», прикрыл ее обратно.

После взрыва, перестрелка внутри стихла, кто-то истошно завыл.

– Ага! Не нравится! – Обрадовано, крикнул майор Брыль и призывно махнул рукой:

– Ребята! Поддадим им еще!

Около десятка милиционеров, правильно поняли его призыв и, бросившись к командиру, стали, по очереди, бросать светошумовые гранаты, в зияющую амбразуру, распахнутой двери.

Внутри ангара, в промежутках между взрывами, слышался «плач и скрежет зубовный». Оттуда валил дым, сводящий условия видимости к полному нулю.

После девятой или десятой гранаты, внутри все затихло. Не было слышно ни голосов, ни шорохов

Майор Брыль скомандовал:

– Заходим! – И, сам первый, шагнул вперед.

В административном корпусе Четвертого Пищевого Комбината, работа стала намертво. Все собрались у окон, выходящих на полигон. В мирное время, кабинеты на этой стороне здания, считались наименее престижными, из-за непривлекательности пейзажа и долетающих с помойки ароматов. И хотя вонью полигона была окутана вся территория предприятия, и из цехов шли не менее ядреные запахи, считалось почему-то, что здесь пахнет менее престижно.

Теперь, сотрудники этих кабинетов оказались в выигрыше. Их прогадавшие коллеги вынуждены были тесниться за их спинами, поминутно спрашивая:

– Ну, что? Что, там?

– А, ничего, такого… Идут на полигон.

– А, там, что?

– Ничего. Тишина.

– Смотрите! Барак окружают!

– Господи, помилуй! Что они там найти хотят!

– Золото, брильянты. – Сострил кто-то.

В этот момент, прозвучала первая автоматная очередь. Вася Волохович, вступил в бой с врагом, положив начало эпическому сражению, которое, вероятно, войдет в учебники «Новейшей истории Беларуси», как «Бой у Вонючего Ручья».

– Мама, родная! – Ахнул кто-то.

– Это же, что такое делается!

– Нарвались на засаду! – Высказал предположение младший менеджер Фомичев, которому удобного места у окна не досталось, и поэтому он плюнул на всю эту чехарду и, вальяжно расположившись на стуле, комментировал события, опираясь не реальное действо, а на собственное воображение.

– Их там всех сейчас поубивают, а нам, что, тогда, делать? – Спросила нервная Нина Григорьевна, побледнев от переживаний.

– Надо смотреть в «Сети», как звали мать пророка Мухаммеда. – Сказал Фомичев.

– Господи Иисусе, на что нам – мать пророка? – Спросила Вера Алексеевна, маркетолог средней руки.

– Как – на что? – Спросил Фомичев. – Они, когда там с ментами закончат – сюда придут. Сначала спросят, как звали мать пророка. Кто не знает, тому голову отрежут.

– А кто знает? – Спросила Вера Алексеевна, начиная проявлять признаки беспокойства.

– Того просто пристрелят. Без мучений. – Уверенно сказал Фомичев.

– Да, кто придет? Кто придет, то? – Побледнела Нина Григорьевна.

– Как, кто? Мусульманское государство, конечно. – Уверенно сказал Фомичев.

Словно, в подтверждение, его слов, с полигона, раздался грохот взрывов. Потом, раздалась одинокая автоматная очередь. Следом, наступила тишина.

Начала открываться входная дверь отдела. Все, повернувшись, с ужасом смотрели на нее, ожидая сами не зная чего.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось смуглое, изборожденное морщинами, страшное лицо.

Все, с облегчением вздохнули, узнав старшего юрисконсульта Ульянко.

– Послушайте, никто не скажет мне, что происходит? Хотел отогнать машину, а все двери заперты? – Озабочено спросил он. – Хотел пройти через кафе, так и там заперто… Халдеи сидят, трясутся. В чем дело, не знают.