Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

– Мой человек, – продолжил великий князь, – неизвестный Куропаткину, проник из Харбина в Ляоян. Потом тихо вернулся и телеграфировал. Его выводы неутешительны. Генерал на полном серьезе готовится к бою. В пригороде непрерывно ведутся обширные земляные работы. Настроения в самом городе благоприятные – обыватели считают, что русские войска защищают их от кровожадных японцев, жаждущих их смерти. А потому оказывают тем всемерную поддержку.

– И что Куропаткин пишет по этому поводу?

– Ничего внятного. Будто бы он развил бурную деятельность напоказ, дабы освоить большое количество денег.

– Кстати, насчет денег. Он уже что-нибудь перевел?

– Телеграфировал, что передал деньги курьерам несколько дней назад. Но те как в воду канули. В Харбине мои люди ответили, что из Ляояна они не вернулись. Куропаткин только руками развел, дескать, могли по неосторожности ляпнуть кому и нарваться на хунхузов. Деньги-то большие. Соблазнительные.

– И сколько там было?

– По его словам, он передал курьерам сто тысяч мелкими и средними банкнотами, упакованными в четыре кофра.

– Странная ситуация, – после долгой паузы констатировал собеседник. – Он вполне может быть прав. Места там дикие. Курьеров могли перехватить, если языком болтали лишнего. Ты им охранение дал?

– Двух человек.

– Всего двух?

– Слишком большая группа привлекла бы внимание.

– Хм. А с битвой на Ялу что? Тоже допустимо второе дно?

– Нам он написал все честно и очень точно описал ход боя. Во всяком случае, наши друзья в Токио все подтвердили. Он забыл только одну деталь – потери. Он нанес японцам ОЧЕНЬ большие потери для такой стычки. Они оказались настолько существенные, что Куроки, получив рапорты, оказался обескуражен. И только донесения разведки, подтвердившей факт отхода русских войск, заставили его возобновить продвижение.

– А у нас несколько сотен. Хм.

– Хуже того, что эта датская стерва чрезмерно возбудилась.

– Дагмара?[38 - Дагмара, или Мария София Фредерика Дагмар, – имя, данное при рождении вдовствующей императрице Марии Федоровне, супруге Александра III и матери Николая II. Отличалась удивительной волей и решительностью, в отличие от своих супруга и сына. Фактически руководила Россией в годы правления Александра III и оказывала огромное влияние на политическое и экономическое развитие России при правлении ее сына. Именно она склонила супруга к развитию отношений с Францией и Франко-русскому союзу. Являлась фактическим лидером так называемой «французской партии» при дворе, которая имела сильную и долгосрочную политическую и экономическую программу, завязанную на экономическую экспансию на Дальнем Востоке и мягкую, естественную индустриализацию России.] А что она такого сделала? Я пока ничего не слышал.

– На днях ее навещал Витте. О чем они беседовали – неизвестно. Но вечером того же дня он сделал кучу запросов, в том числе в ГАУ и на ряд заводов. Очень опасных, надо сказать, и неловких.

– Насколько опасных?

– Может полететь много голов. Эта стерва давит как паровой каток с разных сторон. Витте – не единственный, кто стал задавать неудобные вопросы. Их как-то внезапно стало слишком много. Все тихие и аккуратные, но не отмахнешься. Дошло до того, что сам Ники поинтересовался ходом дела с опытами по армейским гаубицам, заказы на которые были откровенно саботированы. Вот уж кому эти орудия недосуг, но и его она подключила. Хотя, конечно, скандал пока еще не разразился. Однако я уверен – это вопрос времени. Дней, может быть, недель. Тучи стремительно наливаются свинцом. Алексей Александрович[39 - Великий князь Алексей Александрович (1850–1908) – с 1881 по 1905 год главный начальник флота и Морского министерства. Именно он был ответственен за неготовность флота к Русско-японской войне в полном объеме как в плане слабой выучки личного состава, так и слабости материальной части (включая неудачные и дурно построенные проекты кораблей).] не переживает?

– А когда и о чем он переживал? – удивился собеседник. – Шлюхи, вино, кокаин, французский стол и увеселения никуда не делись. А значит, все хорошо. Что ему еще для жизни нужно? Босяк-с. Его и на эшафот поведут – не сразу заметит. Надо проверить, может быть, в делах флота «внезапно» образовались проблемы. На Либаву ведь треть средств, выделенных для Порт-Артура, он переводил, есть к чему придраться. Если эта стерва начала копать, то и туда может заглянуть. Да чего уж там – определенно заглянет. А там такое…

– По отдельности все выглядит неоднозначно, но терпимо. Совокупно же – это кошмар! Катастрофа! Все пропало! Куропаткин сменил партию!

– Успокойся! – с легким раздражением воскликнул собеседник. – Сначала все нужно проверить. Сам сиди тут. С твоей импульсивностью еще дров наломаешь.

– А вдруг все плохо и Куропаткин сменил партию? Что нам делать? Начинать беспорядки раньше срока?

– Без денег? Не смешно.

– Мы можем вложить свои.

– А если дело не выгорит? Если тут нас ждет какой-то подвох? Или есть уверенность в этом Гапоне[40 - Гапон Георгий Аполлонович (1870–1906) – священник, секретный сотрудник Департамента полиции, выдающийся оратор и проповедник. Один из ключевых провокаторов, фактически начавших Революцию 1905 года. Был убит подельниками, узнавшими, что он работает на полицию.] и прочих ухарях? Думай сам, но если окажется, что нас предал Куропаткин, человек, в котором мы были более чем уверены, то есть ли доверие им?

– Но…

– Мы живем слишком на виду. Всю нашу бухгалтерию довольно несложно отследить. Мы не можем совершить крупные платежи, не вызвав этим внимание к себе. А если та же Дагмара узнает, чем мы занимаемся, наша судьба окажется незавиднее, чем у Николая Константиновича[41 - Николай Константинович (1850–1918) – первый ребенок в семье великого князя Константина Николаевича. В 1874 году к нему была применена мера наказания из области «карательной психиатрии» за воровство у своих. Он был объявлен душевнобольным, лишен всех прав с имуществом и помещен в изоляцию.].

– Не надо меня пугать! – воскликнул Николай Михайлович, смахнув в сердцах пепельницу на пол.

– Уймись! – прорычал собеседник. – Не все так плохо, как тебе кажется. Если эта стерва еще не начала на нас наступление, значит, ей неизвестно, кто ее противник. Поверь, она не из тех, кто будет ждать у моря погоды. А значит, у нас еще есть время. И совсем не обязательно, что предатель Куропаткин. Может, это еще кто-то. Да и вообще – все что угодно могло всплыть. Дело сложное с множеством участников.

– Тогда почему его не убили?

– Он все время на виду. Это непросто. Да и кто знает, может быть, он прямо сейчас уже мертв.

– И все же, – настаивал Николай Михайлович. – Что нам делать, если предатель он?

– Обратимся к Евгению Филипповичу[42 - Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф – один из руководителей боевого крыла эсеров и одновременно секретный сотрудник Департамента полиции. Двойной агент, двойной предатель, действовавший только в своих интересах, используя обе структуры.]. В конце концов, если в Маньчжурии японцы убивают русских офицеров, то почему бы им не убить еще одного? Или хотя бы ранить. Ранение же станет вполне подходящим поводом для снятия Куропаткина с должности. На лечение. А уж тут мы его долечим… – холодно усмехнулся собеседник.

Глава 8

21 мая 1904 года, Ляоян

Несмотря на прямой запрет соваться на Дальний Восток, великий князь Николай Михайлович все-таки вышел из положения. Напился. Проспался. Пришел в себя и уже в спокойном состоянии убедил своего шефа в разумности такого поступка. Ведь если Куропаткин предатель, то он все равно не рискнет что-то делать с великим князем, понимая, что это для него конец. Такое ему никто не простит. И так далее, и тому подобное. В общем, вышло вполне убедительно. Поэтому, не медля более ни дня, Николай Михайлович отправился в Харбин, а оттуда в Ляоян. Как частное лицо, разумеется.

Особая приятность заключалась в том, что на службе он не состоял, и о своем путешествии уведомлять никого не требовалось. Даже императора. А вот Куропаткину он телеграфировал о своем желании «навестить родственника», несущего службу как раз в Ляояне. Прозрачно намекая – готовь деньги.

Великий князь Борис Владимирович был Николаю Михайловичу троюродным братом. Отступив в марте из Порт-Артура[43 - После того как брат Бориса Кирилл искупался в прохладной воде из-за гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» на японской мине, они оба спешно покинули Дальний Восток. Владимир уехал на лечение в Германию, хотя, кроме легкого переохлаждения, испуга и оцарапанных ног, никак не пострадал в той морской трагедии. А Борис перебрался в ставку командующего Маньчжурской армией в Ляоян, подальше от ставших столь опасными боевых действий.], протирал штаны в ставке командующего армией. Никаких дел Куропаткин ему доверить не мог из-за хронического недостатка ответственности, но и выгнать не имел права. Все-таки великий князь, двоюродный брат самого императора. Тяготился этим обществом и выкручивался как мог. А тут еще один приезжает. Грусть-тоска. Да еще какая! Увидит же этот кадр все своими глазами и поймет, как его прокатили с ветерком в обещаниях. Ведь командующий тратил все выделяемые ему средства на дела и хищениями не занимался, в отличие от увещеваний.

Войска всецело готовились к боям. Укрепления строились ударными темпами. Снабжение налаживалось, включая опорные склады как в самом городе, так и на полевых позициях. Люди сыты, довольны, обихожены и вполне уверены в себе и своем командире. На все это требовались деньги. Он и так выкручивался, умудряясь обойтись теми скромными суммами, что ему выделяло правительство. Ведь бо2льшая часть средств, которые Россия тратила на войну, уходила отнюдь не на непосредственное финансирование полевой армии. Иными словами – денег, так нужных для организации беспорядков в Центральной России, у него не было и быть не могло. Совсем.

«Приплыли…» – констатировал про себя Куропаткин и после недолгой паники перешел к организации «операции “Ы”» в весьма извращенном формате. Сдаваться просто так он не собирался. Ведь если Николай Михайлович узнает, что Куропаткин даже не пытался действовать в их интересах, то приложит все усилия к его снятию или устранению. Любой ценой. Вплоть до попытки пристрелить его на месте, сославшись на какой-нибудь формальный и нелепый повод. Например, из-за девушки или еще какой-то фикции. Пусть лучше император осудит троюродного брата за вздорность и импульсивность «ради любви», чем за измену. Тем более что Николай II и сам в свое время ради любви совершил немало глупостей. Домыслы? Может быть. Но кто его знает, как поступит довольно импульсивный великий князь? Командующий слишком много знал, чтобы вот так выйти из дела живым и невредимым…

Раннее утро на вокзале.

Куропаткин знал – организовывать торжество с оркестром не нужно. Николай Михайлович же едет как частное лицо. Но просто встретить все одно требовалось. Как-никак великий князь. Да и его непосредственный куратор в весьма щекотливых делах.

Встретились.

Посмотрели друг другу в глаза.

Куропаткин, желая продемонстрировать главенство Николая Михайловича, после небольшой паузы отвел взгляд и горячо поприветствовал того на этой «дикой окраине империи». Он ведь продолжал играть партию покладистого и ведомого подельника.

Пожали руки. Сели в автомобиль. Поехали. Молча.

Великий князь смотрел по сторонам и думал. А Куропаткин не желал разговаривать лишний раз, опасаясь «спалиться». Кроме того, у них было крайне мало точек пересечения и общих тем. Да, Николай Михайлович тоже был офицером от пехоты, как и Алексей Николаевич. Целым генерал-майором. Только другим генералом, нежели его визави. Совсем другим. Там, где командующему приходилось «хлебать» проблемы и «прорываться с боями», этот мужчина получал все бесплатно, просто в силу своего рождения. А потому толком и не разбирался в своем деле, не горел им, не интересовался. Насколько Куропаткину хватало знаний о личности своего куратора, тот всегда был очень поверхностным человеком. Увлекающимся, но недалеко, неглубоко и недолго. А главное – большим любителем либеральных ценностей. На словах, разумеется. Там и тогда, где дела касались его интересов, ни о чем подобном он и не помышлял. Этакий модник-оппозиционер, говорящий то, что приятно слышать прогрессивной общественности. Он и в заговор-то этот залез скорее ради красивой позы и неудовлетворенности своим положением, нежели от острого желания благоустроить Россию или добиться личной власти. И этим он разительно отличался от своего родного брата – Сандро, пославшего заговорщиков куда подальше, когда ему в «девяностые»[44 - Речь идет о 1890-х годах, когда великого князя Александра Михайловича, брата Николая Михайловича, выступившего с массой дельных и очень разумных предложений по устройству флота, вынудили подать в отставку, дабы не мешался под ногами.] не позволили плотно заняться благоустройством флота…

Прохожие, заметив автомобиль командующего, вполне приветливо махали руками, улыбались и прочим образом выражали свое расположение. Это выглядело странно. Николай Михайлович, замечая эту необъяснимую симпатию, мрачнел на глазах. Просто не понимая, зачем все это и как достигнуто, подозревая худшее.

«Плавный» поворот напряженно скрипящего автомобиля. Вдали показался уже небольшой особняк, который горожане выделили командующему армией для проживания. Туда-то они и направились. Куропаткин предложил Николаю Михайловичу поселиться у него, ссылаясь на то, что в городе уже совершенно нет мест из-за наплыва офицеров. Великий князь не возражал, ведь это прекрасно отвечало их общим интересам, открывая возможности для проведения приватных разговоров.