– Сына надо было сюда тащить. Вон – чудит.
– Опять духовника палкой побил?
– Учиться начал и успехи большие делает. С Дунькой разругался, назвав ее курицей безмозглой. У Наташки сейчас живет.
– Что, прости? – вытаращился на него Александр Данилович.
– Я же говорю – чудит. Но что учиться добро начал, то славно. За такое многое можно спустить.
– А Дунька тебе пишет? Что сказывает?
Петр хмыкнул.
Взял письмо жены. Быстро пробежал глазами. Скривился. И, отбросив его, ответил:
– А ничего не сказывает. Сопли какие-то сахарные. Читать противно.
– Может, за Лешкой послать?
– Он до конца кампании вряд ли успеет сюда. Поздно. Прозевали. Ну да и ладно.
– А как он к Наталье попал? Дунька отпустила?
– В письме одна туманность, но, чую, послушать будет что, когда вернемся, – усмехнулся Петр и пыхнул заново набитой и прикуренной трубкой…
* * *
Тем временем в Москве продолжалась набирающая обороты драма вокруг царевича, в которую все сильнее и сильнее влезал Преображенский приказ.
– Оставь нас, – скомандовал Федор Юрьевич, обращаясь к сестре царя, когда в комнату вошел Алексей.
– Но я не в праве…
– Оставь, – вместо Ромодановского повторил приказ парень.
– Ты еще мал. И я несу за тебя ответственность.
– Человек, что верен моему отцу, не станет мне вредить.
У Федора Юрьевича от этих слов прямо брови взлетели, выражая удивление наглостью. Сестра же царя фыркнула, но вышла. В конце концов, глава Преображенского приказа действительно не станет творить что-то дурное с Алексеем. Хотя оставлять их наедине не хотелось совершенно.
– И, тетя, прошу, последи, чтобы нас не подслушивали. Вряд ли Федор Юрьевич прибыл ко мне с простым разговором, которым дозволительно уши погреть кому ни попадя.
Та молча кивнула и вышла, плотно прикрыв дверь.
Наступила пауза.
И Ромодановский, и Алексей внимательно смотрели друг на друга. В упор. Глаза в глаза. Причем царевич практически не моргал. И разумеется, не испытывал какого-то ощутимого дискомфорта. Более того, даже старался смотреть словно бы за спину главы Преображенского приказа, провоцируя дискомфорт уже у него. Впрочем, спохватившись и поняв, что увлекается, царевич максимально по-доброму улыбнулся и сказал:
– Я забыл поздороваться. Это было невежливо.
– Кто ты? – холодно и раздраженно спросил Ромодановский.
– Смешно. Хорошая шутка.
– Я не шучу. Я знал Алексея. И ты не он.
– Имеешь в виду, что меня подменили? Занятно. А помнишь пару лет назад ты обнаружил дохлую мышь у себя в кармане? – Обновленный царевич имел всю полноту памяти своего предшественника, поэтому помнил все его многочисленные проказы. – Ту, с раздавленной головой без правого глаза и со сломанным хвостом. Думаю, помнишь. Вряд ли тебе их часто подкидывают.
– Допустим, – прищурился Ромодановский.
– Значит, вариант с подменой отметаем? Ты ведь видел меня, когда я шалил.
Федор Юрьевич промолчал.
– Впрочем, вариант с подменой не объясняет то, отчего ребенок рассуждает как взрослый. Ведь так?
– Так.
– Твои предположения? Молчишь? Ну давай начнем с того, о чем Милославские слух распускают. С одержимости.
– Откуда ты знаешь, что это Милославские?
– А кому это выгодно? Нарышкиным? Даже не смешно. Лопухиным? Мама в опале у отца. Поговаривают, что он отправит ее в монастырь. Отчего пустых надежд не питают относительно моего будущего. И охотно цепляются за обещания…
– Откуда ты это все знаешь? – перебил его Ромодановский, продолжая давить взглядом, но не добиваясь при этом привычного результата.
– Я люблю слушать, что говорят простые люди. Да ты и сам знаешь, как это делается.
– И что же они говорят?
– Что Лопухины разочаровались в своих надеждах. Чем Милославские и пользуются. Ты удивлен? Зря. Лопухины лопухи, но не дураки. И вариант с регентством Софьи надо мной их вполне устраивает, если им дадут хорошие места для кормления, но для этого я должен быть послушным и необразованным. И по возможности очень религиозным, чтобы не мешал. Как Федор Иоаннович[9 - Здесь имеется в виду сын Ивана IV – последний Рюрикович на престоле, Федор Иоаннович, который отличался чрезвычайной набожностью.]. Или ты думаешь, отчего они маме голову морочили всем этим вздором? Пост меня заставили соблюдать раньше обычая[10 - Обычно пост в православии начинают соблюдать в 7 лет. Хотя есть варианты.]. Духовными книгами обложили. Думаешь, просто так?
– И ты скажешь, что не одержим?
– Одержимым является тот человек, в котором поселяется какая-то нечистая сила, отчего войти в церковь и тем более принять причастие он не может обычным образом. Как минимум выкручиваться станет. Так?
– Так…
– А ты сам видел, как я принимал причастие. И дальнейшие разговоры про одержимость возможны, только если допустить, что наша православная церковь утратила благословение небес. Иными словами, нечисть в ней чувствует себя спокойно. Но сие есть ересь. Верно?
– Верно. Но не исключает продажи души дьяволу.
– Отлично. Я знал, что ты спросишь, поэтому поузнавал о том, что это такое. Для начала – сама сделка. Для ее совершения нужно провести ритуал и переговоры с демоном. Как я мог это сделать, если нахожусь все время на виду? Я только нужду справляю, уединившись. Но вызывать демона в таких условиях… Думаешь, дьявол или хотя бы черт явится ко мне на горшок? Он, чай, не нянька для вытирания жопки. Да и глупо это. Нечисть там или нет, а уважение какое-то к гостям иметь нужно.
– Резонно, – усмехнулся Ромодановский, видимо что-то себе вообразив.
– Далее. Я изменился в храме. Если допустить, что имела место сделка с демоном, то он никак не мог изменить меня в храме. А если это допустить, то мы вновь возвращаемся к вопросу святости церкви. Ведь так?