* * *
– Я должен был это предвидеть, – вздохнул Архимаг, глядя в пространство.
Волосатая тварь увлеченно грызла край колыбели.
– Феи Хаоса, – объяснил он, – появились еще до рождения нашего мира. Поэтому они очень консервативны. Они и в самом деле одарили девочку красотой и умом. Но по несколько устаревшим стандартам.
– То есть? – без интереса спросил Король, глядя куда-то себе под ноги.
– Стандартам верхнего палеолита. Тогдашние красавицы выглядели именно так, – объяснил Архимаг.
– Им надо объяснить… – начал было Король.
– Вы когда-нибудь пробовали объяснить старой женщине, что фасоны платьев, бывших в моде в дни ее юности, морально устарели? А музыку, под которую она плакала, больше никто не слушает? – поинтересовался Архимаг. – Знаете, что она вам на это скажет?
Король промолчал.
– Может быть, она будет хотя бы умной? – без надежды в голосе поинтересовалась Королева.
– Сомневаюсь. Думаю, ее интеллект затормозится на уровне современного десятилетнего ребенка. В те времена это была настоящая гениальность. Зато, – еще тяжелее вздохнул он, – ее моральный облик будет безупречным. По стандартам той эпохи. Она не будет есть себе подобных. А вот кошек и крыс от нее лучше прятать. Кстати, половое созревание наступит в шесть-семь лет. Вам придется поискать несколько смелых гвардейцев, готовых войти в клетку с тигром… я фигурально… Или держать девочку в клетке.
– Может быть, – спросил Король на всякий случай, – еще можно что-то сделать?
– Я не властен над судьбой и врожденными качествами, – повторил Архимаг. – На это способны только Феи Хаоса. А бабушки не меняют своих решений.
– У меня есть идея, – подала голос Добрая Волшебница.
Королева посмотрела на нее с бессильной ненавистью. Она охотно изжарила бы эту женщину на медленном огне, но Волшебница была, увы, неуязвима для смертных.
– Говори, – разрешил Архимаг.
– Я не могу ничего изменить, – призналась Добрая Волшебница. – Но можно изменить внешние условия.
– То есть? – спросил Архимаг.
– Все просто, – зачастила Добрая Волшебница. – Девочка отлично приспособлена к палеолиту. Осталось только вернуть наш мир к палеолиту, и все будет замечательно.
– Как ты себе это представляешь? – Архимаг посмотрел на свою бывшую супругу с брезгливым любопытством.
– Я могу наложить на девочку заклятье. Когда ей исполнится шестнадцать лет, она уколется о веретено и заснет примерно на пятьсот лет. За это время мы, – она выразительно посмотрела на Архимага, – сообщим человечеству несколько магических секретов. Они узнают, что такое паровая машина, двигатель внутреннего сгорания, атомная бомба, тотальная реклама, микробиология, сепульки…
– Только не сепульки, – поморщился Архимаг. – Они истребят друг друга и без этой гадости.
– Да, конечно, – легко согласилась Добрая Волшебница. – Дальше будет большой кирдык. Какая-нибудь атомная или бактериологическая война. Остатки человечества довольно скоро выродятся, обрастут шерстью и рухнут в дикость.
– Это ужасно, – сказал Король.
– А вам-то что? – спросила Добрая Волшебница. – Вы к тому времени давно умрете, да и ваше королевство развалится… Короче, наступит новый палеолит. Люди регрессируют. Тут-то наша красавица и проснется. И уж тогда весь мир будет у ее ног.
– То есть то, что от мира останется, – меланхолично заметил Архимаг. – Впрочем, не имею возражений. Мне тоже несколько поднадоела эта дурацкая цивилизация.
Король с Королевой переглянулись.
– Это наша дочь, – напомнила Королева. – И мы виноваты перед ней.
Королю осталось только молча кивнуть.
– Но мы можем не подгадать к началу нового палеолита, – заметил Архимаг.
– Нужен какой-то тест… – задумалась Добрая Волшебница. – А, все очень просто. Наша красавица сможет проснуться только от поцелуя самца… То есть мужчины. Ну а поцеловать это создание, – она показала глазами на колыбель, откуда доносилось шебуршенье и хрюканье, – может захотеть только человек палеолита.
– Осталось только приготовить хрустальный гроб, – деловито сказал Архимаг, – и вырыть подходящее подземелье. Кстати, нужно поставить магическую защиту. Подземелье откроется, когда рядом появится подходящий кандидат.
– Сделаю, – уныло сказала Добрая Волшебница.
– Бедная девочка, – всплакнула Королева. – Мы так и не увидим ее взрослой…
– Ничего-ничего, – утешил ее Архимаг, – пока она будет расти, еще наплачетесь.
Прошло 519 лет
Ауыхх спасался от кислотного дождя. Ядовито-оранжевое облако наступало, но Ауыхх бежал быстрее. Однако потом подул ветер, и облако ускорило бег. Ауыхх запрыгал по выжженной равнине, ища убежища. Но увы – кроме куч оплавленных серых камней, под которыми укрыться было нельзя, вокруг ничего не было.
Первые капли кислоты брызнули на шерстистую спину, когда Ауыхх заметил какую-то дыру. Самец перехватил поудобнее дубину и прыгнул в отверстие.
Внутри оказалось сухо и даже тепло. К тому же сбоку чернело отверстие тоннеля, ведущего куда-то вниз.
Ауыхху не хотелось в тоннель. Правда, иногда в таких местах попадалась вкусная еда в прозрачных сосудах из неизвестного материала. Но чаще там лежали плохие вещи, рядом с которыми было опасно находиться: сначала начинала болеть голова, а потом самец очень скоро умирал, и его мясо было нельзя есть. Однажды Ауыхх оказался рядом с такой штукой, но быстро убежал. Однако у него со спины слезла шерсть, и самки смеялись над ним, пока она снова не выросла.
Тем не менее выбора не было: кислотный дождь лил в дыру, и голые пятки начало ощутимо жечь.
Спасаясь от потока кислоты, Ауыхх побежал внутрь тоннеля. Он вел все время вниз, и проклятая кислота текла туда же.
Когда он почти совсем выдохся, впереди засиял переливчатый свет. Там была площадка, над которой висела светящаяся штука. Ауыхх прыгнул и зацепился за край. Подтянулся. На площадке было сухо и пахло чем-то приятным.
Он огляделся и увидел еще один проход. Оттуда шел приятный запах. Ауыхх залез внутрь и остолбенел.
На светящемся прозрачном камне лежала молодая самка. Она была очень красивая, и от нее отлично пахло. Кучерявая шерстка лоснилась, задние лапы были соблазнительно разведены.
Ауыхх прыгнул на камень. Он знал, что надо делать с самками.
Самка замычала, зашевелила лапами.
– Поцелуй меня, – пробормотала она сквозь сон, но самец не знал ее языка. Его собственный язык состоял из рычаний и повизгиваний. К тому же он все равно не понял бы ее: самец не знал, что такое поцелуй.
Ауыхх тем временем закончил свое дело и задумался, что делать дальше. Самка была какая-то неправильная. Она еле двигалась и ничего не говорила.
Значит, решил он, самка больная. Или ленивая.