– Миронова в школе, а Растопова отпросила сестра, – проговорил классный руководитель. – Сказала, что у них семейные обстоятельства.
– Вам известно что-нибудь о матерях этих учеников? – вмешался Смирнов.
– Да так, общие сведения, – растерянно отозвался учитель.
– Можете предположить, кто имел на них зуб?
– Нет. Я с ними знаком постольку-поскольку.
– Что это значит?
– На собраниях видел.
– Дети проблемные?
– Растопов состоит на школьном учете.
– Значит, с его матерью вы виделись часто?
– Ну да. Примерно раз в месяц, иногда два. Сейчас мальчик поспокойнее стал, а раньше приходилось чуть ли не каждую неделю звонить домой.
Директриса при этих словах кивнула.
– Непростой ребенок, – подтвердила она. – Мать его как воспитатель совершенный ноль.
– Почему? – заинтересовался Смирнов.
– Ей очень хотелось, чтобы Витя был как дрессированная собачка. – В голосе директрисы появились сочувственные нотки. – Сделай то, не делай этого. А ребенок – личность, он не может действовать как робот.
– Вы рекомендовали ей обратиться к психологу? – сам не зная почему, брякнул Смирнов.
Классный руководитель усмехнулся.
– Что? – насторожился следователь.
– Рекомендовали, – ответила за учителя директриса. – Она заявила, что ей стало еще труднее справляться с ребенком. Якобы психологи его испортили.
– Ясно, – сказал Смирнов. – Она подавала официальную жалобу?
– Да, в прокуратуру. Можете там узнать, если хотите. У вас есть вопросы к Николаю Дмитриевичу?
– Даже не знаю. Могу я попросить вас показать мне школу? – обратился следователь к учителю.
Тот вопросительно взглянул на директрису.
– Конечно, покажите, – отозвалась та. – У вас ведь сейчас окно будет?
– Вообще-то нет, – проговорил мужчина. – Да и класс у меня оставлен…
– Давайте я покажу. – Директриса поднялась с кресла. – Идите, Николай Дмитриевич, работайте.
– До свидания, – попрощался классный руководитель с явным облегчением.
– Что вас интересует? – спросила директриса, когда тот вышел.
– От погибших поступали жалобы на школу или учителей? – спросил Смирнов, проводив мужчину взглядом.
Повисла короткая пауза, затем директриса резко сказала, снова садясь в кресло:
– Да. На Николая Дмитриевича от Растоповой и на Диану Евгеньевну от Мироновой.
– Диана Евгеньевна – это кто?
– Учитель биологии.
– Когда поступили жалобы?
– От Растоповой в прошлом году, а от Мироновой – полтора месяца назад.
– Тоже в прокуратуру?
– Нет, в Комитет образования.
– И на что она жаловалась?
– Миронова-то? – Директриса усмехнулась. – Дочка ни черта не делает, так она была в претензии, что ей оценки ставят, видите ли, плохие. Радовалась бы, что на второй год не оставили!
Она явно была возмущена, хотя и старалась держать себя в руках. Должно быть, та история не прошла гладко, решил Смирнов.
– Приезжали из комитета?
– А как же!
– Ну и как?
– Все в порядке. Жалоба признана необоснованной. Диана Евгеньевна – прекрасный педагог.
– А на что жаловалась Растопова?
– На то, что классный руководитель не обеспечивает безопасность ее ребенку, – ответила директриса мрачно. – Бред на самом деле. Витя очень трудный мальчик и скорее сам представляет опасность для других учеников.
– Драки? – уточнил Смирнов.
– Да. Были и травмы. Но в тот раз ему самому досталось. Вот мамаша и взвилась. Наверное, думала, что, если она нажалуется, ему тут же троек наставят вместо двоек! – Директриса фыркнула.
– Наставили?
– Как бы не так! Исправлял свои оценки как миленький.