1976
«Всё начиналось с вожделенья…»
Всё начиналось с вожделенья,
с неизъяснимых получувств.
Стихотворений выделенья
доказывали – получусь.
Вокруг меня взрастали страсти,
и продирался я сквозь них,
чтобы сказать бумаге «здрасьте»
и нанести смертельный стих.
«Её работа – копаться…»
Её работа – копаться
в чужом грязном белье.
Она – прекрасная приёмщица.
Грязны у неё пальцы,
но нет простыни белей
её грудей и шеи. Хочется.
Она отмоет руки,
обхватит ими меня —
и что мне до её профессии?
И лоно её упруго,
его под себя подминал —
нечистый нас попутал, взвесил и,
как тюк белья, забросил
на гору связок живых
и направляет нас в чистилище,
чтоб разрешить вопросы:
кто чист из нас двоих,
а кто из нас – греха вместилище.
Материнство
Курчавые пальцы младенца
сжимали податливый воздух.
Выкидывал малец коленца,
и голод костей по извёстке
ещё не отторг от сосца.
Но мать молоко на сосок
увесистой плоти закрыла
и ждёт поцелуев отца.
Младенец худеет с лица.
Но лучше любовь, а корова
заменит иссякшую мать,
что так истомилась без крови,
которая плоть поднимать
способна в теченье секунды.
Сосок надо выдернуть скудный
из дёсен родного младенца
и выкинуть мужу коленца.
«Как трудно радость обрести…»
Как трудно радость обрести.
И чтобы взять её руками,
мне нужно семенить словами,
блюдя приличия престиж.
Как тошно разговор плести,
велеречивостью давиться,
а в руки взял – кричит: «Пусти!»
Куда тебя пустить, девица?
«Я женщину хочу чужую…»
Я женщину хочу чужую,
хочу чужих волос и пота,
чтоб нас сомкнул любовный ужас
и пряных судорог икота.
Хочу я к ней склониться низко,
до сокровенного озноба,
чтоб стала мне родной и близкой.
Чтоб захотеть чужую снова.
«Общественный сортир…»
Общественный сортир,
но всё разделено:
мужскому ассорти
лечь с женским не дано.
Но всё ж оно само
сползётся в труб мешки,
и женское дерьмо
обнимется с мужским.
«Пристало проживать с тобой…»
Пристало проживать с тобой,