Тайна леди Одли

– Итак, Феба, – сказала она, – отсюда три мили до Маунт-Стэннинга, не так ли?

– Да, госпожа.

– Тогда мы сможем пройти их за час.

Леди Одли промолвила это, не останавливаясь; она быстро шла по аллее рядом со своей покорной спутницей. Несмотря на свое хрупкое сложение, она была хорошим ходоком. Люси привыкла совершать длинные прогулки по сельской местности с детьми мистера Доусона в прежние дни, и расстояние в три мили не пугало ее.

– Полагаю, твой драгоценный супруг будет ждать тебя, Феба? – спросила она, когда они углубились в открытое поле, чтобы срезать путь до большой дороги.

– О да, госпожа, конечно. Я думаю, они еще пьют с тем мужчиной.

– Каким мужчиной?

– С владельцем, госпожа.

– А, ну да, – безразлично промолвила леди Одли.

Казалось странным, что домашние заботы Фебы так далеки от ее мыслей в то время, как она предпринимала такие необычные меры, чтобы уладить дела в таверне «Касл».

Женщины перешли поле и свернули на большой тракт. Дорога до Маунт-Стэннинга пролегала по холмам и казалась черной и мрачной во тьме ночи, но госпожа шла вперед с отчаянной храбростью, не свойственной ее эгоистичной чувственной натуре. Она больше не заговаривала со своей спутницей, пока они не приблизились к мерцающим огням на вершине холма, один из которых, светящийся красным светом сквозь занавески, указывал на то самое окно, за которым, возможно, клевал носом Люк Маркс над своим стаканом вина в ожидании жены.

– Он не ушел спать, Феба, – заметила госпожа. – Но другие окна не светятся. Думаю, мистер Одли уже в постели и спит.

– Да, госпожа, наверное, так.

– Ты уверена, что он собирался остановиться в «Касл» сегодня?

– Да, госпожа. Я помогала служанке приготовить ему комнату, прежде чем ушла.

Ветер был еще свирепее и безжалостнее на вершине холма, где воздвигла свои шаткие станы таверна «Касл». Резкие его порывы буйствовали вокруг этого хрупкого сооружения. Они резвились на разрушенной голубятне, разбитом флюгере, скакали по черепицам и бесформенным крышам, дребезжали в оконные стекла и свистели в щелях, насмехались над хилым строением от фундамента до крыши, и колотили, и хлопали, и мучили его своими яростными прыжками, пока здание не задрожало и закачалось от этого грубого веселья.

Мистер Люк Маркс не потрудился запереть входную дверь, прежде чем усесться за выпивку с владельцем «Касл». Хозяин «Касл» был ленивым, чувственным грубияном, которого волновали лишь собственные удовольствия, и испытывавший злобную ненависть к любому, кто мешал ему развлекаться.

Феба распахнула дверь и вошла в дом, за ней госпожа. Дверь в гостиную была наполовину открыта, и леди Одли услышала грубый смех мистера Маркса, когда переступила порог таверны.

– Я скажу ему, что вы здесь, госпожа, – прошептала Феба. – Он пьян. Вы… вы не обидитесь, госпожа, если он скажет какую-нибудь грубость? Вы знаете, я не хотела, чтобы вы приходили.

– Да, да, – нетерпеливо ответила леди Одли. – Я знаю. Какое мне дело до его грубости? Пусть говорит, что хочет.

Феба Маркс распахнула дверь в гостиную.

Люк сидел у камина, вытянув свои неуклюжие ноги, со стаканом джина в одной руке и кочергой в другой. Он только что засунул ее в кучу черных углей и ворошил их, чтобы они разгорелись, когда его жена появилась на пороге комнаты.

Он выхватил кочергу из-за прутьев решетки и пьяно погрозил ею.

– Наконец-то ты соизволила вернуться домой, – приветствовал он ее. – Я уж думал, ты никогда не вернешься.

Люк говорил грубым пьяным голосом, язык его заплетался. Он был пьян в стельку. Глаза были мутные и водянистые, руки дрожали. Грубый даже в трезвом виде, он был в десять раз ужаснее, когда напивался и ничего не сдерживало его невежественную грубость.

– Я… я почти не задержалась, Люк, – ответила Феба, пытаясь успокоить его. – Я видела госпожу, она была так добра и… она все устроит для нас.

– Ах, она такая добрая, не так ли? – пробормотал Люк Маркс с пьяным смешком. – Спасибо ей большое, только за что? Я знаю цену ее доброты. Вряд ли она была бы так добра, если бы не была обязана.

Владелец, впавший в слезливое и почти бессознательное состояние после третьей бутылки, только глазел в немом удивлении на хозяина и хозяйку. Он сидел у стола. Скорее, он прилепился к нему локтями, чтобы не соскользнуть под стол, и делал безуспешные попытки прикурить трубку от пламени сальной свечи, стоящей перед ним.

– Госпожа обещала все устроить, – повторила Феба, не обратив внимания на слова Люка; она слишком хорошо знала упрямую натуру своего мужа и понимала, что бесполезно пытаться остановить его и побороть его тупое упрямство. – И она пришла сюда, Люк, – добавила она.

Кочерга выпала из его руки и с грохотом упала на золу у камина.

– Госпожа Одли пришла сюда, – повторил он.

– Да, Люк.

Леди Одли появилась на пороге.

– Да, Люк Маркс, – промолвила она. – Я пришла, чтобы заплатить этому человеку, и пусть он идет по своим делам.

Леди Одли произнесла эти слова, как будто выучила предложение наизусть и повторяла его, не сознавая его значения.

Мистер Маркс недовольно зарычал и в нетерпении поставил пустой стакан на стол.

– Вы могли бы отдать деньги Фебе, – огрызнулся он, – чем нести их самой. Тут не нужны прекрасные леди, сующие во все свой нос.

– Но Люк, Люк, – увещевала его Феба, – госпожа так добра к нам!

– Черт побери ее доброту! – закричал мистер Маркс- Нам нужны не ее доброта, а ее деньги. Она не дождется от меня чертовой благодарности. Она это делает, потому что должна, а то бы она…

Бог знает, сколько еще наговорил бы Люк Маркс, если бы госпожа неожиданно не повернулась к нему и неземным блеском своей красоты заставила его умолкнуть. Ее волосы были зачесаны назад, легкие и пушистые, они обрамляли ее лицо словно ослепительный пламень. А в ее глазах горел другой огонь – зеленоватые отблески пламени, – что вспыхивали в мерцающих очах разгневанной сирены.

– Прекратите, – вскричала она. – Я пришла сюда глубокой ночью не для того, чтобы выслушивать ваши оскорбления. Каков ваш долг?

– Девять фунтов.

Леди Одли вынула кошелек – игрушку из слоновой кости, серебра и бирюзы – и вынула из него банкноту и четыре соверена. Она положила деньги на стол.

– Пусть он даст мне расписку, – промолвила она, – прежде чем я уйду.

Понадобилось время, чтобы привести пьяного в чувство для совершения этого простого действа, и только окунув ручку в чернила и засунув ее между неуклюжими пальцами, его заставили наконец понять, что требуется его автограф внизу расписки, написанной Фебой Маркс. Как только высохли чернила, леди Одли взяла документ и повернулась к выходу. Феба последовала за ней.

– Вы не должны идти домой одна, госпожа, – сказала она. – Вы позволите мне пойти с вами?

– Да, да, ты пойдешь со мной.

Женщины стояли у двери в таверну, когда госпожа произнесла эти слова. Феба удивленно уставилась на нее. Она полагала, что леди Одли поспешит вернуться домой, уладив это дело, за которое с такой капризной настойчивостью взялась, но ничего подобного: госпожа стояла, прислонившись к входной двери и бездумно глядя в пространство, и миссис Маркс опять начала опасаться, что госпожа немного не в себе.

Маленькие голландские часы пробили час, пока леди Одли пребывала в нерешительности.

Она встрепенулась, услышав бой часов, и сильно задрожала.