В те годы творчество популярного актера, занятого в кино и в театре, хоть и не приносило доходов, допускавших роскошь и излишества, но вполне обеспечивало достойное существование. С нуждой было покончено.
Слуга Бармалея[13 - Использованы отдельные цитаты из статьи М. Тимченко «Мгер Мкртчян». «Актеры советского кино». М., «Искусство», 1974.]
Фрунзик никогда не терял связи со своими друзьями детства и артистами Ленинаканского театра. Ленинакан, 1956
Фрунзик Мкртчян и Азат Шеренц (стоит крайний справа) с друзьями. 1960
Ф. Мкртчян, Г. Тер-Ованесов, Донара, оператор С. Исраэлян
Фрунзик и Донара с дочерью Нунэ
Ролан Быков:
О Фрунзике интересно думать, с ним интересно дружить. К нему интересно ходить в гости. С ним даже интересно быть просто знакомым. Он слишком грустный и слишком веселый человек. Я необъективен к нему. Я не могу быть к нему объективным. И не хочу. Ибо слишком люблю этого артиста. Этого человека. Фрунзик – это открытая душа и загадка одновременно. У него, как у великого актера, множество лиц. Он многолик. И я люблю их все. Он чудесен как актер и в человеческом плане настоящее чудо.
Утлый кораблик с красным крестом на белом парусе везет в Африку доктора Айболита и его верных друзей. Доктор торопится помочь бедным больным обезьянам. Но в дороге корабль вдруг атакует разбойничья троица – Бармалей и его подручные. Всё как полагается по средневековой пиратской традиции – шум-гам, залихватское гиканье и крики, лихой свист, и пистолетные выстрелы… Кинжалы, ножи, костюмы – всё как в той самой сказке дедушки Чуковского, горячо любимой, зачитанной до дыр. Но фильм о приключениях доброго доктора адресован режиссером-новатором Роланом Быковым детворе 1966 года, а потому основательно переработан и осовременен. И дело не только в том, что, например, Бармалей (Ролан Быков), передвигается по морю, оседлав стальную акулу на подводных крыльях, а два его помощника, Грустный пират – Фрунзик Мкртчян и Веселый пират – Алексей Смирнов, уцепившись за акулий хвост, следуют за ним, лихо балансируя на водных лыжах. В фильме впервые в нашем кино был использован вариоэкран, на котором формат кадра трансформируется, меняется по ходу фильма. Герои действуют то как бы внутри «картинки», то выбираются за ее пределы.
Два пирата: Грустный – Ф. Мкртчян, Веселый – А. Смирнов
Быков не просто завертел многоцветную карусель веселого зрелища, в котором смешались кино, театр, балаган, цирк, эстрада, но еще и сумел зашифровать в нем намеки на реальные социальные явления, перебросил потаенные, но вполне различимые мосты в современность.
Вспомните хотя бы песню «Нормальные герои всегда идут в обход…» В исполнении Бармалея-Быкова и его пиратов она удивительно напоминала модель социального поведения «гомо советикус». А песня Айболита-Ефремова «Это даже хорошо, что пока нам плохо» мгновенно облетела всю страну и стала кухонным шлягером интеллигенции конца шестидесятых годов. Так что выражение «сказка ложь, да в ней намек» – это о фильме Ролана Быкова «Айболит-66».
Ролан Быков:
Я очень горжусь в душе тем, что как бы открыл его для большого кино.
Я тогда искал исполнителей на основные роли в картине «Айболит-66».
Проблема состояла в том, чтобы найти двух масочных актеров: грустного слугу и веселого слугу. Когда я увидел этот профиль, эти огромные глаза, то сказал: «Без грима, без грима!» Мы познакомились, я пригласил его в картину. Он был взволнован. Интеллигентно сказал: «Ну, это надо как-то отметить».
Он стоит около номера: «Мы вас ждем, ждем… Где вы?» Я отвечаю: «Кто ждет? Я пришел в ресторан – вас не было». На что он удивляется: «Какой ресторан? На Севан! Там нас ждет пара моих приятелей – вы не против?» «Конечно», – говорю.
Но когда мы сели в переднюю машину, за нами поехал еще десяток «Волг». Со свистом приехали на Севан.
Я не знал, что он такой любимец зрителя. И когда он вошел, сказал: «Где оркестр?» Ему ответили: «Знаешь, чехословацкая делегация…»
«Что же, я хуже?» – возмутился Фрунзик и вошел в ресторан. И оркестр спустился!
Экзотический пиратский быт-колорит, перипетии потешного преследования, фееричное появление на экране трех коварных, но безалаберных и бестолковых разбойников уморительно смешны. Смех этот неизменно сотрясает зал при каждом появлении Грустного пирата, слуги Бармалея – Фрунзика Мкртчяна.
В быковском карнавале шутов и белых клоунов маска Фрунзика, пожалуй, самая сложная, самая неподражаемая. Герой Мкртчяна удивительно глуп и простодушен и в той же степени старателен и педантичен, а потому особенно нелепыми и смешными оказываются все его поступки. Он вроде как на стороне Зла – подручный Бармалея. Но печальный брюнет с огромным уныло повисшим носом и какой-то нечеловеческой, собачьей тоской во взгляде вызывает в зрителе необъяснимые сочувствие и симпатию.
Мкртчян ищет и находит мотивы, объясняющие поступки его героя. Иначе он вообще играть не может. Аргументация – прежде всего. Даже когда гротеск, когда откровенная игра, когда зал постоянно взрывается хохотом. И даже надев маску клоуна, он никогда не допустит, чтобы смех в зале был только ради смеха.
Может, Господь всё же отпустил на долю его героя хоть какую-то толику доброты и интеллекта? Может быть, попади он в приличную компанию, под начало доктора Айболита, он тоже был бы ласковым и добрым? Но судьба свела его с мелочным, властолюбивым, раздражительным и злым диктатором, а он, безвольный тугодум, привык подчиняться силе просто потому, что не успевает вовремя разобраться в ситуации и самостоятельно оценить ее. Он подчиняется Бармалею, но Зло ему претит. Такой получился у Мкртчяна Грустный пират.
Вот герой Фрунзика заметил: за прибрежным утесом прячется доктор Айболит, которого банда разбойников считала давно погибшим.
Он долго медлит с вопросом. Потом наконец недоуменно спрашивает:
– Это доктор?
– Доктор! Доктор! – злобно взвизгивает Бармалей.
– Но он же утонул! Как же так? – еще более недоумевая, растерянно произносит Грустный пират.
Хозяин грубо обрывает его:
– Выплыл, бандит! Давай, давай, бомбу!
– Но он же утонул, – тупо и упорно канючит пират.
– Давай бомбу, тебе говорят! – Бармалею хочется поскорее расправиться с Айболитом.
– А он там? – всё еще недоумевает Грустный пират с затаенной надеждой: может, ему все-таки померещилось? Грустному пирату очень уж не хочется участвовать в кровавой расправе.
Он поднимает с земли неразорвавшуюся бомбу и с радостной улыбкой протягивает ее обмершему от страха Бармалею – Ролану Быкову. Этой одной-единственной за весь фильм улыбкой Фрунзик словно приоткрывает свою маску, под которой таится доброе, человеческое.
Тем временем у Бармалея возникает новый план: не нападать на Айболита сейчас, когда он тут, рядом, за камнем, а идти в обход. Нормальные герои всегда так поступают. Грустный пират в отличие от строптивого Веселого не возражает Бармалею. Просто, как всегда, не успевает сообразить. В обход так в обход! А в глубине души надеется, что всё как-нибудь да обойдется без кровопролития. А потому еще раз робко, почти шепотом спрашивает Бармалея о докторе: «А он там?» Ну а в ответ получает пинок под зад и летит вверх тормашками.
Потом события развиваются своим чередом. Отряд, возглавляемый Бармалеем, горланя хором песню о «нормальных героях» и приплясывая, предпринимает обходный маневр. Грустный пират вместе со всеми очень покорно, проявляя завидные терпение и выдержку, одолевает болото вброд, чуть было не тонет в трясине и под конец, спасая Бармалея, делает ему искусственное дыхание.
Апофеоз фильма – бешеная, темпераментная пляска пиратов, достигнувших наконец-то берега Африки. Тут увалень и простак Грустный пират – Фрунзик старательно, необыкновенно пластично и забавно исполняет этот танец. Вместе со всеми он самозабвенно выкрикивает слова торжества: «Есть бандиты в Африке! Есть пираты в Африке!» Но почему-то на лице слуги Бармалея даже в эти минуты победной пляски, в минуты торжества над противником ни тени ликования и радости. Глаза Фрунзика-пирата наполнены тоской и печалью.
Мы всё-таки увидели и услышали, как Грустный пират хохочет. Но что это был за хохот! Рушится мост под ногами у нашего неудачливого героя. Грустный пират уже летел в пропасть и всё хохотал, хохотал… и не мог остановиться.
Так в финале, напоминая об условном характере действия, Ролан Быков возвращал «Айболиту-66» его подлинное измерение, измерение карнавальной игры.
Режиссер восторгался уникальным талантом Фрунзика и обдумывал дальнейшую перспективу работы с ним. Не хотел расставаться. Несмотря на то что «Айболит-66» был принят власть предержащими в штыки, Быков стал работать над второй серией, в которой роли Грустного пирата отводилось значительно больше места.
Во второй серии «Айболита» Бармалей пытается совершать добрые дела со словами: «Щас у меня враз все станут счастливыми, а кто не станет, того в бараний рог согну, сотру в порошок и брошу акулам!» При таком почти дословном цитировании большевистского лозунга «Железной рукой загоним человечество к счастью!» неудивительно, что идея была прикрыта еще на стадии сценария.
«Баранов – в стойло, холодильник – в дом» и путь к славе
Георгий Тер-Ованесов:
Дело было в середине 60-х годов.
Иду я как-то по коридору «Мосфильма» (приехал по заданию журнала «Советский экран»), навстречу мне – Фрунзик. То, что в Армении появился самобытный актер, к моменту нашей встречи я уже знал, как и то, что Леонид Гайдай подбирает актеров для «Кавказской пленницы». «Минуточку, дорогой, вы-то мне и нужны», – говорю. Тот опешил от удивления. Я тогда сделал первые фотопробы и «посватал» Мкртчяна на известную всем роль «лица кавказской национальности». Помните, как виртуозно Джабраил продавал собственную племянницу в жены товарищу Саахову?
Джабраил: Слушай, как тебе не стыдно? Обижаешь сиротку, у нее же, кроме дяди и тети, никого нету… Двадцать пять!
Саахов: Это ж неправда. Это ж неправда! Я высоко ценю твою уважаемую племянницу! Но всему есть предел, даа-а… Восемнадцать!
Джабраил: Послушай, ты же все-таки не козу получаешь, а жену. И какую! Студентка, комсомолка, спортсменка и наконец просто красавица! И за всё это я прошу 25 баранов! Даже смешно об этом торговаться!
Саахов: А-а-аполитично рассуждаешь, да… Аполитично рассуждаешь! Не понимаешь политическую ситуацию! Ты же видишь жизнь только из окна моего персонального автомобиля… Клянусь, честное слово! 25 баранов в то время, когда район еще не полностью рассчитался по шерсти!