Фрунзик Мкртчян. «Я так думаю…»

Моя юность проходила в то время, когда вокруг было так мало ласки и любви. То, чего мне недоставало в жизни, я получал на сцене.

    Фрунзик Мкртчян

С самых малых лет Фрунзик проявил способность к рисованию. Он рисовал всё, что попадалось ему на глаза: кошек, собачек, осликов с ковровыми хурджинами[5 - Переметная сумка.] на спине, стариков, в задумчивости сидящих на лавочке у пыльной дороги, заводские трубы…

Рисовал Фрунзик не по возрасту ловко, схватывая характерные детали. Когда стал взрослым, а потом уже и известным актером, начал рисовать шаржи и карикатуры, снайперски попадая в характер (кстати, самыми хлесткими, самыми острыми и беспощадными были карикатуры на собственную персону).

Отец был страшно горд, показывал всем рисунки сына: «Вот, поглядите, в моей семье растет художник!» Престижная профессия сына виделась ему своеобразным отыгрышем за собственную беспросветную жизнь неграмотного чернорабочего. Однако победили гены матери – артистичной, яркой, всю жизнь тайно мечтавшей о театре.

Фрунзик подружился с механиком заводского клуба. Мальчик забирался в его тесную будку и сидел там часами, скорчившись, до онемения ног, забывая о времени… Мог просидеть несколько сеансов подряд, замирая от восторга. Впоследствии признавался, что нередко прогуливал школу ради кино. «Кинозал был моим убежищем», – вспоминал он. На экране в нетопленом зале заводского клуба он впервые увидел маленького человечка в котелке и с тросточкой, который стал его кумиром, его путеводной звездой.

Тут впервые на интуитивном уровне мальчик ощутил то могущество смеха и слез, которое способно стать противоядием от ненависти и страха.

Фрунзик Мкртчян:

Чаплин для меня, как Бах в музыке, – учитель человечества. Подобно тому как жизнь кишит сюрпризами, так и Чаплин не перестает меня удивлять. Московское телевидение сняло обо мне документальный фильм. Начинался он кадрами, где маленький мальчик смотрит в кинотеатре фильм с Чаплином и загорается желанием однажды так же, как и он, сыграть в кино. Это было не случайно. Я стал комиком, потому что мечтал об этом с детства. Я очень уважаю всех первопроходцев киногротеска. Они были теми, кем стал Гагарин в космонавтике. Только я лично никого не могу поставить в один ряд с Чаплином.

Альберт Мкртчян:

Брат с десяти лет на площадке второго этажа, где мы жили, показывал театральные представления. Прямо перед дверями нашей квартиры брат собирал всех детей двора. С двух сторон вешал занавес из старых простыней. Сам создавал свой текст – о последних событиях во дворе и на улице, пародировал соседей, торговцев и постоянно импровизировал. Увлеченно играл свой моноспектакль… И получалось это у него это очень здорово. Мы, дети, были в восторге.

Позже, когда он стал участвовать в спектаклях драматического кружка в расположенном напротив Доме культуры, на игру Фрунзика собирался смотреть весь поселок. А отец, бывало, возмущался: «Что это за профессия такая – актер? И как только не стыдно – кривляться на сцене, как дрессированная обезьяна!»

Фрунзик Мкртчян:

Моя жизнь могла сложиться совсем по-другому, если бы горсовет не выстроил прямо напротив моего дома клуб текстильщиков. Мы то и дело бегали туда. Там мы увидели совсем другой мир, который не имел никакого отношения к нашему быту. И получилось так, что с детских лет я стал соприкасаться с миром воображаемым. Мог бы, наверное, стать сапожником или рабочим на текстильном комбинате, как и мои родители. Моя юность проходила в то время, когда вокруг было так мало ласки и любви. То, чего мне недоставало в жизни, я получал на сцене.

Вскоре стало достаточно сложно скрывать от отца увлечение театром. В Гюмри Фрунзик становился популярным не только как юный актер самодеятельного театра. Паренек с непропорционально крупным носом на худом лице и обаятельной улыбкой, фонтанировавший невероятными идеями, завоевал известность своими хитроумными проделками. С ним постоянно были связаны забавные истории и шутки, веселившие всю округу. Он и в жизни постоянно играл в театр.

Существует множество легенд о том, как Фрунзик в первый раз появился на клубной сцене.

Рассказывают, будто ему поручили роль слуги в драме «Намус». Посреди серьезной, трагической сцены Фрунзик должен был внести поднос с бутафорским пловом. Роль без слов – классическое «кушать подано!» Фрунзик вышел и даже не успел поставить поднос на стол, как публика вдруг захохотала.

По другой легенде, его персонаж, гонец, должен был произнести одну фразу: «Вам письмо от князя!» Услышав смех после реплики, Фрунзик посмотрел в зал – смех не утихал. «Знаете что, сами передавайте князю это письмо – мне некогда, у меня дела!» – произнес дебютант и скрылся за кулисами, где покатывались со смеху уже и актеры. Такие истории рассказывают его многочисленные фанаты. Но за достоверность легенд поручиться невозможно.

Имя любимого актера спустя много лет после его смерти по-прежнему интересует многочисленных зрителей разных поколений. Фрунзик постоянно обсуждается в Интернете: его фильмы, его роли, его трагическая судьба, эпизоды его жизни – подлинные и вымышленные… И чему тут удивляться, что имя актера со временем обрастает историями подлинными и вымышленными, анекдотами и курьезами. Такова участь Легенды. Она постоянно стимулирует воображение, побуждает народное творчество.

Однако обратимся к достоверным свидетельствам его сценического дебюта.

Чахал Паруйр[6 - Друг детства.]:

Это было в 1941 году. Мы очень просили Никола Багдасаряна – руководителя театра – разрешить Фрунзику участвовать в занятиях театрального кружка (ему тогда было 11 лет). Долго уговаривали… Наконец он согласился. Шла война, все его актеры ушли на фронт, и потому Фрунзик очень скоро получил роль. Ставили «Кач Назар» (популярную сказку о хвастливом неумехе – армянском Иванушке-дурачке). Фрунзик – в главной роли. А в клубе, естественно, весь наш Полигонный район – старики, женщины, дети…

Фрунзик, тогда уже известный среди нас, ребят, фантазер и выдумщиик, придумал такую эффектную мизансцену. Он верхом на осле выезжает на сцену. Потом пойдет проливной дождь и неуклюжий Назар упадет с осла. Наш друг Акоп должен был создать этот дождь – поливать из лейки. Крестьянин, который продавал на нашей улице мацони[7 - На Кавказе – простокваша.], согласился на полчаса одолжить своего осла. И вот Акопа с большим трудом подняли наверх на руках и посадили под потолок. Фрунзик на осле выехал на середину сцены. Акоп стал поливать его с потолка из лейки. Но когда Назар-Фрунзик упал с осла, тот испугался и заорал что было мо?чи. Тут уж Акоп с перепугу и от неожиданности выпустил из рук лейку и упал с потолка на сцену. Осел совсем обезумел – продолжал орать и упираться. С большим трудом совместными усилиями актеров и зрителей осла удалось увести со сцены. А публику, падавшую со стульев со смеху, долго еще не могли успокоить.

Подрос младший брат Фрунзика Альберт (в будущем известный армянский кинорежиссер) и вслед за Фрунзиком потянулся в театр.

Мать всячески потакала сыновьям, гордилась их успехами и не пропускала ни одного спектакля – была самым строгим и самым эмоциональным зрителем. Она сидела с дочерьми в первом ряду и, затаив дыхание, наблюдала за всем, что происходило на сцене, за реакцией зрителя в зале, строго следила за порядком. Когда лузгавшая семечки в последних рядах молодежь чересчур веселилась или отпускала громкие реплики, Санам спускала дочерей с колен, вставала с места и решительно шла разбираться. Нередко она за ухо выводила бузотера из зала. Впрочем, обычно достаточно было одного ее грозного окрика, как расшалившиеся подростки замолкали или же пулей выкатывались на улицу. Случалось, что матери приходилось вмешиваться и в происходящее на сцене.

Фрунзик Мкртчян:

Есть такой рассказ у армянского классика Ованеса Туманяна – «Гикор»… Очень популярный… Дети и подростки играли его во всех ереванских дворах и на балконах. Мы поставили спектакль на сцене нашего районного клуба.

Гикор – армянский Ванька Жуков, деревенский мальчик лет восьми-девяти. Его играл мой младший брат Альберт. Мне досталась роль злого купца Артема, к которому отец привел мальчика на черную работу. По роли купец должен был поколотить Гикора. А мы с братом в тот день успели дома хорошенько поругаться, поэтому, как вы понимаете, я эту сцену играл с особым рвением.

От души колочу Альберта, и вдруг слышу громкий голос матери с первых рядов: «Не смей бить ребенка! Изверг! Он же тебе брат!» Тут такой был хохот в зале! Спектакль долго не могли продолжить.

Фрунзик с благодарностью вспоминает годы участия в любительских клубных спектаклях: «Здесь уже была настоящая сцена. Здесь впервые из зала на меня смотрели сотни глаз».

Фрунзик Мкртчян

Эй ты, Котовский!

Мое странное и непривычное для армянского уха имя не раз ставило меня в неловкое положение. Был, например, такой случай.

В клуб текстильного комбината меня сначала приняли рабочим сцены. Был я тогда робким, закомплексованным парнишкой лет 13–14 и восторженно относился к любой порученной мне работе. Все-таки Театр, хоть и не совсем настоящий! И вот округу облетела радостная весть – на нашей клубной сцене согласился выступить сам Грачия Нерсесян. Я, конечно же, принимал самое активное участие в оформлении сцены. Не знаю, по какой причине – вероятно потому, что я был тощий, долговязый и какой-то нескладный и больше других суетился, – великий актер обратил на меня внимание, подозвал к себе и спросил: «Парень, как тебя зовут?»

– Фрунзе, – ответил я.

Нерсесян переспросил меня: «Как-как?» А потом удивленно пожал плечами.

На репетиции, когда Нерсесян давал указания, я первым бросался их выполнять. В этот день мне выпала неожиданная радость – поручили сыграть небольшой эпизод без слов. Я был безумно горд, что выступлю партнером самого Нерсесяна.

Начали репетировать сцену, и вдруг Нерсесян зовет меня через весь зал:

– Эй ты, Котовский, поди-ка сюда!

Раздался дружный смех.

Я так и не понял – он перепутал мое имя или решил так надо мной пошутить. Но праздничное настроение было испорчено.

Где твоя родинка, Шушан?

Великий Папазян однажды сказал: «Загляни в замочную скважину в любую армянскую семью – увидишь неповторимый театр. Мы, актеры, всего лишь его жрецы, служители». Правда, я до сих пор не знаю, что это за сила такая, что это за магия, которая со сцены передается зрителям, вызывая то смех, то слезы.

    Фрунзик Мкртчян

О находчивости и изворотливости юного актера и его умении мгновенно находить остроумный выход из любого положения и импровизировать текст есть множество рассказов, легенд и мифов. Вспоминают, например, такой эпизод. На той же любительской сцене играли спектакль по роману классика армянской литературы Ширванзаде «Намус» (в переводе означает «Совесть»). Эта неувядающая национальная драма – любимое и признанное народом произведение.

Печальная повесть о благородной женской душе, загубленной наговорами и ревностью, была создана на основе реалий и всё еще живых и хорошо знакомых зрителю суровых обычаев патриархальной армянской семьи, а потому близких и волнующих. Спектакль вызывал неизменный эмоциональный отклик зрителей.

Еще в 1926 году роман Ширванзаде стал сценарной основой первого армянского игрового фильма, снятого основоположником армянского кино Амо Бекназаровым. В последующие 30–50-е годы спектакль многократно ставился на сцене академического драматического театра армянской столицы. А в рабочих пригородах и селах его играли на балконах и во дворах лицедеи-любители.

Эмоциональные гюмрийцы приходили в заводской клуб, заблаговременно запасаясь платками, чтобы от души нарыдаться над горькой участью героини.

Ленинакан. Церковь Аствацацин. Основана в XIX веке

Забавно, что в пьесе Ширванзаде роль платка Дездемоны играла родинка на груди героини, о которой знал (или, вернее, должен был знать) только ее законный супруг и повелитель – Рустам.