И только громкий хохот наконец успокоил Иванищеву и она засмеялась вместе со всеми.
– Закрывая сегодняшнее заседание поздравляю всех с пуском нашей «сотки» и началом нормальной работы. Пока еще наши медики не завалили нас своими заданиями, «сотки» работают по заданиям Скворцова.
МНЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИСУТСТВОВАТЬ?
– Анатолий Иванович, мне обязательно присутствовать на таких заседаниях Совета, где я ничего не понимаю? – Иванищева вышла из зала заседаний вместе со Свиридовым.
– Разумеется, нет. Вы определяйте сами по плану работы, когда вам нужно быть. Это кроме обязательных случаев, но о них вам сообщат особо. Вам было скучно?
– Нет, что вы! Пусть я мало поняла в том, о чем говорил Виктор Антонович, но как он говорил … И этот ребенок, этот Мальчик – он всегда так неожиданно и серьезно высказывается?
– Бывает значительно серьезнее. Кроме того, учтите, что почти все члены Совета – телепаты. Мы стараемся теперь говорить вслух, но бывали уже случаи «безмолвного» обсуждения.
– Да, у вас тут не соскучишься … Да еще грозятся порку строить …
– Ну, это у нас запросто! А как ваши успехи? Где ваши люди? Где планы – работы, обследований?
– На днях, Анатолий Иванович, на днях … Я постараюсь избежать телесных наказаний!
В кабинете его встретила Суковицина, привычно вставая из-за своего стола.
– Вот бумаги, Анатолий Иванович. А еще Иван Раисович просил сказать вам, что начали заливать каток.
– Это прекрасно. Готовьте коньки, Галина. Умеете кататься?
– Маленько. Мы больше на лыжах.
– Когда вы последний раз ходили на лыжах? А когда были дома?
– Дома я была три дня назад. А на лыжах уж и не помню когда ходила …
– В бассейне не появляется, на лыжах не ходит … Непорядок. Так что Галина Климентьевна, в бассейн и на лыжи – я проверю. А то рассержусь.
– Слушаюсь, Анатолий Иванович …
Свиридов занялся бумагами, но что-то мешало ему и он никак не мог понять – что именно.
МЫСЛЕННЫЙ РАЗГОВОР С САНДАЛОМ
И он вспомнил о серьезной собаке по имени Сандал.
Он отложил бумаги и попытался мысленно установить контакт с собакой – ему показалось, что пес ответил и даже обрадовался.
Свиридов поднял телефонную трубку, соединился с дежурным по вольеру и попросил передавать ему подробности о поведении Сандала.
– Пес беспокоится, товарищ полковник. То встает, то садится. Оглядывается.
#Не оглядывайся, не ищи меня, я далеко. Сядь и внимательно послушай меня.
– Пес сел и шевелит ушами, товарищ полковник!
#Ты можешь поднять лапу? Подними правую лапу. Ты не знаешь, какая из лап правая? Вот эта.
– Пес поднял правую лапу, товарищ полковник! Так и сидит с поднятой лапой.
#Опусти. Ты хотел мне что-то <сказать>?
– Он опустил лапу и подпрыгнул! Его будто подбросило!
#Ты так лучше понимаешь меня?
Ответный сигнал был непривычен для Свиридова, но понятен.
#<Вот видишь, мы с тобой скоро научимся разговаривать. Как у тебя дела?>
И пес ответил – ответил по-своему, по-собачьи, но ответил довольно связным потоком эмоциональных картинок. При этом вся его передача была окрашена удовольствием от общения и желанием повидаться со знакомыми ему мальчиками.
#<А ты с ними тоже так общаешься, как сейчас со мной?>
Ответ пса был положительным.
#<Хочешь пойти к ним?>
Ответ был еще более положительным – это было не просто «да», а «да» восторженное.
#<Ты сможешь это сделать сам, один, без меня?>
Пес ответил утвердительно.
#<Я скажу, чтобы тебя выпустили. Иди спокойно, никого не трогай и никого не пугай. Ты понял меня?>
Пес опять ответил утвердительно.
– Дежурный, выпустите Сандала. Он знает, что надо делать.
– С-слу-шаюсь, товарищ полковник … Есть выпустить Сандала!
– Полковник Свиридов. Позовите к телефону дежурного внутренней охраны 401-го.
– Младший лейтенант Иванцова!
– Свиридов. Слушай, Иванцова. Мальчики гуляют?
– Так точно, гуляют.
– Кто с ними дежурит?
– Старший лейтенант Васин, товарищ командующий.