Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

Лена хотела что-то сказать, но тут Гриша провел первую линию и сразу установилась мертвая тишина. Рисунок молодой миловидной девушки был закончен за три минуты. Но главное – как она улыбалась!

– Все, Генрих Савельевич. Конечно, это скорее эскиз, а не рисунок. Мне еще не вполне удалось почувствовать индивидуальность Лены, ее внутренний мир …

– Вы только не волнуйтесь, профессор, – неслышно подошедший Свиридов придержал профессора под руку. – Вы посмотрите на натурщицу – она же везде разная, хотя и одна …

Утихомирив шквал возгласов профессор увел Свиридова и Гришу к себе в кабинет, но уходя по дороге Гриша успел пообещать Лене ее портрет.

– Я несколько растерян, молодой человек. То, как вы рисовали – это не скоропись уличного халтурщика, это что-то совершенно иное. Вы можете в нескольких словах объяснить, как вы это делаете? Нет, подождите. Меня интересует процесс творчества, который происходит – ведь так нарисовать нашу Валерию Степановну может только настоящий художник. Да, я не боюсь этого слова! Настоящий художник! Так как же это происходит, Григорий … Анатольевич?

– Сперва я смотрю на объект, и пытаюсь увидеть его в движении … Мне очень трудно рисовать с фотографии, она статична … чаще всего. Каков этот человек? Что в нем интересного? Я думаю о нем … и потом рисую то, что я придумал. Говорят, что неплохо получается …

– Неплохо получается! – фыркнул профессор. – Глядите на него, – он обратился к Свиридову, – Нет, вы поглядите – сама скромность. Да вы же не понимаете, что вы делаете! Вы же за минуту увидели Лену насквозь! Наши виртуозы так заорали потому, что они так ее нарисовать не могут! Хотя видят ее и общаются с нею второй год!

– Может быть именно поэтому и не могут …

– Как вы сказали?

– Они ее видят по другому. Они ее не видят как объект для творчества.

– Все! Григорий … Анатольевич, Анатолий Иванович! Я сейчас начну брызгать слюной и нести всяческую околесицу, потому что … потому что я ошарашен … Может быть вы покажете, что принесли?

Гриша стал раскладывать на столе перед профессором листы с рисунками.

Профессор разглядывал их, перебирал, откладывал и снова брал в руки.

И при этом издавал самые разнообразные нечленораздельные звуки одобрения.

Потом он немного помолчал.

– Анатолий Иванович, мы имеем дело с незаурядным талантом. Учить его … можно, но я пока не могу сформулировать, чему и как. Но я любом случае я буду рад работать с вашим сыном. Григорий Анатольевич настолько своеобразен в своем таланте …

– Просто Гриша. Пожалуйста, профессор.

– Гриша! Мне будет весьма приятно работать с вами. Я вижу способности, я вижу талант, я чувствую возможность развития ваших способностей, возможности роста мастерства. Но что именно и каким образом – пока не понимаю …

Постучавшись вошла строгая женщина.

– Генрих Савельевич, господин Дрейзер уже здесь и ждет вас!

– Уже иду!

Профессор поднялся и …

– Гриша, могу я попросить вас?

– Конечно, Генрих Савельевич.

– Можно мне взять пару ваших рисунков и показать гостю из Австрии? И еще попросить вас присутствовать на нашей встрече?

– Пожалуйста, Генрих Савельевич. Давайте я возьму всю папку.

Выходя в коридор Гриша на мгновение прижался к отцу.

– Папка …

– Молодец, сын!

ГУСТАВ ДРЕЙЗЕР

В старинной гостиной за маленьким столиком с гнутыми ножками сидел уютный полненький улыбающийся господин.

Профессор и этот господин обменялись дружескими рукопожатиями, но общение шло через переводчицу – господин не владел русским языком, а профессор не владел английским.

А переводчица переводила плохо, и Гриша это сразу почувствовал.

Несмотря на это профессор и господин Дрейзер были на ты и общались вполне по дружески. После нескольких фраз по поводу какого-то конкурса и какой-то выставки профессор представил Гришу. Тот встал и поздоровался с Дрейзером легким поклоном.

– Ты только посмотри, как рисует этот молодой человек! – профессор взял у Гриша его папку.

– Господин Дрейзер, это молодой человек умеет рисовать, – перевела переводчица.

– Прошу прощения, господин Дрейзер. Перевод не соответствует словам профессора, – на английском языке сказал Гриша.

– О! Вы говорите на английском языке, юноша? И блестяще! О, мой бог, но как вы рисуете!

– Мой бог, как вы рисуете, – перевел Гриша.

Через пару минут оживленный обмен уже шел через Гришу, который легко переводил слова Дрейзера, слова профессора Василевского и свои слова для профессора, если он говорил с Дрейзером напрямую.

В конце концов при прощании Дрейзер дал Грише свою визитную карточку.

– Можете писать мне, можете звонить мне – я всегда буду рад. Персональный вызов на конкурс и на выставку я вам пришлю. Желаю творческих успехов!

Господин Густав Дрейзер, издатель и покровитель художников, увез с собой в Вену рисунок Гриши – на рисунке была изображена беседа Василевского и Дрейзера …

ГДЕ я БЫЛ и ЧТО я ДЕЛАЛ

– Ну, Гриша, рассказывай! Толя только позвонил и сказал, что все в порядке и профессор повел тебя знакомиться с каким-то иностранцем. Но что там было?

– Сперва профессор повел меня в аудиторию, где рисовали обнаженную натуру. Я походил, посмотрел. Потом сел и нарисовал несколько рисунков – вот эти. Тут и натурщица и студенты.

– Такая старая …

– Потом профессор не поверил, что это я нарисовал только что, и попросил нарисовать еще что-нибудь. И я нарисовал вот эту девушку.

– Тут написано Лена. Ее зовут Лена?

– Да. Я задал ей пару вопросов, чтобы потянуть время – надо же мне было увидеть ее как следует. А потом профессор смотрел мои рисунки.