Апокрифы. Исторические версии

А из этого прямо следует расшатывание дисциплины.

Так, участились просрочки из отпуска. Например, один из полковых офицеров за просрочку из отпуска 3 месяца и 4 дня, по повелению наследника цесаревича, был арестован на 3 месяца и 4 дня, с содержанием на карауле.

Ослабли и отношения между офицерами и подчиненными. Например, в 1847 году капитан Фирке арестован по повелению великого князя Михаила Павловича на 14 дней за то, что, разговаривая с унтер-офицером на улице, дозволил ему надеть фуражку.

Еще более почти панибратское отношение с подчиненными выказывается при летнем пребывании полка в районе Ораниенбаума. Начальник дивизии встретил однажды на дороге в Ораниенбаум ехавших на бричке штабс-капитана и поручика, его субалтерн-офицера. Причем последний курил сигару! За такое неуважение к старшему поручик был арестован на трое суток, а дозволивший в присутствии своем курить младшему капитан – на четверо суток.

Примеры таковые множились, вот и решил государь отправить на квартиры (в основном – зимние) своих лейб-гвардейцев. Чтобы выветрились из голов господ офицеров итальянские певички, да и воинскую дисциплину подтянуть было необходимо.

Поэтому в марте 1848 года гвардии полк выступил в Гатчину, где ему был назначен смотр шефа гвардейского корпуса, великого князя Михаила Павловича.

Смотр прошел хорошо. Стройные ряды солдат в белых парусиновых панталонах, офицеры в темно-зеленых мундирах со светло-зелеными лацканами и красными клапанами на обшлагах с серебряными же галунами – все это производило неизгладимое впечатление на собравшийся народ, в том числе на дам, и на царствующих особ и лиц, приближенных ко двору.

По окончании смотра полк был направлен на новое место дислоцирования.

Ау, прощай, итальянские певички. Приведем две выдержки из приказа по полку генерала Довбышева. Из него явствует полное благорасположение как великого князя Михаила Павловича, так и супруги его, великой княгини Елены Павловны, и наследника цесаревича.

«…Его Императорское Высочество, отдавая полную справедливость низшим чинам как в одежде, так в особенности духу солдат, усердию солдат, взгляду солдат, изъявляет совершенную свою благодарность мне, всем г.г. батальонным, ротным командирам и субалтерн-офицерам и вместе с тем жалует всем низшим чинам как строевым, так и нестроевым по рюмке водки, которую предписывает г.г. ротным командирам выдать людям завтрашнего числа по приходе на ночлег…»

«…Ея Императорское Высочество Великая Княгиня Елена Павловна изволила поручить его превосходительству г. дивизионному начальнику изъявить полку свое сожаление, что не могла проводить полк, но, желая одушевить низших чинов в усердии и ревности к службе, изволила пожаловать по рюмке водки и по булке на человека. Эту рюмку предписываю г.г. ротным командирам раздать людям сего же числа…»

Пройдя все формальные процедуры, лейб-гвардии Волынский полк выступил на расквартирование на зимние в том числе квартиры в район города Сергиев Посад.

Вроде бы далеко от столицы. Но государь знал, что к зиме поедет в Троице-Сергиеву Лавру. Вот и повидает свой гвардии Волынский полк.

* * *

Поход для солдата – всегда дело нелегкое. Вот и сейчас. По раскладке на день от 20 до 25 верст[8 - 1 верста = 1,0668 км]. Пройти-то нужно без травм, порезов, ушибов и, главное, без потертостей. Стер ногу – уже ты не солдат.

Но все равно – впереди квартиры, и все мечтали до них дойти и начать отдых. Верно, квартирмейстер уж расстарается избы подобрать покрепче. И чудилось солдату мычание коров в своей родной деревеньке, и запах телят, и кислый дух болтушки для поросенка. Туманится глаз солдата. Многое он прошел. Видел страшные вещи. Иногда и жить не хотелось. А вот слеза скатывается по колючей щеке только сейчас, когда пахнуло печным дымком из изб, мимо которых полк и двигался.

Да и офицеры тихонько мечтали – наверняка найдутся помещики хлебосольные. Их жены. Дочери, наконец. Вот жизнь и наладится.

Но пока вместо налаживания жизни виделся только утомительный труд похода. Особенно коли попадется служака не в меру требовательный. В любом полку любой армии мира такого сыскать возможно.

В нашем случае это был инженер-полковник барон Шарон, из остзейских немцев. Он в походе командовал левой колонной полка и требовал пунктуального исполнения уставных правил.

А их – много. И все они – против солдата. И их надобно исполнять.

Требовалось, например, неукоснительное соблюдение дистанции во время марша, строго преследовалось всякое отступление от формы одежды: то денщики были в армяках, то на повозках сверх брезента положены мешки, чемоданы, веревки, то денщики шли не за повозками, а сбоку их. И многое другое – все успевал замечать барон Шарон. А он на руку был скор. Это не одобрялось офицерами полка, даже были разговоры на повышенных тонах, но барон в дискуссии не вступал. А уставного порядка требовал.

Солдат этот порядок и исполнял. Но легко, право слово, не было. Да и когда в армии солдату легко, а?

Но всему приходит конец. Пришло окончание и этим изнурительным переходам. Полк достиг места дислокации – села Махры, недалеко от реки Дубны и речки Махрянки.

Расположились по квартирам. Нижним чинам и унтер-офицерам были предоставлены удобные избы. Для полковых собраний снято просторное помещение близ церкви Рождества Богородицы. Где, кстати, был отслужен молебен по случаю окончания перехода.

* * *

Полк зажил хорошо. Учения шли своим чередом, а уж были ли они в тягость – зависело от господ офицеров. Офицеры лямку тянуть тоже не особо жаловали.

Нижние чины отдыхали. Помогали крестьянам по хозяйству. Соскучились. Да и местные девчонки пришли в соответствующую активность.

Офицеры по вечерам метали банчок по маленькой, варили жженку. Вспоминали поход в Европу и парижских мамзелей. Спорили об оружии, например, какой пистолет лучше – российской системы – кремневой – либо французские.

Любовались наградными шпагами «За храбрость», златоустовских мастеров. И конечно, слушали рассказы «стариков» о делах 1812 года.

Выяснялось, что все «старики» видели императора Наполеона и взять его могли. Да никогда не получалось. «Заговоренный он, и думать нечего», – уверенно рассуждали старые офицеры за жженкой или иным полезным для здоровья напитком.

Кстати, офицеры, что помоложе, наладили отношения с местными помещиками. И в город Сергиев Посад приглашались. По распоряжению командира полка ряд офицеров в краткосрочные командировки были отпущены с обязательным осмотром и увещеванием командира полка. В том смысле, чего нельзя делать, чтобы честь гвардейцев не уронить. Оказалось, делать ничего нельзя. Но, как говорили старослужащие офицеры, так-то оно так, все нельзя. Но вот ежели очень хочется, то и можно. Офицеров это воодушевляло.

Глава II

Чрезвычайное происшествие

20 апреля 1848 года в селе Махра, что близ Троице-Сергиевой Лавры, состоялись похороны капитана лейб-гвардии Петра Годунова.

Его гибели предшествовали события, о которых я расскажу дальше. Сейчас же, офицеры полка находились в растерянности. Конечно, и грусть – одновременно. Генерал Довбышев, командир полка, был и грустен и озабочен и даже – встревожен. Еще бы, в полку происшествие из ряда вон – в мирное время, на зимних квартирах потерять сразу двух боевых, отличных, можно сказать, офицеров: инженер-полковника барона Шарона и капитана князя Петра Годунова. Да еще и прекрасного строевого солдата – Шатилова Митрофана.

«Ну, теперь чего думать да пенять, – рассуждал, прогуливаясь между снежными сугробами по очищенной от снега дорожке, генерал Довбышев. – Сейчас начнет думать комиссия, а уж оне всегда найдут непорядок. Ну, какая же это комиссия, коли не найдут беспорядок», – так думал генерал, в полном, правда, расстройстве чувств и настроения. Еще бы, сколько он прошел вместе с полком огня, смерти в глаза смотрел всегда в первых рядах, и вот на тебе, такая незадача. Да нет, думал он, не незадача, беда прямо. И еще дело, требующее его решения, не давало покоя генералу.

Ну, с инженер-полковником бароном Шароном все ясно. Его забрали сразу же родственники из Лифляндии, где и похоронят с соответствующими почестями в родовом замке. Полк передал родственникам заслуженные награды, личное оружие, коня и конскую амуницию и малое знамя полка, которым по уставу должен быть накрыт гроб. Чин полковника того требовал.

А вот с князем Годуновым происходит заминка.

Генерал тяжело вздохнул. Конечно, можно хоронить капитана князя Годунова по положенному воинскому артикулу. Он боевой офицер, да солдаты его роты в нем души не чаяли. Но!

Фамилия Годунов известная. Борис Годунов царствовал на Руси. Да не один год. Парсуна его в Кремле находится. И память оставил разную, в том числе и добрую.

«Не мое солдатское дело в эти дворцовые загадки лезть, – подумал генерал. – Так вот, князь Петр, получается, царских кровей. Я его похороню, а нынешний монарх, храни его Господь, и спросит:

– Почему, голубчик, генерал Довбышев, коему я вверил цвет армии российской, моих волынцев, почему он пренебрегает розписями о государях. Какой бы ни был Годунов, но он был избран на царство. Народом. У Новодевичьего монастыря был крик народный. А ты, генерал, хоронишь царскую ветвь, можно сказать, как простого капитана. Может, тем самым хочешь выказать пренебрежение вообще к царствующему порядку вещей, Господом Богом и народом русским установленному?»

Генерал аж перекрестился.

– Чур меня, чур, – пробормотал он. Адъютант приблизился немного, но подойти не осмеливался.

В общем, генерал Довбышев решил сделать то, что сделал бы на его месте каждый боевой генерал (а был он вполне боевым, храбрым офицером). Он подозвал адъютанта и велел ему подготовить письмо шефу полка, великому князю Михаилу Павловичу.

«Ваше Императорское Высочество.

В вверенном Вашим Высочеством лейб-гвардии Волынском полку произошло прискорбное происшествие, в результате которого погибли двое офицеров полка: инженер-полковник барон Шарон и капитан князь Петр Годунов. (Все подробности этого дела Вашему Высочеству направлены специальным курьером.)

Прах барона Шарона получили его родственники со всеми подобающими сему случаю уставными регламентациями.

Что до захоронения князя Годунова, то на Ваше суждение и приказание оное действие полагаю, ибо князь Годунов – отдаленный потомок царствования Бориса Годунова, и мы не можем позволить себе решения захоронения князя Петра Годунова, капитана 1-й роты лейб-гвардии Волынского полка.

С чувством глубокого высокопочитания