– А ты в Рязани своей кому?
Костик долго молчал. Слишком долго – это для него несвойственно.
– Так с чего ты так резко захотел туда? Не хотел же.
– Не знаю. Захотел и все. Все думаю и думаю о Москве. Туда мне надо. Не знаю, почему. Просто кажется так.
«Да просто нужно же хоть раз в жизни принять самостоятельное решение», – объяснялся я себе. И не думал совсем, какое важное решение выбрал как первое самостоятельное.
Костик покрутил сигарету в руках и спросил уже серьезно, по-взрослому:
– А тебя отпустят в Москву? Это ж как государство в государстве, там все по-другому! Еще и далеко.
Я хотел было ответить, что у родителей есть Аленка, которой в следующем году в школу. Там будет не до меня. Лешка как смотался, так и не появлялся почти. Живет в своем Владивостоке и в ус не дует. Что там эти новогодние праздники, когда он приезжает. Считай, что и нет брата. Родителям не привыкать детей отпускать.
И сказал:
– Да отпустят. Приживусь. В Москве все-таки лучше, чем здесь.
Костик было задумался, но успокоился и кивнул.
– Я в Рязани буду, там вроде часа два. Приезжай. Буду звать на вечеринки, скину пару ссылок на красивых девчонок.
– Звучит заманчиво, – хмыкнул я. – Надеюсь, смогу выбираться.
– Да что там тебе выбираться. Ты ж не учишься, сам себе хозяин.
Мы молчали совсем немного. Костя вообще не любил тишину и всегда нарушал ее первый.
– А с кем едешь-то? Или сам, на поезде? – спросил он, а я отвернулся.
Как-то не хотелось говорить ему, что путь предстояло разделить с очень странной дамой. Я сам-то в ней уверен не был, куда там до объяснений.
– Да так, спутника нашел. Только родителям не говори! А то они еще моим проболтаются.
– Могила, – хмыкнул Костик. – А что за спутник? В «плацкарте» вместе поедете?
– Угу. Типа того.
Мы еще немного посидели. Легкий августовский ветер ласкал мягкими касаниями, хотя на тот момент в голову не могло прийти такое красивое сравнение. Мне было просто хорошо и спокойно.
– Хватит киснуть. Давай-ка, покажи, кто тут король дорог. – Широко улыбнулся Костик и, подпихнув меня локтем, заставил подняться с травы.
– Обогнать тебя еще раз?
– Да! Как тогда, после выпускного! Или слабо? – Хитро сощурился Костик.
– Это тебе слабо!
– Тогда до трассы и обратно! Кто проиграет – угощает на первой вечеринке!
Мы залезли на велосипеды и пустились в путь. До вечера я был прежним Димой – веселился, носился по раздолбанным дорогам, обгонял и отставал от Костика, прикрикивал на сновавших туда-сюда кур и подставлял лицо горячему ветру.
«Завтра» и «будущее» будто бы исчезли, не существовало проблем и страха. Остался лишь сладкий аромат свободы, хрустевший на зубах горечью полыни. И был только этот день: бесконечные поля сухих трав и ярких подсолнечников и солнце, оранжевое настолько, что казалось апельсином, прибитым к сахарному небу.
Мне так хотелось затеряться в этом дне навсегда, забыть о взрослых проблемах и размышлениях. Чтобы все было так: только ветер, солнце, велосипеды и счастье, которое невозможно обхватить руками.
Но всему когда-то приходит конец. И пусть в тот день я смог забыть о будущем хотя бы на несколько часов, реальность всегда находит время появиться. Часто – в самый ненужный момент.
А у Костика в тот день я все-таки выиграл.
Глава IV: Дождь с ароматом прощания
– Чего? В Москву? – воскликнул Глеб.
В тот день я пришел на заправку, чтобы написать записку об увольнении. Этого было достаточно: официально меня никто не устраивал, просто папин друг оказался сговорчивый. Работать не надо было, но уйти не попрощавшись с Глебом казалось мне плохой идеей. Все-таки из нас вышел неплохой тандем: я всячески покрывал Глеба, а он не портил мне жизнь.
– Да, родители согласились. Там дядя мой живет, обещал даже в квартиру пустить на первое время, – говорил я, открывая ящик за ящиком в поисках бумаги.
Глеб встал рядом, поставил руки в боки и заглянул мне через плечо.
– Это что ж наплел?
– Я сказал им правду, что хочу попытаться добиться чего-то в жизни. Я же не дурачок какой-то, у меня есть перспективы.
Глеб хохотнул, но сдержанно. Я пихнул его плечом и отошел в сторону.
– Перспективы? Ну да, ты ж у нас типа медалист.
– Смейся сколько угодно. Только вот потом посмотрим, кто смеяться последним будет.
Прошлый вечер стал самым серьезным испытанием в жизни. Сначала я долго придумывал речь, с которой должен был выступить перед родителями. Угробил весь день, перелопатил все сайты, где раздавали советы, зазубрил написанное и не выдавил потом почти ничего из подготовленного.
Сказать, что родители удивились, – ничего не сказать. Они были в шоке. Если бы кто-то сказал им, что их сын, Димка Жданов, который всю жизнь держался за мамину юбку и папину штанину, соберется в одинокое плавание по океану жизни, да еще и выберет для этого Москву, никогда бы не поверили. Но об этом сообщил я. Не верить нет причин.
И все же приняли они мое выступление куда спокойнее, чем могли любые другие родители. Мама сначала сопротивлялась, выговаривала отказ за отказом, слезно восклицала, что не отпустит, а потом, вспомнила, каким рисовала мое будущее в мечтах, и согласилась.
Отец воскликнул, что даже горд мной. Что наконец-то я «стал мужиком», сделал хоть какой-то умный выбор и сделал шаг к московским зарплатам и перспективам. Приятно было слушать его, не совру, но и страшно: как теперь не оправдать таких «мужичьих» ожиданий, явно отличавшихся от всех, что были прежде?
За такое понимание и принятие нужно поблагодарить (что я, в принципе, и сделал), но на душе почему-то было неспокойно. Наверное, я надеялся, что родители запретят, уверят, что и у нас жить неплохо, и вновь укроют крылышком заботы. Что обеспечат еще годами спокойствия. А тут – свобода, вот, Дима, забирай. А я почему-то снова запутался. И пока мама звонила брату и договаривалась о квартире, папа сидел за ноутбуком и спрашивал, купить ли билет на поезд до Москвы и на автобус до ближайшего вокзала, чтобы дать мне впервые побыть «взрослым и самостоятельным мужчиной», я сидел и думал, правильно ли поступаю.
И даже на следующий день не был до конца уверен.
– Я не вру. Они в самом деле не были против.
Самое удивительное: и мысли не возникало, что Тоня не захочет со мной ехать. Будто бы я настолько хороший спутник, что быть расстроенным предстоящим путешествием со мной мог только глупец. А Тоня казалась умной.
Я поставил точку в записке, отложил в сторону и принялся ждать Тоню. Хотел вновь посмотреть в ее болотные глаза и попробовать, утону ли. Прикидывал, что скажу, и видел, как изменится Тонино лицо. Не представлял даже печального, только счастливое.