Лекарство от колдовства

– Спасибо, что сняли ее с этих ужасных, одуряющих уколов.

Филипп вдруг вспомнил свою маму. Если бы с ним случилось такое – а ведь со всяким может случиться – была бы ли она так же ровна с докторами? Наверное, ведь уже год прошел. Привыкла.

– Сильнодействующие инъекции были необходимы на определенном этапе.

– Ну да, ну да. Так вы считаете, что Агния идет на поправку?

– Так еще сказать нельзя, но Агнии уже явно лучше. Вы мне скажите, как все это произошло? В один ли день?

Ангелина Михайловна растерянно посмотрела на врача:

– Вы разве не знаете?

– Важно еще раз от вас услышать.

В больнице долго был карантин – посетителей не пускали. С одной стороны, так спокойнее было. С другой – связи с родными никакой – ни у пациентов, ни у врачей.

– Агния не рассказывала? Ну да, она же сумасшедшая. Вы так считаете?

– Я так не считаю, – честно признался Филипп. – Но у Агнии определенные трудности в восприятии действительности на данный момент.

– Да, доктор, – обреченно кивнула Ангелина Михайловна.

Около года назад Агния с подругой Надей Лемеховой шли через парк. Собирались в кино, потом в кафе зайти – беззаботно провести вечер. И вдруг Агния накинулась на проходившего мимо мужчину. Кричала: «Убийца!» Вцепилась в мужика так, что подруга оторвать не могла. Подоспевшие прохожие пришли на помощь. Агния билась в истерике, ее скрутили, приехала полиция, Агнию доставили в отделение. А там уже вызвали психиатра.

– А тот мужчина, пострадавший?

– Он заявление писать не стал. Пожалел, наверное. Ясно было, что Агния – не в себе. Она вообще никогда до этого агрессии не проявляла. Очень ровная была – и в отношениях с людьми, и вообще. Добрая. А тут такое. Агния была такая окрыленная, только-только вернулась. На экскурсию ездили они всей группой – на Соловки. Такая умиротворенная вернулась. И вдруг на человека набросилась – ни с того ни с сего…

– Вы знаете фамилию пострадавшего?

– Нет. А зачем?

У Филиппа были мысли по этому поводу, но он не стал их озвучивать, только спросил:

– В карте написано «наследственность не отягощена». Вы всех своих родственников знаете?

Ангелина Михайловна кивнула.

– А по линии отца Агнии?

Явное замешательство.

– Вы в разводе?

– Нет, он пропал, когда Агния была еще совсем маленькая. Просто однажды ушел из дома и не вернулся.

– Искали, конечно.

– Безрезультатно.

«В стране пропадает ежегодно какое-то безумное количество людей – несколько десятков тысяч. Все может быть. Или все-таки склонность к бродяжничеству?»

– Кем он работал?

– Он только из армии пришел. Не успел ничего.

– И вы с его родственниками связь не поддерживаете?

– Сергей детдомовский.

«То есть наследственность очень даже может быть отягощена», – Филипп поставил в карте большой вопросительный знак.

«А что? Он ничего себе, годный, этот Филя, – размышляя Зойка, раскладывая по ячейкам дневные таблетки для пациентов. – Потом, может, и замуж за него пойду. Он по всему – порядочный. Скажу: забеременела. Можно и родить. В Москву заберет. Не останется же он надолго в этой нашей богадельне. Просто надо себя по-умному вести. Перестать глазки строить Константину Ивановичу из главного корпуса. А то он, как дежурства совпадают – сразу к себе зовет, намекает на секс. Дать, конечно, несложно, Иваныч с главврачом дружбан и вообще не противный. Но тут надо все прекратить. Но опять же – по-умному. Отлуп, но под каким-то благородным предлогом. Жене стукануть? Чтобы застала? Теперь уже нельзя – у меня Филя, скандал не нужен. Навязываться не буду. Пусть Филя в следующий раз сам позовет. А с Иванычем придумаю что-нибудь. Обязательно!»

«Дорогая мамочка, – набивал Филипп на клавиатуре, – у меня все хорошо. По-прежнему живу в отделении, но это и удобно. Главврач меня даже и не зовет на летучки – видно, стыдно в глаза смотреть: обещал же квартиру. Так что у меня здесь полный сепаратизм.

Больных немного, и все они с понятными диагнозами. Только одна Прохорова вызывает сомнения по-прежнему, я тебе о ней писал. Советуюсь с Аркадьевым. Учусь!

Папе привет! Целую всех, обнимаю».

Больше Филипп ничего не стал писать – ни про убийство Стаса Завьялова, ни про допрос у следователя. Родителей надо жалеть.

Папа и с мамой жили в Подмосковье, работали там же врачами в поликлинике. Мама педиатром, отец кардиологом. И куда Филиппу было деваться после школы? Конечно, в мед. Поступил в московский вуз легко, даже общежитие дали – мальчишек на курсе было раз, два и обчелся.

Учиться было интересно. Только от вида разрезанных лягушек Филиппа тошнило. А также от разрезанных мышей и собак, не говоря уже о людях. На первом же занятии в анатомичке – еще до хирургического вмешательства в организмы животных – Филипп понял, что будет специализироваться на психиатрии. Там хотя бы не режут.

Среди циничных медиков, а цинизм медикам свойственен, бытует мнение: психиатрию выбирают те, кто чувствует за собой какие-то психические отклонения, чувствуют, с ними что-то не то – вот и специализируются на душевных болезнях – прежде всего с собой разбираются.

Филипп остро почувствовал, что с ним что-то не то, на первой же разрезанной лягушке. Однокурсники спокойно и пытливо рассматривали внутренности земноводной, а Воздвиженского с души воротило. Знал бы он, каково это копаться в психике душевнобольных, – возможно, выбрал бы просмотр внутренностей лягушек.

А к хирургам Филипп всегда относился, как к небожителям. Это же какие нервы надо иметь и силу духа! Прийти на работу в 7.30. В 8.00 уже быть в операционной и резать, резать, резать. И не мышей-лягушек каких-нибудь, а живых людей. Какой же мощи должно быть желание помогать и врачевать!

Кстати о хирургах. Как там подкидыш?

Дверь палаты была закрыта. Филипп постучал, потом еще раз:

– Можно?

Новенькая сидела на кровати, испуганно смотрела на доктора.

– Как самочувствие? Идите в сад – сегодня все гуляют – хорошая погода.

– Спасибо, – опустила глаза новенькая.

– Светлана Максимовна, – припомнил имя «кукушонка», – это входит в оздоровительный процесс. Надо двигаться на свежем воздухе.

– Я позже пойду, – неловко улыбнулась пациентка.