Лекарство от колдовства

Словно дерево спилено под корень:
Белеет свежий срез.

«Совпало просто», – подумал Филипп.

– Да, люблю, – сказал вслух.

– Спасибо, что не закалываете меня, как раньше. Мне гораздо лучше стало. Я обещаю: буду вести себя хорошо.

«К сожалению, – подумал Филипп, – не от тебя зависит. Химия мозга! Ею невозможно управлять силой воли».

– Вы думаете, что я не смогла бы притвориться? Сделать вид, что со мной все в порядке? Что я не вижу ничего и не слышу? – Агния внимательно следила за реакцией доктора. – Я могла бы! Но я действительно хочу освободиться от этих видений. Я хочу вылечиться, Филипп Алексеевич. Я уже поняла, что мне никто не верит. Я поняла это. Я поняла, что ничем не смогу помочь. Это никому не нужно – видеть будущие несчастья. Люди хотят жить сейчас. И так, наверное, правильно. Иначе мир погрузится в сумятицу. Знать будущее – это лишнее. И я – не хочу. Так помогите мне, доктор. Освободите меня от этого моего знания. Совесть моя не чиста, понимаете? Когда вы знаете, что будет, и не в вашей власти это изменить, – ваша совесть страдает. Помогите, доктор.

Было слышно, как шелестит листва на ветру.

– Жизнь свою обвил
Вокруг висящего моста
Этот дикий плющ, —

сказала Агния. – И еще мне нравится:

Майские дожди
Водопад похоронили —
Залили водой.

Это гипербола, конечно, так не бывает. Водопад нельзя залить дождем. Я не хочу оставаться в больнице всю жизнь. Но я не могу и выйти отсюда. Как я буду жить со всем этим своим знанием? Я от бессилия действительно сойду с ума. Помогите, доктор.

Хрупкая девушка с янтарными глазами просит его о помощи. А он, Филипп Алексеевич Воздвиженский, лучший ученик на курсе и в интернатуре, ничем не может ей помочь. Нет, он постарается, конечно. То есть это его долг – помогать больным. Но Прохорова на лечении в стационаре уже год. Обычно все же, если случай не безнадежен, пациентов приводят в порядок за полгода. Теперь в больницах подолгу не держат – чуть полегчало – вперед и с песней домой. Но Прохорову держали. Значит, тут не так просто все. То, что шизофреники большие хитрецы – Филипп знал не понаслышке.

Агния притворяется? Обманывает? Все может быть, все может быть. Сумасшедшие бывают очень изобретательными и лживыми.

– Филипп Алексеевич, – позвала Агния, – вы меня слышите?

– Внимательно, – с почтением склонил голову Филипп.

Агния вздохнула и улыбнулась лукаво:

– Тогда не думайте о посторонних. Аналогии здесь ни к чему.

«Она меня еще профессии учить будет, – рассердился Филипп, – но откуда она знает, о чем я думаю?»

– Не знаю, – сказала Агния, – и не всегда так бывает.

Доктору Воздвиженскому пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выглядеть растерянным. Еще чего не хватало! Кто здесь доктор, а кто пациент?

– Доктор, – Агния умоляюще смотрела на него, – от вас зависит моя судьба. Обещайте, что сделаете то, о чем попрошу.

Филипп неуверенно кивнул.

– Сегодня в город должен приехать мой жених. Мы не знакомы. Но я знаю, что это мой жених. Не спрашивайте, откуда знаю. Знаю – и все. Его сегодня убьют.

– Может быть, ему позвонить? – спросил Филипп и понял, что сказал глупость.

– Я даже не знаю его имени. Его убьют и ограбят. Два наркомана. На рассвете. Под мостом. Вы сможете этому помешать?

– Я попробую, – Филипп словно издалека услышать свой голос, – попробую.

– Спасибо, – Агния поднялась и пошла вдоль аллеи, изредка оборачивалась и махала доктору рукой.

«Сумасшедшая! – подумал Филипп и неожиданно для себя решил: – Но я попробую. Раз обещал – попробую».

Вообще-то это было нарушением врачебной этики, строго-настрого запрещенные действия – идти на поводу у больных шизофренией, принимать участие в их бредовых действиях, а тем более исполнять их бредовые желания.

Но Филипп пошел на место, указанное Агнией. И опоздал. Агния перепутала время. Молодой парень уже был мертв. Ему уже ничем нельзя было помочь. То, что убийство случилось – Филиппа почти не удивило.

Вызвал полицию. А полиция повезла Воздвиженского в участок. И стала допытываться с пристрастием – в лице старшего следователя Марата Денисовича Кузьмина – какого лешего гражданина Воздвиженского занесло в этот неурочный час на улицу Сельскохозяйственную. И действительно, какого лешего?

В день после убийства доктор Воздвиженский не зашел к Агнии. Не смог. Узнал через тетю Раю, что больная Прохорова целый день лежала, отвернувшись к стене. Однако была спокойна. Внешне спокойна. Филипп знал, что Агния ждет его. Но смалодушничал. «Завтра, завтра». Но доктор Воздвиженский понимал: так долго продолжаться не может. Надо что-то делать. Но что? Агния получала все необходимое лечение. Все необходимое в типичных случаях лечение.

Психиатрическое отделение больницы располагалось в отдаленном флигеле рядом с моргом. Так и «психам» было спокойнее, и не психам. Нормальных людей пугают обезображенные безумием лица. Нормальные люди идентифицируются с ними подсознательно, примеряют на себя непонятные эти состояния, приходят в ужас. А зачем? У них и так что-то болит, раз они в больницу попали, зачем еще эти душевные травмы при созерцании психически нездоровых?

Был у «психов» и свой отдельный садик, обнесенный высоким забором с колючей проволокой. Тетя Рая насадила вдоль дорожек цветов и регулярно выгоняла сохранных на «трудотерапию» – за растениями ухаживать. Постояльцы психиатрического отделения занимались этим с определенным рвением и тщательностью.

Филипп утром обошел палаты, все, кроме палаты Агнии. И вышел в сад.

Все тянул время.

По дорожке порхающей походкой шла медсестра Зоя. В руках – упаковка одноразовых шприцов. В главном корпусе получила. Несла, как драгоценную добычу.

– Добрый день, Филипп Алексеевич! Я пропустила утренний обход?

– Не страшно. Все в порядке. Все в норме.

– Только Прохорова всю ночь рыдала. А вы где были ночью-то?

Зоя смотрела на Филиппа пристально, чуть прищурив глаза.

– Да так…

Филипп сделал неопределенный жест. Не объяснять же, что в полиции показания давал. Выяснится, конечно, тут ничего не утаишь. Но не хотелось объясняться. И не должен он отчитываться.

– А. Понятненько, – медсестра хихикнула, но как-то зло.

– У друзей ночевал…

– А. Понятненько.

И Зоя пошла дальше.

«Зачем соврал? Глупость какая-то», – подумал Филипп.