Безопасный человек. Странная история обычного города

– Ну вот, я здесь, на крыше. Что мне делать? Давай, командуй дальше.

– Дуй, по крышам до противоположного ряда. – Он забрал у меня сумку с пирожками и махнул перед собой рукой.

Перепрыгивая через узкие проёмы, я помчался к последнему гаражу в том ряду. По крышам, которые сдваивались и страивались, бежать было удобнее. Митька не отставал. У самого края мы остановились.

– Теперь прыгай на следующий ряд. – Он указал на соседние гаражи. Те располагались противоположно друг другу, почти соприкасаясь задними стенками.

– Там под гаражом есть огромная куча песка. Давай прыгай с разбега в эту кучу! Она будет прямо по курсу, никуда не сворачивай. Если всё будет, как я рассчитал, то, когда ты прыгнешь, я снова попаду под твоё влияние. Давай, на счёт раз-два…

Я отступил несколько шагов назад, разбежался и через пару метров уткнулся в знакомое серое марево. Словно чей-то огромный серый зрачок в тот момент за мной наблюдал. Увидев знакомый бесцветный огонь, исходящий из чёрной точки, я инстинктивно затормозил и сразу позвал Митьку.

– Эй, Мить. Ты видишь это? Ты здесь? – Прислушался.

В ответ не услышал ни звука. Да, похоже, Митька прав. Он оказался под моим влиянием. Я не двигался, пытаясь рассмотреть серые всполохи, чтобы понять, что они означают. Что это такое? И почему так внезапно возникают и мешают мне ориентироваться в пространстве?

Я остался на месте, мне хватило ума не сделать ещё один шаг вперёд. Рассмотрев струящиеся серые полосы, осторожно размахивая руками, как слепой в поисках точек опор, попятился назад. Серая пелена не сдвинулась, застилая весь окружающий мир. Я отошёл ещё ненамного, и та исчезла, оставив меня буквально в трёх шагах от края крыши. Вытянув шею, я попытался рассмотреть, что было под гаражом, но ничего необычного не увидел. Дальше пролегала дорога, а за ней ещё два ряда таких же сдвоенных гаражей. Митьки рядом уже не было.

«Ну, точно, ушёл» – подумал я и, перепрыгивая через проёмы, бегом припустился обратно. На секунду кольнула мысль, а что, если Митька убрал лестницу? Тогда не смогу спрыгнуть. Но, к счастью, лестница была на месте, а вот моего друга нигде не было.

Я осторожно спустился, обошёл ряд гаражей ещё раз, но Митька исчез. Снова подумал: «А что, если он снова ушёл за тем своим призрачным парнем в костюме? И спрыгнул за ним вниз?» Но тут же отринул эту мысль, так как видел, что под гаражами никого не было. Поэтому решил, что вначале нужно проверить, вернулся ли он домой.

Проходя возле гаража, с которого чуть не сиганул вниз, я не увидел никакой песчаной кучи. Лишь ощутил, как мурашки бегают по спине и шее. Да, песок здесь недавно был, о чём показывали свежие сметённые следы. Получается, если бы меня не остановило это серое марево, я с разбега ухнулся об асфальт, и к этим песчаным разводам добавились ещё и красные брызги. Я точно переломал бы себе ноги. Гараж был высоким, метров шесть высотой.

Меня осенило – это возможно барьер защиты! Выходит, бессмертным я не был стопроцентно, как не был защищён от других травм. И этот гигантский серый цветок предупреждал меня об этом на самом краю опасности. Черта, которую нельзя переходить.

С этими мыслями я прибежал к Митьке, постучал в дверь, обитую бордовым дерматином, и, переминаясь с ноги на ногу от волнения, стоял, в надежде, что та откроется. По началу, ничего не происходило. Я начал уже гадать, куда тот мог уйти? Но через пару минут нервного ожидания, дверь отворилась и оттуда, как ни в чём не, бывало, показалась Митькина голова. Из проёма пахнуло жареными пирожками.

– Ну, и? – Вместо приветствия произнёс я.

– Селен! Ты чего тут делаешь? Давай заходи, сейчас пирожки есть будем! Я уже их наелся, в меня больше не влезет.

– Да-да, ты мне это уже говорил. – Я усмехнулся.

Он открыл дверь настежь, и я сразу вошёл.

– Что, опять? – Он скорчил скорбную гримасу. Я кивнул.

– Короче, всё получилось. Ты прав. Я снова увидел этот серый всполох… – Начал я, но увидев Митькиных родителей, осёкся, спешно поздоровался и скрылся в Митькином «убежище», как тот называл свою комнату, в которой развернулся во всю свою «ботанскую» прыть.

На стенах висели его детские рисунки, какие-то старые семейные портреты, плакаты, посвящённые космосу и прикладной физике, и всё это дополняли листы А-3 с пожелтевшими чертежами и электрическими схемами. Под потолком, рядом с плоской люстрой-«тарелкой», кошмарного оранжево-коричневого цвета, покачивались модели самолётов, которые Митька клеил на протяжении многих лет.

Да, в этой комнате жил неординарный человек, но именно этим он мне и нравился. Митька был очень логичным и вместе с тем, каким-то взбалмошным, мог придумать что-то совершенно фантастичное и всегда знал ответы на все вопросы. Он всегда пытался найти выход, даже в тех ситуациях, когда я видел лишь тупик. Поддерживал мои начинания и рассеивал все сомнения.

Я рассказал ему, что не смог спрыгнуть вниз, из-за серой пелены. А когда та исчезла, то никакой песчаной кучи возле гаража не обнаружил.

– Её увезли, Мить, похоже, совсем недавно.

– Вот чёрт, Сел, я не знал! Честно. – Он ужаснулся, лицо побледнело, и его губы сжались в одну узкую полоску. – Ты же мог убиться! Вот я баранья башка! Этот песок там с февраля лежал. Ещё вчера был. Честно, Сел!

Я заметил его испуг и мне почему-то стало стыдно.

– Мить, да всё нормально. Зато ты прав, никуда мой «дар» не делся. Серый всполох – это защита. Я разобрался, что он означает. Это барьер, за который мне нельзя заступать. Последнее предупреждение. Ты был прав, понимаешь? Теперь, если его увижу, буду знать, что впереди меня ждёт что-то нехорошее и опасное. И дальше идти нельзя ни в коем случае. Мить, я буду знать, когда мне грозит опасность, понимаешь? При желании, конечно, я могу убиться, но во-первых, я дурак что ли? Во-вторых, предупреждён, значит, как говорится, вооружён. Так, что наоборот, Мить, твой эксперимент удался, и я выяснил, что со мной! – Я испытывал торжество и стыд одновременно.

– Всё равно. Больше, Сел, не буду предлагать тебе настолько опасных экспериментов. Я не могу допустить, чтобы ты так бездумно следовал моим дебильным советам. Прости. Если бы ты там сломал себе ноги? Вот чёрт… – бледность его лица пугала меня даже больше, чем возможность упасть с крыши гаража.

– Не извиняйся, Мить. Без твоего предложения я бы не разобрался с этим вопросом. – Отмахнулся. Не хотел больше развивать эту тему. – Сам виноват. Я же решал, что мне делать.

Митька глубоко вздохнул.

– Кстати, как там твой живот? Не болит? Всё нормально?

– Да всё нормально. – Я не соврал ему. О порезе я уже забыл. Кожа затянулась, оставляя вместо длинной красной черты, такой же длинный розовый рубец. Другого бы это огорчало, а для меня это стало познанием доселе неведомого. Сродни чуду и открытию.

Мы договорились больше не рисковать. И если я решу что-то сделать, обязательно буду ставить его в известность.

Всю следующую весну я посвятил учёбе и ставшими уже привычными, прогулкам по улицам своего «района». В тот год, до того как на улицы ворвалась «организованная рыночная экономика», город охватил короткий, но бурный период одержимости свободной торговлей. Столь вовремя появившиеся «барыги» с их магазинчиками и палатками, устраивали распродажи «палёной» водки и коньяка. (Настоящий коньяк туда просто не привозился, всё равно он был не по карману большинству завсегдатаев этих палаток.) Мы же с Митькой каждую пятницу или субботу вечером гуляли мимо этих очередей.

В то время мы многого не понимали, думая об этих людях как об «алкашах», потому что те покупали алкоголь, хотя надо признать, многие из них выглядели совсем не похоже на спившихся маргиналов. Я считал этих людей, не смотря на свой располагающий вид, несчастными пьяницами, испытывая пренебрежение. Они постоянно находились возле магазинов и курили в ожидании, а запахом перегара и табака пропиталась даже близлежащая улица.

А я был дураком и развлекался. Помню, когда проходил мимо палаток, если что-то и говорил стоявшим в очереди, то обязательно приправлял свой крик каким-нибудь непристойным словом, чтобы вызывать конфликт. Как ни странно, настоящие конфликты в тех очередях почти отсутствовали. Сейчас уже знаю, что стояли там зачастую не алкаши, а обычные граждане – учителя, библиотекари, инженеры… Которые покупали поддельный «Слынчев Бряг», чтобы позднее расплатиться им, за какую-нибудь услугу. И, разумеется, все они не знали, что чаще всего покупали обычную подделку. Да и я этого не знал.

Водка, как и другой алкоголь, в те времена был в ходу наравне с деньгами. Ей расплачивались, дарили, ставили на праздничный и поминальный стол. Денег у населения становилось исчезающе мало, многие в том году, получив приватизационный «ваучер» обменивали его на этот алкоголь. Помню, у одного из «барыг» на прилавке палатки так и было написано – «продаю за ваучеры».

Для меня история с «ваучерами» началась, когда родители принесли две бледно жёлтых бумажки, похожих на банкноты и торжественно положили их в шкаф за стеклянную дверь. Когда я спросил, что это такое – мне ответили: ваучер. Словно я должен был сам догадаться, что именно это значит. Они часто разговаривали со мной, как со взрослым, ничего не поясняя. А я либо догадывался, либо позже искал ответы в энциклопедии.

Позднее, когда сам его получил, узнал, что это был некий приватизационный чек, дающий право на приобретение государственного имущества. Мне не пришло в голову вложить его во что-нибудь или продать, как в то время чаще всего и поступали. Я отдал его родителям и успешно забыл на многие годы.

Позднее я прочитал, что за эту ценную бумагу можно было что-нибудь купить и всё зависело от удачи продавца или покупателя. Кто-то покупал себе машину, кто-то шубу, кто-то всего одну бутылку «палёной» водки.

К концу 1992, перекупщики стояли почти на каждом углу, предлагая за них деньги. Люди охотно соглашались, не разбираясь, зачем была нужна эта ценная бумага. Тогда я тоже не придавал этому значения. Сейчас понимаю, что был свидетелем накопления «грязного» капитала в руках единиц. Собственно, позднее Кира, будет объяснять мне практически то же самое, только с другой целью.

В декабре 1992 года отец принёс домой видеомагнитофон «Электроника ВМ-12», который я воспринял как некое чудо, а папа как удачное вложение тех самых ваучеров.

На следующие несколько месяцев мой «дар» потерял всю свою привлекательность. Именно из-за «видака» я забросил учёбу, «эксперименты» и свои «дозорные» прогулки после школы. Иногда ко мне приезжал Митька, и мы часами смотрели с ним боевики.

В те дни я даже не думал, что возможно влиял на то, что происходило в моём районе. На новогодние праздники, совсем не далеко от моего дома был убит ребёнок – мальчик шести лет. Убийца взялся, словно из неоткуда, и исчез в никуда. Я наверняка мог спасти мальчишку и предотвратить нападение. Но в тот вечер я наслаждался просмотром «Крепкого орешка-2».

Глава 11

Если я стану такими как они, думал я, глядя на героев Брюса Уиллиса и Сильвестра Сталлоне, не исключено, что Кира однажды обратит на меня внимание. Но даже эти мысли отодвинулись на второй план, так как фильмы наполнили мою жизнь смыслом. Они давали иллюзию реальности и эмоциональной правдивости. «Видаки» позволили мне вновь почувствовать себя полноценным. Я забросил прогулки, потерял интерес к старому кинотеатру, видеосалонам и «барыгам» с их подпольными товарами. Даже Митьку постепенно от себя отвадил. Тот постоянно звонил и трындел, чтобы я перестал тратить время на ерунду, но я лишь отмахивался и продолжал мечтать о несуществующем.

Больше всего мне нравились именно «боевики». Полностью погружаясь в происходящее на экране, я представлял себя кем-то из героев. Тогда не обращал внимания на то, что голоса переводчиков были гнусавыми, а лиц актёров, чаще всего было почти не видно. Копии фильмов перезаписывались по нескольку раз, теряя в качестве, и до меня доходили уже даже не третьи и не четвёртые варианты записи. Когда видеомагнитофон появился в доме, торжественно водружённый отцом на тумбу возле стены большой комнаты, я вообще смотрел эти фильмы в «черно-белом» варианте. Затем отец что-то начудачил, по схемам из журнала «Радиолюбитель» и собрал декодер, который превращал чёрно-белую картинку фильмов из режима PAL в цветной SECAM.

Митька продолжал звонить по вечерам и звать меня с собой на прогулки, но каждый раз я находил причину, чтобы отказаться и никуда не идти. Открывая неограниченный доступ в какой-то совершенно новый мир, я отдалял себя от реальности всё больше. В этих фильмах главными героями были не сомневающиеся в себе и не ошибающиеся люди. Рэмбо, Рокки, непобедимые каратисты Ванн Дамма и пьяный мастер Джеки Чан, которые стали идеальным воплощением мужика.

Они предлагали нечто иное, чем располагал я – удачу и обязательную победу добра над злом. Их помыслы были благородными, а раны – не смертельными. Взирая на экран нового телевизора «Голдстар», я одновременно чувствовал себя неудачником и человеком, который мог стать такими как они. Робкие мысли о собственной трусости и побега от реальности, я отгонял ежевечерним просмотром нового фильма. Это было гораздо проще, чем задумываться о собственных неудачах, равнодушном взгляде Киры и обязанности, которая уже тогда легла на мои плечи. Я должен был помогать тем, кому мог помочь. Но трусил. Нужно признаться, я даже и каплю не был похож на тех крутых парней с экрана. С одной стороны эти фильмы научили меня быть добрее к людям, но с другой стороны, усилили моё неправильное восприятие окружающего мира. Я стал социофобом.

Возможно, так продолжалось бы гораздо дольше и вылилось бы во что-то совсем неприятное, но в то время было не так легко достать видеокассеты. В моём доступе их было не так уж и много. Часто я пересматривал одни и те же фильмы, и постепенно это начало надоедать. Какое-то время по привычке бегал на местный рынок, чтобы найти себе что-то для просмотра, тратя карманные деньги уже не на ириски, а на видеокассеты. Но, во-первых, те стоили всё дороже, а денег у меня было всё меньше. Во-вторых, многие продавцы привозили одни и те же популярные фильмы, а я их к тому времени уже все пересмотрел. За отсутствием большего количества новинок, я потерял интерес к видео, так же быстро, как и увлёкся. Типичное подростковое состояние.