Записки архивариуса. Сокровище Крезов

– Так что же. Вы говорите, что они пропали? Их не могли на реставрацию отправить, может быть, Фил что-то знает?

Ничего себе, как она по-товарищески о Филлипе говорит, он у нее явно в большем почете.

– В эти залы уже все готовенькое выставляли. Да и камеры… Я утром ходила в диспетчерскую. Их установили уже после описи. В тот момент, что угодно можно было вынести.

– Ну первый же встречный с улицы зайти не мог? Только люди с ключом. А он только у меня, вас, Фила, Василия, Ирины, Рузиля и с недавних пор у новоприбывшей Риты. И, – женщина перешла на шепот, – если эта история приобретет огласку тут такое начнется. Вас упекут на пенсию, вполне заслужено, а девчонка ваша первая под подозрение попадёт. Поэтому…

Директриса оправила серый приталенный костюм, висящей на дистрофичной фигуре, как на манекене. На вид ей было около сорока, что короткие осветленные пряди, маскирующих седину, только подчёркивала, демонстрируя худенькую синеватую шею с заметными морщинам. Агата нервно закурила и вышла из-за стола, встала напротив Алевтины Павловны.

–…Поэтому пока мы никому ничего не скажем. Все останется, между нами. Я попрошу Рузиля зайти сегодня к вам. И сама подключу связи. А вы подумайте о том, что с вами может случится, если начнете поднимать шум.

– Думаю, тут вопрос в том, что из-за этого может случится с вами. – и Алевтина Павловна поправила очки, грозно сверкнувшие металлической оправой.

А мне в этот момент стало страшно, что новообретенная работа может от меня уплыть. А вместе с ней и репутация испортится. И тогда ни о какой работе хоть как-то связанной с архивами государственных музеев нельзя будет мечтать. Верно, я выглядела очень испуганной, потому что старушка ободряюще похлопала меня по спине.

– Да ты чего, Риточка. Неужто Агаты испугалась? Э не, девочка, Агата сама боится. Сейчас как начнет куролесить, наш воришка и запрячется. Поэтому, нам бы с тобой побыстрее с этим что-то надо делать. По горячим следам надо действовать.

– Нам?

– Ну а кому еще? Никому же это не надо. Вазы, яблоки, картины, еще те глупости. А ты представляешь, если китайскую стену по камушку каждому китайцу разнести – ничего и не останется. А я не хочу, чтобы в месте, которому я почти двадцать лет жизни отдала, что-то пропадало и разрушалось. Я в стороне стоять не намерена, а голову в песок прятать не в моем стиле, – грозно сверкая округлыми очками в металлической оправе с крупными дужками чеканила старушка.

– Но это всего лишь ваза.

– Которую когда-то подарили Жемчуговой в знак блестящего выступления перед представителями царской семьи, её личных вещей во дворце не очень много. Эта ваза, подсвечник, – старушка сделала паузу. – И портрет Николая, его суженого. Он ей его подарил еще для деревянного домика, специально для нее выстроенного.

Я еще раз посмотрела на старушку.

– То есть, выкрали личные вещи Жемчуговой? И только их.

– Получается, что так. Так, давай пока что без паники, Рузиль зайдет, у него все и узнаем.

Я не стала задавать лишних вопросов и просто пошла следом за почти бегущей по коридору старушкой, размышляя о том, может ли эта ваза как-то быть связана с комнатой около покоев графа. От тревожных мыслей меня отвлек Жорочка, выпущенный из клетки по доброте душевной. Желтый попугайчик прошелся по стеллажу с книгами, поскреб клевом особенно подозрительные томики и перебрался на стол Алевтины Павловны, внимательно на нее поглядел и старательно произнес:

– Петая, Петя, петушок. Петушок. Петя, – крякающим звуки с легким свистом вылетали из клюва нашего «коллеги»

– Ну, давай дальше? Золотой гребешок. Масляна головушка…– Алевтина Павловна принялась подсказывать птице-оратору слова.

Жорочка не был самым умным попугаем на свете. Но и тупицей мы с Алевтиной Павловной его не считали. А вообще, попугай, попавший в Кусково по зову сердца Александра Валентиновича, выкупившего доходягу у торговцев около авиационного института. Старичок как раз возвращался с затянувшейся лекции, а около метро собрались котомочники с полумертвым попугаем. Жалко стало птичку, а тут и Алевтина Павловна удачно посетовала на тишину в кабинете – одним делом старик убил двух зайцев. Правда имя найденышу дал в честь инженера и авиаконструктора – Георгия Житомирского. Но, похоже, никто не был против.

У корелл многое зависит от базовых навыков, полученных в детстве, а Жорочка попал в усадьбу уже взрослым, так сказать сформированным птахом, ему эти людские речи вообще не сдались. Но он отлично запомнил хорошо сочетающиеся с точки зрения звуков фразы, мог даже песенку напеть. Но делал так от большого желания поговорить или же от скуки. А, еще от страха мог начать тараторить недавние наши слова, такое мы несколько раз наблюдали после крайне шумных ремонтных работ. Бедная птица испугалась, что ее забьют на котлетки или еще на что повкуснее и принялась повторять наши слова об Агате.

– Да, суровая, суровая.

Мы тогда искренне посмеялись над питомцем. А сейчас смех мой и вполовину не был таким искреннем. На душе тревожно и немножечко тепло от карканья пернатого соседа.

В этот момент в дверях показался подросток в черной, надетой по последней моде на самую макушку шапке. Невысокий, скуластый, темноглазый и веснушчатый. Мне бы так сохранится, как этот парень, в двадцать шесть, выглядящей на пятнадцать. Я еще не была знакома с мастером на все руки, но Алевтина Павловна слагала о нём легенды. Парень работал в Кусково около пяти лет и занимался тут большим количеством вещей, начиная от ведения социальных сетей музея, заканчивая покупкой высокотехнологичного оборудования для разноцветной подсветки усадьбы, необходимой для лазерного шоу. Эдакий школьный сисадмин, который есть в каждом учебном заведении, только в нашем случае зона ответственности Рузиля Камилова была куда больше.

– Алевтина Павловна, вы чего-то давненько не заглядывали. Плохо, что меня в хозблок перевели. А то раньше подкармливали. – переступая порог, протараторил гость.

Я как в оцепенении наблюдала за грязными кроссовками Рузиля, медленно опускающимися на светлый линолеум, протертый самолично пятнадцать минут назад. Мысленно я сняла парню все очки, заочно начисленные за располагающую внешность. Теперь единственный классным мужиком на районе официально объявляется дед Василий.

– Чего ждал-то, сам бы зашел. Ты знаешь, я всегда рада. Я, видишь, теперь не одна. Это Рита помогает мне, а ты будь добр, помоги нам. Надо бы посмотреть хоть записи с камер, вещица тут одна пропала.

– Вы что! Агата сказала, конечно, что что-то срочное. Но чтобы кража. – парниша по-хозяйски плюхнулся на стул напротив Алевтины Павловны, повернувшись в мою строну спиной.

– И не говори. Нам бы все записи в малой гостиной поднять, где-то за предыдущие недели два- три. По датам между переписью, что была месяц назад, и установкой камер в каждом помещении, это – две недели назад, как раз после… Как ремонт грязный в зале закончился. Сможешь помочь?

Парень все еще расслаблено сидел на стуле и наблюдал за Жориком, ползающим по столу.

– Смочь-то, смогу, конечно. Но сколько времени это займет. Я даже и предположить не могу. Да и работы у меня много, вот, занимаюсь установкой осветительного оборудования в оранжереи. Но для вас…– он заговорчески подмигнул старушке, – я очень постараюсь.

– На, Агата сказала, что это срочно, – подала голос я, все больше раздражаясь из-за приторного поведения парня, возомнившего себя пупом земли.

– Да все тут срочно. Обновить систему на всех компьютерах – срочно, закупить подсветку, настроить камеры, проверить их. А я один, детка, – елейно проговорил Рузиль, закидывая в рот первую попавшуюся шоколадную конфету.

Комната на мгновение погрузилась в тишину. Я задумалась о том, как подобраться к этим видеозаписям, Алевтина Павловна и Жорик о последней произнесенной фразе, а Рузиль, видимо, о собственном великолепии.

– Слушайте, Алевтина Павловна, ко мне же тут Ирина приходила, еще до выходных и тоже хотела камеры проверить. Говорила, что призрака видела. Представляете? Так может это призрак вещь вашу и прикарманил?

Парень битву экстрасенсов смотрит, в перерывах от самовосхваления? Или того пуще, кастинг в нее проходит. А что, ему подходит «Рузиль – центроид внутренней чакры потусторонней уверенности», даже я бы такое посмотрела.

Но нарцисс продолжил:

– Она еще сказала, что это все проклятие актрисы крепостной, которую на старости лет из Шереметьевского дома выгнали. Актриса эта якобы и прокляла дворец Кусково, где всю молодость провела. Обратилась недовольным озлобленным духом, принялась искать отмщения. Не равен час, на людей скоро начнет нападать…

Алевтина Павловна громко рассмеялась, очки упали с носа и повисли на цепочке, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Ирина, помнится мне и о домовых что-то говорила, а это просто мыши в подвале завелись. А уж какие истории она о водных духах пела, даже мне захотелось тогда на них посмотреть. А потом что? Это были целлофановые пакеты, блестевшие на солнце. Ирине в писатели идти, только что она в нашем саду забыла? Ищет она там своего графа Рочестера, да все найти не может. Ей бы на век пораньше родиться, – скептически заметила Алевтина Павловна.

С Ириной я пересеклась за непродолжительное пребывание на работе только один раз. Я несла документы Алевтине Павловне, возившейся в Голландском домике с какой-то ветхой тумбой, женщина-садовник подрезала кусты. Она была похожа на выросшею Энн из «Зеленых Мезонинов». Такая же рыжая, веснушчатая, запоминающаяся, широколицая и высокая. Правда книжная Энн была куда стройнее нашей крепенькой садовницы, но героиня книги дни напролет и не работала. На первый взгляд Ирина едва ли был младше Агаты Борисовны, но выглядела определённо счастливее. Старомодная соломенная шляпа с зеленой атласной и крупными бусинами и свободная оранжевая рубашка в мелкую клетку, одновременно заставляли сравнить садовницу с милым пугалом и тыковкой, сияющей на солнце.

– Прости? – она остановила меня, когда я уже миновала аллею.

– Ты слышишь? – она подняла голову к безоблачному застуженному небу и добавила, – Листья поют.

Я кроме многозначительного «а-а-а» ничего не смогла ответить. Куда уж мне с их пением тягаться. Поэтому нынешней скепсис Алевтины Павловны мне был совершенно понятен.

– Но-но-но, – парень остановил поток разумных рассуждений. – В отличии от домовых и водяных, легенда про Шлыкову- Гранатову, проклявшую графскую семью, действительно есть. Вы же мне сами рассказывали.

– Да, но все это домыслы. История странная. Стала бы лучшая подруга Прасковьи Жемчуговой, матери единственного наследника, проклинать графский род. По сути, она насылала несчастье на внуков и правнуков своей подруги.

– Но кто-то же записал ее проклятье. Она пообещала уничтожить последнее, что осталось от рада графа, даже если для этого понадобится потерять покой на сотни лет. Она обещала отомстить и за себя, брошенную на улице на произвол судьбы, и за подругу свою, ставшей жертвой подковерных интриг. – Рузиль опустил руки на стол и выжидательно уставился на старушку, поправляющую очки.

Тут не выдержала уже я:

– Ну и причем тут Кусково. В Питере же вся эта канитель вертелась. И если дух и был, то и бродит он по покоям дома Шереметьевых, где-то там.

– Как это почему. Алевтина Павловна, даже мне вы этого говорили. Поэтому, студент, слушай внимательно. – Парень постучал по столу, акцентируя мое внимание, – здесь, в этом самом парке, среди помпезных домиков вся история началась, здесь она, как гласит легенда, и должна закончиться. – довольно произнес сисадмин с нескрываемым превосходством.