Когда часы пробьют вчера

– Ты! Вы… Мы? – я так и не поняла, ужас узнавания это был, или радость от него же. Лицо этого, когда-то очень доброго мальчика, быстро вернуло себе стандартное гавёное состояние “Совин”. – Мы знакомы? Прошу прощения…

– Ай, что ты, морэ! Кто владеет жизнями, тому не по чину расшаркиваться.

Боль на секунду отразилась на его лице, и он стал ещё отстранённее.

– Я обознался, – я отметила, что за ошибку он уже не стал извиняться. Когда понял, что перед ним не та, о ком он подумал.

Да, Совины умеют делать говнюков и из сладких малышей.

– Что за цирк ты устраиваешь? – прошипел мне на ухо комиссар, когда утопал младший Совин. – Ты можешь здесь разговаривать нормально? Или тебе не нужна эта работа?

Честно говоря, работа мне не нужна. То ли дело – оплата, которую я намерена стребовать. Напомнила себе вторую заповедь: “возлюби ближнего твоего, как самого себя”. До такой великой любви к комиссару мне, конечно, далеко, но начинать-то надо с малого. Пока с него хватит улыбки.

– Комиссар советует мне изъясняться, как высокородной терхе? Со всеми-чего?

– Вот! Ну вот! Ну можешь же, когда хочешь, так его за ногу! Мы же не о роли в балагане договариваемся. Ему нужна жена, покажи ему, что ты идеально подходишь.

Сюр: я идеально подхожу на роль его жены, только как жена я ему не подхожу.

– Хорошо. Сделаю, как просите, господин начальник, – мы получили пропуска и вошли в лифт последними, основательно добавив неудобств местным пассажирам, комиссарским животом.

Неумолимой и бескомпромиссной людской массой меня прижало к потному мужичку средних лет. Дрожащей рукой он держал свой мазфон, выслушивая кого-то по видеозвонку, в наушнике орали:

– Всё узнай! Мы платим бешеные бабки за сейф! Пусть всё покажут и расскажут. Пусть докажут, что они гарантируют сохранность…

Мужичонка крякнул и поправил наушник. Техника дала сбой, и грозный господин заверещал на весь лифт, первые секунды и не догадываясь, что приобрёл разом с десяток слушателей. Мой неудачливый сосед судорожно колупал свой гавёный наушник, размахивая потными подмышками, вспотел ещё больше – по вискам у несчастного текло. Наконец, случилось закономерное – телефон выскользнул из его рук. Ожидаемо – в мои. Первым делом я “случайно” сбросила вызов и вернула соседу мазфон.

Вот, даже свой план добрых дел на сегодня выполнила.

Ай да я! Ай да, молодец!

Раздражение на лице того, которого только что всякое-чего и в хвост, и в гриву, пусть и виртуально, даже если и фигурально – не моя забота. Люди не всегда понимают, что для них лучше. Здесь даже не нужно быть временщицей.

А вот кем здесь быть хорошо – так это зеркальщицей. Господь всемогущий! Сколько здесь зеркал! Стоило выйти из лифта – мне поплохело. Настолько, что, кажется, все эти зеркала сейчас сойдутся в центре и раздавят меня ко всем чертям.

– Ты напряжена, – буркнул комиссар, идя по белоснежному холлу. Взял меня за руку и остановился. – Ледяная! Да что с тобой?

Я только чувствую, как капля пота течёт по виску, но не могу её смахнуть – руки не слушаются.

– Зеркала…

– Так его за ногу! Так ты не прикидывалась? – то, что я сейчас стою – целиком и полностью заслуга комиссара. – Всё это твоё: не войду, пока не завесишь зеркало… – я только башкой мотнула. – Как же мы… как же ты тогда, так его за ногу, собралась жену его отыгрывать? Пошли отсюда!

Словно каждый сосудик, каждая мышца внутри меня замерли от напряжения. Не могу. Пальцы обескровели, и голова кружится.

– Нет. Дай мне пару минут тишины.

Одиннадцать лет я пряталась от них, боясь каждого шороха, что вот сейчас, именно в эту секунду вернётся былая магия, и из этого зеркала витрины бутика выйдет охрана Совиных и вернёт меня назад.

А я ни дня не смогу там прожить! Я захлебнусь их светом, меня разорвёт от ненависти, от этого чувства, избавиться от которого есть только один способ – отомстить за себя. Поставить их на место.

Закололо в животе – хорошо. Это хорошо, очень хорошо, боль лучше гавёной парализации.

Только сейчас мне уже недостаточно одной мести. Я хочу вернуться домой, наконец-то в конце этого тоннеля, по которому я шла все эти годы, появился свет от выхода. Нигде на всём Экмаоне я не буду с таким наслаждением следить за развалом консорциума Совиных, как на Вороне.

Сама услышала собственный хрип.

Зеркала – это ерунда. Мне просто нужно поверить, что Он не врёт, и зеркальные переходы им и правда недоступны. Он не врёт, он не видит во мне угрозы.

Схватилась рукой за шею, чувствуя, как температура поднимается, руки теплеют.

глава 5. Не будь ты такой красивой

Башку отдам на отсечение – когда мы входили в приёмную, никому бы и в голову не пришло соотнести меня с той малокровной девицей, которую только что крыло в коридоре.

– Добрый день! – озвучил спорное комиссар, когда кукольная блондинка, похожая на секретаршу, зависла на миг, но отправила в рот кусок сала. С пальца.

Всякое-чего я хватила на этом свете, но чтобы такое…

Красивый, тоненький кусочек, с мясной прослоечкой. Я даже увидела в нём микроскопические крошки специй. С кончика розового наращенного ногтя он скользнул в такой же розовый рот.

Я сглотнула фантомный вкус.

Салоедка зажмурилась только на миг, но у меня не осталось ни малейшего сомнения о вкусе и качестве потребляемого ею продукта.

– Чем могу помочь?

Я только сейчас поняла: идеальная секретарша Совина, с длинными, прямыми, как под линеечку волосами, жрёт сало на рабочем месте. В этой связке приёмная – сало – кукла определённо кто-то лишний. И это определённо не блондинка. У этого мудака все блондинки при деле – оттеняют его собственную блондинистость.

– Нам назначено. Комиссар Глухарёв.

– Ничего не знаю, – она щёлкнула мышкой мазтера. Серой, как ни странно. – У меня нигде не записано, а господин Совин, – щёки девахи порозовели под цвет модельного пиджачка, – никаких указаний не давал.

Да ладно! А что это мы так покраснели? Всякого-чего разводим с боссом?

– Так вы это, так его за ногу, уточните у босса, – кто-то мне о речи говорил?

По нему видно – нехорошо господину начальнику. В штатском пиджаке, явно маловатом, он несуразно мнётся посреди приёмной тетрарха, в лучах полуденного солнца. Бедный комиссарский лоб покрылся испариной, и кондиционер не спасает.

Ну ещё бы. Какой здесь этаж? Пятидесятый? Чересчур близко к светилу…

Миндальничать с очередной Совинской девкой можно сколько угодно, но гавёная вежливость, лично мне, мало когда в чём помогала.

В этот момент пролетающий за окном мазмобиль как раз загородил пекущий фонарь, чем отвлёк господина Глухарёва.

– Ай, какая красавица! Ай, какая умница! Давай, милая, позолоти провидице ручку, всю правду расскажу, ничего не утаю! – воспользовалась я заминкой, взяла огонь, в лице салоедки, на себя.

Буквально грудью закрыла доблестного комиссара Глухарёва.