В плену королевских пристрастий

– Красивая аллегория, но она неточна, – Алина задумчиво склонила голову набок и вдруг лучезарно улыбнулась, нежно коснувшись рукой щеки супруга. – У меня не вырвали опору. Мне поменяли ее. Моя опора теперь – Вы. Мне сейчас тяжело привыкать к ней и еще очень страшно, я боюсь упасть, мои веточки скользят, стремясь зацепиться и обвить Вас в своих объятьях, чтобы удержаться… Если мне это удастся, и у Вас хватит терпения не сбросить меня на землю и действительно не втоптать в грязь, то я переболею и смогу зацвести снова…

– Не бойтесь, моя дорогая, – герцог крепко обнял ее и лицом уткнулся в ее волосы, тихо шепча ей на ушко, – я постараюсь не обижать Вас и, конечно же, не сбрасывать на землю, все будет так, как Вы захотите, только перестаньте бояться. Это ужасно видеть Вас такой…

Минут через пять, он осторожно разжал руки и, нежно погладив по спине, проговорил:

– Приведите Катарину, миледи, и если Вас это не затруднит, дайте нам возможность поговорить наедине.

– Конечно, не затруднит, я во дворе посижу. Закончите с ней общаться, зайдите за мной.

– Я могу наказать ее сейчас или Вы возражаете?

– Она Ваша дочь, милорд, поэтому решать Вам… Я больше не буду возражать ни сейчас, ни в будущем… Я только прошу… очень прошу, милорд… прежде чем наказывать, подумайте, пойдет ли это ей на пользу или Вы только гордыню свою этим потешите. А потом примите решение.

– Хорошо, дорогая. Именно так я и поступлю.

Позвав Катарину, Алина привела ее в свою комнату, где ее ждал герцог, и осторожно подтолкнула к нему и достаточно суровым тоном произнесла:

– Иди, в ноги отцу падай, если хочешь, чтоб он позволил тебя забрать отсюда, – после чего вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Катарина несмело приблизилась к отцу и опустилась на колени возле него, – Простите, батюшка.

– Это все что ты можешь мне сказать? – мрачно усмехнулся тот.

– Я очень виновата…

– Я хочу знать, почему ты решилась на такое.

– Король сказал, – Катарина испуганно всхлипнула, а потом прерывающимся шепотом пояснила, – я подслушала его разговор с матушкой, так вот он сказал, что ребенок, когда тот родится, сделает ваш с ней брак нерушимым. И потом еще сказал, что если родится мальчик, то он заставит Вас передать титул ребенку, а Вас ушлет послом куда-нибудь далеко и надолго.

– А что еще сказал король?

– Ну еще сказал, что конечно сожалеет, что это не его ребенок и что кто-то имел то, чего не имел он, и еще что матушке достаточно лишь слово сказать, чтобы он все бросил к ее ногам.

– Он так сказал? – тихим шепотом переспросил герцог.

– Батюшка, не гневайтесь… я клянусь, матушка тогда на него сама за такие слова рассердилась, и он извиняться стал… и уверять, что больше не будет такое ей говорить, и что несмотря ни на что заботиться о ребенке будет также как и о ней…

– Значит, после этого ты решила убить сразу и ее, и ребенка? – спросил герцог, хотя его уже абсолютно не интересовал ответ Катарины, он судорожно прокручивал в голове воспоминания о своем разговоре с королем, когда доложил ему о беременности Алины. Он вспомнил как злобно и яростно тот рявкнул: "Что?" и лишь после его фразы: "Вскоре Вы станете еще раз отцом, мой государь", сразу смягчился и ответил: "Что ж, это приятное известие, хоть я совсем и не рассчитывал на это". Получалось, что Алина вовсе не допустила его к себе, а он пошел навстречу ее желаниям… и именно поэтому она была с ним всегда дружелюбна, мила, ласкова и любезна. А ребенок… ребенок у нее мог быть и от первого мужа… Ведь еще Лерон сказал, что роды хоть и были преждевременными, но ребенок выглядел вполне доношенным, и он не понимает от чего тот умер. От размышлений его отвлекли рыдания Катарины.

– Я боялась… боялась, что останусь в той башне навсегда, боялась, что Вы забыли обо мне… – плакала она навзрыд, сбившись с уважительного обращения к отцу, на то, что было ей привычней, – к тому же Вас могли услать куда-то послом… я думала, что если не будет ее, и этого еще одного Вашего ребенка, Вы вспомните обо мне…

– Что ж ты добилась своего, я вспомнил… Что дальше? – тихо проронил он.

– Отец, простите… Христа ради простите… – зарыдала она с новой силой.

– Ты понимаешь, что лишила меня наследника и чуть не лишила любимой супруги?

– Я виновата… очень… если бы я могла все исправить…

– Всей своей жизнью будешь это исправлять! – зло проговорил он, затем, склонившись, схватил Катарину за волосы и запрокинул ей голову, вынуждая смотреть ему прямо в глаза, – Моя супруга и теперь твоя мать очень добра, она простила тебя, а вот я нет. И для того, чтобы заслужить мое прощение тебе придется постараться… очень постараться, Катарина. Только ради супруги я согласился позволить ей забрать тебя из монастыря, но на условиях жесткого контроля твоего поведения. Она пообещала мне, что будет сурово наказывать тебя за любую даже незначительную провинность. А ты сейчас пообещаешь, что, во-первых, будешь беспрекословно слушаться ее, а во-вторых, ничего не посмеешь скрывать ни от нее, ни от меня.

– Я не посмею скрывать ничего… и матушку слушаться буду, – а потом, всхлипывая, спросила, – Вы теперь часто наказывать меня будете, да?

– Как заслужишь.

– А как понять, что заслужила?

– Закон нарушила, наставление не выполнила, нестарательна была, дерзила, ленилась… Да много чего еще. Ты вот как сама считаешь, сейчас тебя есть за что наказать?

– Вы хотите прямо сейчас меня наказать? – испуганно спросила она.

– Боишься?

– Да, батюшка… боюсь… и еще стыдно мне… так ведь только слуг, да детей неразумных…

– Может, тогда лучше тебя здесь оставить? – отпуская ее голову, усмехнувшись, спросил он.

– Нет, не лучше… не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте… – Кэти судорожно сглотнула и потупилась, – Лучше накажите… я действительно заслужила… Меня же никто не наказал за то, что я сделала…

– Это хорошо, что понимаешь, что заслужила, – мрачно проронил герцог.

Когда герцогиня увидела подходящих к ней герцога и всю заплаканную, с трудом идущую Кэти, ей захотелось подбежать к девочке обнять, прижать к себе, пожалеть и утешить, но она сдержалась. Она поняла, что Алекс наказал дочь и видимо наказал сильно, а та, судя по выражению их лиц, ему не перечила и покорно наказание снесла.

Подойдя к ней, Алекс улыбнулся: – Заждались, миледи?

– Как я поняла, у вас была обстоятельная беседа, и вы не торопились, – проговорила Алина, поднимаясь.

– Когда объясняешь правила поведения, спешка вредит, дорогая.

– Так Вы удовлетворены результатами беседы? Вы разрешаете мне забрать ее отсюда?

– Только на тех условиях, о которых мы договорились. Я предупредил ее, что в случае ее непокорности, я заставлю ее очень пожалеть о таком поведении.

– Вы сильно наказали ее?

– Да, – кивнул он, – И действительно сильно. Ей сейчас и ходить больно, да и сидеть она по меньшей мере дня три не сможет.

– Как же мы поедем обратно? – расстроено спросила Алина.

– На коленях в карете постоит, если хочет завтра уехать отсюда, а не хочет, может оставаться. Ты как хочешь, Катарина?

– Я на коленях постою, батюшка.

– Видите, какая дочь покорная? Вот разрешили бы Вы мне с самого начала воспитывать ее, глядишь, и ребенок был бы жив. Ведь даже в писании говорится, что нельзя жалеть розги для чад своих, – проговорил герцог, с усмешкой глядя на герцогиню.

– Возможно, Вы и правы… Только какой толк сейчас говорить об этом?

– А такой, дорогая: на будущее учтите, что наказание это не столько возмездие, сколько способ предотвратить будущее правонарушение. А то Вы так и норовите меня за руку схватить, как я только наказать кого-нибудь собираюсь.