– Не за что мне Вас прощать, матушка, – улыбнулась Алина, – а за заботу благодарю. Помолитесь, чтоб вразумил Господь, и путь верный указал… А то у меня, что ни шаг, то развилка, а куда идти лишь Он знает… Да о моем младенце, умершем при родах некрещеным помолитесь… чтоб сжалился над ним Господь и призрел его…
– Так у тебя был ребеночек-то… а говоришь, нет детей с мужем…
– Это был ребенок милорда Дмитрия. Я поняла, что вы меня о нынешнем муже спрашиваете. С ним у нас нет детей, и не ждем мы, что будут.
– Действительно, все запутано у тебя в жизни, Алина. Ну да даст Бог, распутается все с Его помощью-то… Помолимся мы все о тебе, голубка… и я, и сестры помолятся.
– В каждой молитве поминать тебя буду, – пообещала Нина, смахивая набежавшую слезу, – и ребеночка твоего. Вот ведь жалость какая, что умер он…
– Это ты после родов тех к нам в прошлый раз пришла? – спросила Лидия, видимо что-то прикидывая в уме.
– Догадливая ты, – Алина усмехнулась.
– Дня за два до твоего появления слышала я, как матушка Калерия молилась о каком-то новопреставленном младенце… Я еще удивилась: о ком это она? А сейчас вот вспомнилось, – Лидия, почувствовав неодобрительный взгляд матери Калерии, потупилась. – Не серчайте, матушка. Вырвалось.
– Матушке многое открыто, – улыбнулась Алина, с нежностью посмотрев в сторону той, – если б не ее молитвы, может, и не добралась бы я сюда…
Мать Калерия явственно усмехнулась, покачала головой и, глядя на Алину, коснулась кончиками пальцев своих губ, а потом, отведя руку, легонько стукнула ими по столу.
– Это не глупости, и болтать не перестану, мне можно, я обет не принимала, – лукаво улыбаясь, рассмеялась Алина.
Рано утром, еще до рассвета, Алина разбудила Кэти:
– Пойдем, покажу тебе что-то.
Кэти тут же поднялась, – Сейчас иду, матушка.
Они вышли из монастыря и в полутьме приближающегося рассвета стали подниматься выше в гору по едва заметной тропке. Минут через пятнадцать они вышли к небольшой площадке у отвесного склона. Алина встала на самый край и поманила Кэти к себе:
– Иди сюда, не бойся.
Кэти осторожно подошла и Алина, обняв ее за плечи, тихим и проникновенным голосом стала говорить:
– Не смотри вниз и ничего не бойся, а то голова закружится, и можешь упасть. Смотри только вдаль. Вон туда смотри. Сейчас первые лучи солнца позолотят вон ту верхушку горы… Красота неземная. А если, стоя здесь, раскинуть руки, можно представить, что летишь… летишь навстречу солнцу, ветру и счастью… и все что ты видишь и чувствуешь лишь для тебя. Все эти горы стояли веками, и солнце каждый день всходило лишь для того, чтобы однажды это увидела ты. Это дар Господа, и он только твой. Попробуй.
Алина медленно разжала руки и отступила назад. Кэти некоторое время стояла, не смея шевелиться, а потом, устремив взгляд вдаль, все же подняла и раскинула руки. В это время как раз первые лучи восходящего солнца тронули золотом верхушку соседней горы и тонкую цепь полупрозрачных облачков, которые нежной вуалью укутывали ее склоны. И тут же порыв ветра смахнул нежный облачный покров и разметал его в стороны, а солнце, гордо поднимаясь все выше и выше, озарило все вокруг ярким светом.
Алина видела, как Катарина выпрямилась, чуть откинула назад голову, устремив взгляд вдаль, и на губах ее появилась счастливая улыбка. Она поняла, что сумела показать девочке сказочную красоту и очарование этого места и дала почувствовать, что в жизни есть удивительно прекрасные моменты неописуемого счастья. Довольная улыбка тронула ее губы. И в этот момент она скорее почувствовала, чем увидела, как серая тень метнулась к девочке. Катарина испуганно закричала, пошатнулась, но Алина успела ее крепко обхватить, после чего повалила и, прижав к земле, накрыла собой. Почувствовав, что опасность миновала, Алина разжала объятия и, отпустив перепуганную всхлипывающую Кэти, начала подниматься. Но в это время с криком: "Нет, мамочка, не оставляй меня!", Кэти вцепилась в нее так, что Алина, не удержавшись, вновь села на землю. Кэти прижалась к ней и, заглядывая в глаза, испуганным шепотом спросила:
– Что это было?
– А что ты почувствовала? – нечего не отвечая ей, в свою очередь спросила Алина.
– Сначала все было так хорошо… Так как ты говорила… Я чувствовала такое счастье, словами не передашь… а потом меня вдруг окутал какой-то ледяной холод и страх, вернее даже ужас… и мгла, я видеть вообще все перестала и вообще соображать… а потом меня неудержимо потянуло куда-то вниз… и тут ты меня на землю повалила… Скажи, что это было?
– Демон развлекается, которого ты позвала. Ты теперь и его госпожа, и жертва одновременно… Сделает для тебя все, что захочешь, если душу ему свою вверишь, а не вверишь, терзать и мучить начнет, добиваясь ее.
– Ты… ты… это серь… серьезно? – заикаясь, спросила Кэти.
– Да уж серьезней некуда, – хмуро подтвердила Алина.
– Так до этого… не мучил меня никто… не было со мной ничего такого… не чувствовала я такого тут.
– Ты в монастыре была. А туда демонам, таким как этот, по крайней мере, вход заказан.
– Ты… ты хочешь сказать, что я на всю жизнь должна в монастыре остаться? – Кэти вскочила, – Да я лучше сама, прям сейчас с обрыва этого скинусь, чем тут жить!
Алина резко поднялась и с размаху ударила ладонью девочку по щеке, грозно приказав при этом: – А ну на колени встала! И не смей без моего разрешения вставать!
Всхлипнув, Кэти опустилась на колени, испуганно глядя на нее, а потом тихо прошептала: – Еще бить будете? Бейте… У Вас же теперь власть надо мной…
– Это ты про власть верно сказала, – сурово глядя на нее, проговорила Алина, – Пока в моей власти будешь, слушаться безоговорочно придется… и бить буду, коль заслужишь того… Значит, с горы скинуться решила… А ты подумала, что тебя после этого ждет? Думаешь, на этом все закончится? Нет, моя хорошая, с этого все только начнется. Душу твою получит как раз тот, кого ты сейчас так испугалась. Он как раз и хотел, чтоб ты вниз упала. Без раскаяния, да покаяния ему и без самоубийства твоя душа наверняка досталась бы. А уж коли сама решишь еще один грех на душу взять, так тем более…
– Пра-прав-да? Вы… вы… это… это не шутите? – от страха Кэти стала вновь заикаться.
– А таки вещами не шутят, моя хорошая, – все тем же грозным голосом проговорила Алина, а потом резким движением схватила девочку за волосы и, запрокинув голову и неотрывно глядя ей прямо в глаза, продолжила: – Сейчас постоишь так и хорошенько подумаешь над тем, что я сказала. А потом выберешь что хочешь: самостоятельно жить, либо власть мою над собой терпеть. Коли первое выберешь, только скажи, и я уйду, а ты делай что хочешь. Хочешь, с горы скидывайся, хочешь, поступай, как знаешь и иди, куда вздумается. Искать тебя, чтобы вернуть, никто не будет. А вот если решишь власть мою над собой принять, то без моего позволения и шагу больше никуда не ступишь, и безропотно выполнять все будешь, и спорить со мной не будешь, что бы ни сказала. И, конечно же, больше никогда не то что вслух говорить, а даже помыслить о грехе самоубийства не посмеешь.
Она отпустила волосы девочки и, отойдя в сторону, отвернула голову, всем своим видом показывая, что ей все равно, что та решит, и даже если Кэти решит сейчас бросаться вниз, удерживать ее она не будет.
Кэти стояла на коленях и тихо всхлипывала. Ей было очень страшно. Очень страшно было остаться одной и еще раз оказаться во власти того чувства леденящего душу ужаса, который она пережила, однако и полностью принять власть Алины было не менее страшно, она поняла, что та может быть не только доброй и ласковой, но также жесткой и требовательной. И еще ее очень страшило, что Алина может заставить ее всю жизнь провести в монастыре, причем уже не как паломница или насельница, а как послушница, а потом и монахиня. Однообразная, размеренная и строгая жизнь монастыря пугала Кэти ничуть не меньше предполагаемой перспективы обречения души на вечные муки.
Через какое-то время она склонилась к самой земле и закрыла лицо руками, ей не хотелось ничего решать и делать тоже ничего не хотелось.
– Ну что ж, молчание иногда это тоже ответ, – усмехнулась Алина, взглянув на нее, – не хочешь принимать мою власть, не надо. Насильно вести тебя за собой я не буду. Оставайся здесь. Дорогу ты знаешь, захочешь, сама в монастырь постучишься, а не захочешь, значит, мимо пройдешь. А чтоб не нуждалась ты ни в чем первое время, вот тебе деньги. Ты не маленькая, с деньгами не пропадешь.
Алина бросила перед Кэти мешочек с деньгами, затем воздела руки к небу:
– Господи, лишь об одном молю, позволь ей увидеть того, кто пойдет с ней.
Она медленно опустилась на колени, склонилась к самой земле, а потом резко встала, развернулась и решительно зашагала вниз по тропинке.
Кэти удивленно проводила ее взглядом, потом подобрала увесистый мешочек с деньгами и встала. Она оказалась свободна. Свободна от всяких обязательств, ни от кого не зависима и имела большие деньги. Ее смущало лишь то, что у нее не было никаких документов.
– Не печалься, – скорее почувствовала, чем услышала она и испуганно оглянулась.
На том месте, где только что стояла герцогиня, в воздухе колыхалась серая безобразная фигура, мерзко усмехающаяся, – не пропадешь, я помогу… мы славно повеселимся. Тебе несказанно повезло, да и мне тоже…
– Уходи! Уходи сейчас же! – Кэти испуганно попятилась.
– Я не могу уйти, ты сама позвала меня… Я могу уйти лишь вместе с тобой.
Фигура приблизилась к Кэти, та еще отступила назад и вдруг почувствовала, что стоит на самом краю обрыва, и замерла, боясь пошевелиться.
– Тебе решать: уйдем мы сейчас, или ты хочешь развлечься, перед тем как мы расстанемся с этим миром…
– Я… я не отдам тебе мою душу, – борясь с душившим ее страхом, всхлипывая, проговорила Кэти.
– Она уже моя… Лишь твое раскаяние и исповедь могли бы помешать мне получить ее, но ты упустила время для этого… а еще твоя мачеха может помешать… Но она бросила тебя. Бросила! – демон расхохотался. – Понимаешь? Бросила! Давай убьем ее. Хочешь? Ты же для этого звала меня… Тебе не надо будет ничего делать, лишь возьми меня за руку и подтверди, что хочешь это, – он протянул к ней уродливую лапу.