Чуждость

– Насильно держать намерен? – чуть повернувшись, она уперлась в него недобрым взглядом.

– Тебя насильно не удержишь, я знаю. Поэтому и стараюсь создать такие условия, при которых ты посчитаешь за благо остаться сама.

– Ты не только манипулятор, Шон, который прекрасно знает мои слабые места, но ты еще и шулер, поскольку играешь явно краплеными картами, используя чужие жизни.

– Возможно, не стану спорить. Но что мне остается, дорогая, если на кону стоит такое чудо как ты? Любовь к тебе лишает меня остатков всякой принципиальности.

– Тьфу, терпеть ненавижу, когда этим словом прикрывают собственный эгоизм и желание обладать любой ценой. Ты алчный себялюбец, привыкший добиваться желаемого любой ценой.

– Пусть так, дорогая. Не буду спорить. Нравится мою любовь к тебе называть такими уничижительными эпитетами, твое право. Только что это меняет? Расклад все равно остается прежним, и тактику игры я не сменю. Так что хватит пререкаться и пошли кушать, иначе твой разлюбезный Крис очень пожалеет о несговорчивости руководительницы его экспериментальных исследований.

– Скорее экспериментальных исследований над ним, – поморщилась Мила.

– Ты как всегда более точна в определениях, дорогая, – усмехнулся он и вопросительно посмотрел на нее: – Так как: вернешься к столу или перейдем к конфронтационным действиям?

– Хорошо, я вернусь к столу, но ты пообещаешь, что перестанешь так контролировать меня… не могу работать в такой атмосфере, меня это раздражает.

– Я ведь уже пообещал, что Ник будет страховать тебя лишь сверху и исполнять любые распоряжения. Что тебе еще надо?

– Чтобы ты не забыл об этом.

– Когда я хоть что-то забывал? Я никогда ничего не забываю, дорогая. Пошли к столу.

Закончив есть, Шон, откинувшись на стуле, неспешно потягивал вино из бокала, с интересом рассматривая купленный ею серебряный сувенир с сердечками, который поставил на стол.

– Я вот сижу и думаю… что-то с датами у меня нестыковка выходит. Ты говоришь, завтра годовщина нашей первой встречи… но этого не может быть. Ты явно вводишь меня в заблуждение.

– Шон, у тебя прогрессирует не только мнительность, но и склероз… это печально, особенно для меня.

– А мне что-то начинает казаться, что это не у меня склероз прогрессирует, а ты начала заниматься измышлениями. Понять бы еще с какой целью… Поскольку я пришел на преддипломную практику в институт в начале весны, точное число могу посмотреть в отделе кадров, то эта дата абсолютно не подходит, а если ты имеешь ввиду нашу встречу в твоем последнем обличии, то и она еще нескоро.

– Я имею в виду не эти даты, а совсем самую первую нашу встречу… впервые я увидела тебя на студенческой конференции в твоем учебном институте, когда ты выступал с абсолютно бестолковым по сути докладом, но с очень грамотной подборкой многих последних публикаций того времени по данной проблематике и их интересным анализом. Твой научный руководитель пел дифирамбы твоей работоспособности и умению красиво преподать любой материал и уговорил взять тебя на практику.

– Ты никогда не вспоминала о ней раньше.

– И что с того?

– Ты хочешь сказать, что запомнила число, когда эта конференция была и помнишь его до сих пор?

– Нет, Шон, я просто вчера наткнулась на записи о ней, и как-то воспоминания нахлынули, вспомнила какие отношения у нас были… одним словом, захотелось попробовать что-то в душе возродить, но к сожалению, как видишь, задумка не удалась, нельзя дважды войти в одну и ту же реку…

– Черт! – он резко выпрямился и, отставив бокал, потянулся к ней и взял за руку. – Я действительно все испортил. Извини, Мил. Пожалуйста, извини… Не знаю что на меня нашло… я просто очень боюсь тебя потерять… поэтому так и перестраховываюсь. Давай попробуем еще раз.

– Шон, не сегодня… Может быть через некоторое время, если я увижу, что ты перестал относиться ко мне как к курице, несущей золотые яйца, а стал проявлять и больше доверия, и больше понимания, мне захочется попробовать вновь, но явно не сегодня…

– Хорошо, я дам тебе время, только не жди, что много… запас моего терпения на исходе. Я устал, и нервы у меня тоже на пределе.

– От чего это, позволь полюбопытствовать, ты устал? – не смогла сдержать ироничной усмешки Мила.

– О да, конечно, это только ты занята глобальными проблемами и можешь уставать, а подобный мне плебей, от чего он может устать? Что такого он вообще по жизни делает? Ведь все рабочие и технические моменты, договора, закупка нового оборудования, трудовые соглашения, графики работ, отпусков, планы и отчеты это все так элементарно и просто, вот только что-то ты ими никогда заниматься не любила, и выматывали они тебя больше, чем все твои исследования вместе взятые. С чего бы это, а? – тут же зло парировал он в ответ, чуть крепче сжимая её руку.

– То есть ты устал от возложенных на тебя, как на директора института, обязанностей? Так?

– Да, так!

– Для меня это странно, – она высвободила руку и, взяв свой бокал, неспешно пригубила вино. – Поскольку все идет хорошо, никаких неприятностей нет, планы все не только выполняются, а даже перевыполняются, ты занимаешься лишь повседневной рутиной, которая тебе всегда нравилась и никаких отрицательных эмоций у тебя не вызывала, даже наоборот ты испытывал, да и сейчас испытываешь удовольствие, командуя и распоряжаясь, я же вижу… Но все равно, оказывается, ты устал и нервы у тебя на пределе… Мне кажется, ты лукавишь, Шон. Нервы у тебя на пределе не от твоей работы, а от наших с тобой взаимоотношений. Тебе не удается прогнуть меня под себя, вот ты и злишься, и психуешь. Ну давай будем откровенными… Раз ты хочешь попробовать вернуть былые отношения, то будь любезен взглянуть правде в глаза: твоя главная причина психоза это я, и никто иной. Ты хочешь командовать мной, как и всеми другими, а мной командовать нельзя…

– Да не собираюсь я командовать тобой, Мила… даже в мыслях не держал. Я лишь хочу, чтобы ты как раньше доверяла и полагалась на меня, и я все сделаю к нашему общему благу… – дождавшись, чтобы она отставила бокал, он вновь обхватил её ладонь руками и, притянув к себе, прижал к губам. – Я люблю тебя, Мила… люблю.

– Докажи! Откажись от эксперимента над Крисом и пообещай больше не пытаться искать других добровольцев. Это направление мало того что антигуманное, но и тупиковое. И если ты меня любишь и доверяешь мне, то ты его закроешь.

– Мила, ну давай не путать мух с котлетами и чувства с работой, – перестав целовать её руку, он чуть сильнее сжал её пальцами и уперся ей в глаза холодным взглядом. – Я не только тебя люблю, я еще люблю мое детище, наш с тобой институт, в которой вложил ничуть не меньше чем ты. Всю душу в него вложил… Я не знаю, почему ты так яростно хочешь лишить его самого перспективного направления… Версию о желании остаться единственной представительницей, обладающей столь уникальными способностями, ты категорически отвергаешь, но кроме неё нет больше ни одного разумного довода почему ты так стремишься остановить эти исследования. Все, Мила! Мне надоело! Заведешь еще раз разговор об этом, передам всю информацию о тебе нашим кураторам, и пусть они с тобой разбираются, раз не нравится, как я к тебе отношусь, и ты постоянно требуешь какие-то доказательства и выдвигаешь абсолютно невыполнимые требования.

– Да пожалуйста… – она вырвала руку и гордо выпрямилась. – Звони им хоть сейчас! Ну что мешкаешь? Звони, говорю! Пусть они разберутся! И в добавок разберутся с тем, какие интересные махинации ты прокручиваешь последнее время, чтобы уйти от налогов.

– Ты ничего не докажешь.

– А мне и не надо будет. Доказывать будут они, я просто дам наводку, где искать.

– Это шантаж!

– А ты что хотел? Что я буду терпеливо сносить твои угрозы? Нет уж, дорогой. Тебе проще меня прикончить, но никак не сдавать им. Только и этим меня не испугать, я уже умерла…

– Прекрати, Мила! Хватит! – он требовательно выставил вперед руку. – Ты к счастью жива и здорова, и с зомби не имеешь ничего общего, не гневи Бога. И вообще давай не вступать в конфронтацию. Ни тебе, ни мне это ничего не даст. Я признаю: был неправ и опять наговорил тебе ерунды, извини, меня иногда заносит, начинаю по привычке давить, забывая, что ты это умеешь делать на порядок круче… Не сердись, давай забудем, что мы с тобой в сердцах друг другу наговорили и вернем статус-кво. А то наш разговор в какое-то не то русло зашел.

– Да без проблем. Только не вешай мне больше лапшу на уши про твою любовь.

– Лапшу не буду, а вот не рассказывать о своих чувствах, извини, не смогу. Меня они переполняют, поэтому не требуй невозможного.

– Тогда говори, что хочешь, только не жди, что верить буду.

– Мила, ну зачем ты так? Ты не догадываешься, что подобными словами вынуждаешь меня перестать рассматривать мое лояльное отношение к твоим темпам работы с Крисом как одно из проявлений любви к тебе? Раз ты не веришь и не ценишь, зачем мне это делать? Вот возьму и сменю сейчас программу эксперимента, заменив ее, например, на такую как изменение болевого порога у пациента под воздействием чего-нибудь… к примеру шума морских волн или пения птиц. И будем смотреть, на каком уровне разряда электродов он отключается при вводимом условии, а при каком без него. Как тебе такая тематика?

– Шон, ты совсем умом тронулся, что про подобные гестаповским опытам эксперименты, речь завел?

– Скорее всего, да, дорогая… Ты сводишь меня с ума своим упрямством, и мне кажется, я готов уже на крайние меры, если ты не перестанешь так изводить меня.

– Я не поняла… Ты что-то хочешь от меня?

– Да! Очень хочу, чтобы ты, наконец, оценила, что делаю для тебя! Вот что!

– Оценила. Что еще? Срочно лечь с тобой в постель в обмен на обещание не пытать Криса или еще что-то? – холодным тоном проронила она, при этом в глазах её застыло ледяное презрение.

– Мил, ну ладно тебе… Неужто ты поверила? Это шутка была… Я понимаю, что злая, но твое отношение меня достает. Порой действительно кажется, что схожу с ума из-за него.

– Я поняла тебя… – она нервно сглотнула, – поняла… и поскольку знаю, что в любой шутке лишь доля шутки, то на данный момент вне себя от счастья, что пока ты не намерен реализовывать эту часть на практике и лишь шутишь по этому поводу.

– Ну хоть что-то тебе счастье доставляет… – невесело усмехнулся он, после чего решительно поднялся из-за стола. – По-моему, нам пора домой. Что-то наше общение зашло в тупик. Я расплачусь карточкой на выходе. Пойдем.