– Значит и с врачом сделает.
– Врач убьет их обоих.
– А ты значит – нет?
– Я – нет.
– Марк, я могу на многое закрыть глаза, но сейчас ты перешел все границы… – король нервно сглотнул и сжал руку в кулак, – зря ты решился на такое…
– Вы казните потом, немного погодя. Перед этим сохраните ей жизнь… Ведь если Вы сейчас убьете ребенка, она с ума сойдет не в силах себя простить… Она же даже за любовь ко мне себя простить не может, а Вы ей сейчас еще один повод ненавидеть себя подбросите. Уверены, что она с ним справится?
– Что? Что ты имеешь в виду? – удивленно переспросил король.
– На Вашу супругу, мой государь, как Вы уже знаете, очень давно наведены чары. Как оказалось, они все-таки действуют и заставляют ее возбужденно дрожать от одного моего прикосновения. Она ненавидит себя за это, и ни разу не позволила мне коснуться ее. Сейчас же это может сыграть Вам на руку и даст шанс сохранить и ее жизнь, и ребенка.
– И ты знал это, тварь, и все это время мучил ее? – лицо короля исказилось от гнева.
– Вы казните потом, говорю же… Сначала позвольте помочь ей. А потом делайте, что хотите… – Марк равнодушно повел плечами.
Король повернулся к жене.
Она лежала, вцепившись руками в шелковые простыни и зажмурившись. По щекам ее нескончаемым ручьем текли слезы.
– Алина, это правда?
– Правда, мой государь, – не открывая глаз, тихо выдохнула она, – я действительно люблю Вашего сына… именно поэтому будет лучше… для всех лучше, если Вы позволите мне умереть. Жить, осознавая такой грех очень тяжело и мне явно не по силам… Господь неспроста мне такое испытание послал… по делам то моим… отступитесь, недостойна я быть Вашей женой.
– Алина, ты соображаешь, что говоришь? – король, схватив ее за плечи, навис над ней. – Какой грех, если ты даже не коснулась его?
– Я не могу вырвать это чувство… не могу… оно сводит меня с ума… я думала, мне станет легче, когда я заставлю его жить с Эльзой… но ничего не изменилось, кроме того, что я жутко завидую ей в душе…
– Я не спал с ней… – тихо проговорил шут, – она лгала Вам… я заставил ее лгать.
– Так ты тоже выходит, любишь? – король обернулся у нему.
– Исключительно платонической любовью, мой государь…
– Марк, ты сейчас лжешь отцу или лгал тогда мне, когда хотел, чтобы я пошла на поводу своих чувств? – нервно сглотнув, королева открыла глаза и, чуть сдвинувшись вбок, посмотрела на него.
– Так он все-таки пытался Вас принудить отдаться ему? – король вновь повернулся к ней.
– Нет, не принуждал, Ваше Величество, – королева облизнула пересохшие губы, – он провоцировал… а я чуть было не поддалась… Что остановило не знаю даже… скорее это была милость Бога, чем моя заслуга. Мне очень хотелось это сделать. Так что, Ваша супруга, мой государь, очень грешная женщина, не умеющая обуздывать свои чувства и страсти… и нисколько она не достойна ни сострадания, ни милостей Божьих, ни Вашей любви или верности. Да даже жизни и то недостойна. Так что дайте свершиться тому, что суждено, и не множьте грехи мои. У меня и так их немало… И видимо пришло время расплатиться за них.
– Значит так, Ваше Величество, – голос короля заледенел. – Вы моя супруга и обязаны подчиняться моей воле. Так вот, я не желаю, чтобы на моем ребенке был грех Вашей смерти. Вы на собственном опыте знаете, как с ним трудно жить. Поэтому позвольте сделать Марку то, что он предложил. Получите удовольствие от его прикосновений и подарите ребенку жизнь не через Вашу смерть, а через то, что считаете грехом для себя. Согрешите лучше сами, миледи, чем множить грехи других.
– Ваше Величество… – срывающимся голосом выдохнула королева, хватая его за руку.
– Все! Это решение окончательное, – он высвободил руку, резко поднялся и обернулся к Марку: – Она в полном твоем распоряжении. Постарайся не убить обоих… – после чего не оборачиваясь вышел.
В холле к нему тут же метнулся врач и слуги, но он без объяснений отослал всех, а сам замер у окна.
Король не знал, сколько прошло времени. Оно остановилось, давая ему возможность погрузиться в воспоминания, связанные с Алиной. Глядя в темноту окна, он видел ее, то очаровательно-смеющуюся на балу, то гневно-возмущенную во время спора, то возбужденно-азартную на охоте, то печально склонившуюся над гробом Алекса, и гнал от себя мысли, что сейчас может потерять ее навсегда, и кроме этих воспоминаний не останется ничего. Признание Алины, что она любит Марка абсолютно не задело его. Он привык не сильно озадачиваться чужими чувствами, больше значения придавая действиям, а уж чувства, вызванные колдовством, на его взгляд, в расчет тем более принимать не стоило. Хотя то, что супруга даже при смерти старалась сохранить ему верность и корила себя даже за чувства к другому, от которых так старательно пыталась избавиться, безусловно льстило его самолюбию. При этом он ясно понимал, что ради того, чтобы удержать ее, готов закрыть глаза не только на то, что Марк поможет ей разрешиться родами.
Из плена размышлений его вырвал крик ребенка. Король моментально шагнул к двери и, стремительно распахнув ее, вошел в спальню.
Марк стоял рядом с кроватью держа на руках ребенка и улыбаясь смотрел на распростертую на подушках и тяжело дышащую королеву.
– У Вас дочь, моя королева. Очаровательная надо сказать малышка.
– Забери, забери ее… унеси отсюда… – Алина отвернулась и уткнулась головой в подушки.
– Даже взглянуть на нее не хотите? – удивленно посмотрел на нее он.
– Иди, отдай ребенка кормилицам и пусть врач осмотрит ее, – король шагнул к нему и осторожно подтолкнул к двери, – иди.
– Да, конечно, Ваше Величество, – кивнул Марк и с ребенком на руках вышел из спальни.
– Как Вы, миледи? – король сел на край кровати и положил руку на плечо супруги.
И тут она сначала судорожно всхлипнула, а потом безудержно разрыдалась.
– Алина, что случилось? – король рывком притянул ее к себе. – Что-то болит? Позвать врача?
– Нет, не надо врача, – выдохнула она сквозь слезы, – мне просто очень тошно… и я не знаю, как жить дальше… не знаю…
– Алина, Алина… не надо плакать… все хорошо… хорошо…
– Что хорошо? Что?
– Вы в здравии и родили хорошенькую девочку… все замечательно.
– Артур, Вы знаете как я ее родила… Неужели Вы после этого сможете и дальше считать меня своей женой?
– Конечно. Причем не просто женой, а преданной, покорной и вообще самой лучшей… Вы, моя дорогая, лучшая жена на свете.
– Я? Вы издеваетесь, Артур…
– Отнюдь. Вы только что очередной раз продемонстрировали, что ради моих интересов можете презреть собственные. Это ли не образец христианского смирения и высшей супружеской добродетели? Вы не греховному разврату предавались, Алина, а с помощью своих чувств помогли родиться новой душе. Может только ради этого Господь и попустил, чтобы они Вашу душу обуяли.
– Вы так думаете?
– Конечно, моя дорогая, – король крепче прижал ее к себе, – исключительно так. Поэтому прекращайте заниматься самоедством и с благодарностью примите все, что ниспослал Вам Господь.
– Больше всего я благодарна, что Он ниспослал мне Вас…
– Никак Вы уже простили мне и ложь, и невольную неверность?
– Да, – Алина, все еще всхлипывая, кивнула, – побывав в роли падшей грешницы осуждать уже больше не хочется никого.