Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

– Княжич Мстислав, – обернулся воевода Горыныч к помощнику. – Открывай жбан с пивом. Бабоньки, богатого стола сегодня не получилось, много подъели запасов у князя, пока церковь ставили и Крещение отмечали… будь оно не ладно. Новых угощений не успели напечь-наварить. Ставьте у кого что есть.

Из-за пазух зимних рубах, из блюд, завязанных в рушники, горожанки ставили на общий стол еду и кружки, пили разливаемую Мстиславом брагу и кланялись чурам.

* * *

В княжеской усадьбе боярин Юлья прижал Гаяну к брёвнам стены дома на заднем дворе, пока в хоромах обедали. Шептал жарко, хватая потными ладонями руки красавицы-наложницы, но молодка Гаяна уворачивалась от поцелуев. Да и неудобно было, Юлья еле доставал ей, высокой, до подбородка.

– Я с тобой обвенчаюсь по христианскому обряду. Ведь и ты и дочка твоя Цветана от князя, крещёные. У них, то есть у нас, у христиан, супруга может быть только одна, остальные – грех.

От боярина пахло чесноком и перегаром.

– Да лучше я у Белогора в наложницах буду, чем с тобой жить, – отбивалась Гаяна.

– У меня ты будешь хозяйкой большого дома, боярыней, а здесь ты никто. Князь женится и сошлёт тебя его супруга в глухую деревню и даст приданого мало-мало, у тебя самой ничего нет, мне уже повариха ваша всё рассказала.

Держа боярина от себя на вытянутых руках, Гаяна повысила голос:

– Тогда я поеду с Лихвой. Бояр много, а воевод, хоть и младших, в Новгороде только трое. Лихва тоже хочет взять меня в супруги, я чувствую.

– Ты ему не верь, Гаяна. – Руки Юльи не сдерживались и тянулись к грудям девушки, зазывно выпирающими под рубахой. – У Лихвы все жены либо погибали, либо калечились. Одну он со зла приказал не пускать домой, поздно с посиделок пришла, и она зимой ночевала в холодной мыльне. Кашляла две седмицы и померла. Вторая после его побоев сухорукой стала. Он её выгнал обратно к родителям, дал с собою только одну овцу и вернул приданое. Сына оставил себе и сразу записал в Малую Дружину… он редкая сволочь.

Гаяна стала слушать внимательнее.

– А я ласковый, даже когда пьяный. Обеих своих прежних жен отправлю в деревню и будешь ты жить боярской жизнью.

– Князь не отдаст мне нашу дочку Цветану, очень её любит. – Молодка постепенно успокаивалась и даже разрешила боярину провести рукой по своей груди.

– Новых нарожаем, красота моя… – И тут он увидел, как меняется взгляд Гаяны-матери. Серые зрачки её стали тёмными. – Не беспокойся, мы твою дочку выкрадем.

С правой стороны послышались острожные шаги по скрипящему снегу.

– Это о чём вы тут шепчитесь? – Появление Лихвы заставило Юлью отпрыгнуть от молодки. – Гаяна, тебя усатая Куня-повариха зовёт посуду мыть. Дворовые бабы сбежали на Масленицу на Священный Холм, не побоялись обещания князя их выпороть.

Быстро засеменив к заднему крыльцу, Гаяна оглянулась, сравнивая огромного Лихву и мелкого Юлью… Оба не нравились.

– Прямо дрожу, когда её вижу. – Пожаловался Юлья Лихве. – Пойду снова на стройку церкви, отвлекусь.

– Вот ведь лепёшка коровья, говно из-под подмёток. – Удивлялся вслед Юлье Лихва. – От горшка два вершка, а на такую бабу глаз положил…

Деревня Явидово. Масленица. Понедельник-Встреча. День

Семье Снежаны хватало берёзового сока от двух берёз, что росли на заднем дворе, и им не приходилось идти на опушку леса. Первое, что сделали в семье, придя из Священной Рощи – переоделись в обычную одежду и, прихватив берестяные бутыли с широкими горлами, вышли на двор. Встав вокруг берёз, они попросили у них прощения и низко поклонились. Снежана воткнула ветки в многолетние «роднички» и поставила под них берестяные бутыли.

Несмотря на праздничное настроение, пришлось доить коз, убирать навоз за коровой Звёздочкой, ещё не отелившейся, за свиньями и овцами, топить печь и снова варить напитки и ставить тесто для утренних блинов и пирогов.

* * *

Ближе к вечеру все, особенно сёстры и Василиса, рассматривали завтрашние наряды, делая их непохожими на сегодняшние, менялись поясами, повязками в косу и безрукавками.

– А я привяжу завтра к поясу свой складной ножик! – настаивал засыпающий на печке маленький Сотя. – Я уже взрослый…

Устав от сегодняшнего дня Ведогор сидел на лавке и вытёсывал серединки из поленьев для дочерей и племянницы, им завтра нужно будет привязать колодки к коленям, знак их готовности для сватовства.

– Дядя, хорошо бы и вдовой Оне колодку сделать, – попросила Василиса. – Она ведь тоже теперь в невестах, скорбные месяцы по супругу давно прошли.

– Батя-то сделает, – отозвалась Дива, сидящая рядом с Милой за столом с разложенными новыми нарядами, до которых не дотрагивались всю зиму, ожидая Масленицу. Она подшивала свою юбку для Василисы, гораздо ниже неё. – Мы отнесём колодку, а свёкор её, Хомыч, тебе этой же колодкой настучит нам по голове! Не отдаст он Оню невеститься. Не отдаст.

– Да, – согласилась Мила.

– Она ему что, дочь родная? – Возмутилась Василиса, перебирая юбки. – Она сноха и он её принуждает… сами знаете к чему. Моя подруга Оня не рушник подарочный, чтобы её отдавать или не отдавать, не его пёсье дело.

– Ишь ты, как заговорила, – хмыкнула у печи Домослава. – Ладно, Ведушка, долби ещё одну колодку, пусть сёстры отдадут вечером Оне.

Вечером Василиса пошла за водой вместе с сёстрами. Они становились у дома Хомыча и стучали коромыслами в ворота. Все три сестры одновременно орали: «Оня, выйди, выйди, Оня!», пока в калитке не встал злой и всклокоченный Хомыч в кожаном переднике для чистки овина, в старых портах и дырявой рубахе. Он зевал в кулак.

– Чего надо, стерьвы драные?

– Мы не тебя звали, – не боялась отвечать Дива. – Нам нужно поговорить с Оней. С Оней!

– Да, – подтвердила Мила.

– Нету её, – усмехался Хомыч.

– Тогда держись! – повысила и без того громкий голос Дива. – Ославим на все деревни. Невестки у вас сбегут из дома от стыда. На Масленицу народу столько понаедет и есть бабы очень злые на своих свёкров.

– Не будешь выпускать Оню, тогда деревенский сход запретит работать с твоей семьёй! Одной семьёй будете сеять и косить! – вступила в ссору Василиса.

– Да! – согласилась Мила.

– Пошли вон отсюда, – угрожающе сказал Хомыч.

– Я поговорю с княгиней Умилой, – разозлилась Вася. – Всё ей честно расскажу, и она меня послушает.

Хомыч задумался, потеребил седую бороду. Ссорится с княгиней он не хотел.

– Нету Они… вместе с другими невестками пошла на посиделки к ткачихе Славунье. Подолом крутить и песни петь, блядина молодая.

– Держи, сволочь! – обогнув мужика, Василиса кинула за калитку, во двор, выдолбленную полукругом из полена колодку. – И завтра Оня должна быть на смотринах, с приданым на прилавке.

* * *

Пока сёстры шли к колодцу, мимо проехали двое саней. Не такие, как в Явидово, немного короче и расписаны другими узорами.

В первых санях правил лошадью мужик, а за ним сидели баба и две девицы. Вторыми санями, гораздо интереснее, с впряженной лошадью песочного окраса, богато расписанные знаками Мокоши и птицами, и загруженными сверх меры, правила хмурая и на редкость пригожая женщина. Рядом сидела заплаканная девушка, прижимавшая варежку к носу и к глазам. Совсем молоденькая. Не красавица, но милая. Ещё в санях лежали связанные две овцы. В клетках спали куры и утки.

– Гляньте, гляньте, невест привезли, ой привезли, ой нас замуж не возьмут, – заливисто рассмеялась Дива.

– Откуда они? – улыбнулась Мила.