Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

– Мне бабушка тоже самое советует, – вспомнила Вася.

– Не перебивай… Так вот, глядя на меня Лешащиха перетопталась, но молчала. Я тряпицу с яичным пирожком оставила на пеньке, а она махнула в нужную мне сторону…и сгинула. Пройдя совсем недолго, я оказалась на опушке берёзовой рощи. А впереди поле со льном, значит, я рядом с деревней. Льняных наделов у нас немного, а этот был княжеским, до небосклона тянулось.

Встала я у берёзы, прислонилась лбом к белому стволу, поблагодарила Лешачиху за подсказку. А тут прямо передо мной появился высокий парень в широких портах и светлой рубахе, ткнул меня в бок своим туесом с грибами:

– Слышь, девица, где ближняя деревня, кушать хочу, с утра голодный.

– Здесь рядом, по краю поля нужно дойти до пшеницы, а там уже и крыши будут видны.

Я отвечаю, а сама боюсь парня. Он чужой, а никогда не знаешь, как себя поведёт чужой человек. Тут начался дождик. Я стою и капли у меня стекают с платка на грудь. А парень стоит красивый, кудрявый. С его волос, перехваченными берестяной повязкой стекал на лицо дождик, на бородку, на усы, и он смешно с них слизывал воду. И я перестала бояться.

– Вместе пойдём, – сказал парень. – А то я лесу видел диких, они тоже грибы собирают. Могут обидеть.

– Пойдём, – сразу согласилась я.

И пошли мы с ним по лесу. Оба мокрые, дождь льёт, а мы улыбаемся друг дружке.

– Столько хватит? – спросила Василиса, показывая ступку Ведунье.

Очнувшись от своих воспоминаний, Ведунья слегка нахмурилась, но сразу пришла в себя.

– Подсыпь ещё… Так вот, по пути вышли мы с парнем к знакомому хутору и постучались в калитку крайнего дома. Там жила старуха Паша – одна-одинёшенька. Трёх дочерей замуж отдала, зятья всегда помогали и теперь она только ждала гостей. Сидела Паша на лавке под оконцем, грибы для засушки резала. А чего ей делать-то? Поленница забита дровами, у колодца на журавле ведро раскачивается, огород весь посаженный, из живности одна корова и кур полный двор.

Увидев нас, бабка Паша пригласила в дом. Тут же налила нам козьего молока, показала куда идти и сказала, что ей по делам нужно в деревню, и побежала в сторону, даже дверь за собой не закрыла.

«Тебя как зовут, девица»? – спросил парень и так заглянул в глаза, что я поняла – пойду с ним хоть на край света. «Лапушка», – отвечаю я. «Только я дочка Ведуньи, ко мне никто не сватается». «А я не испугаюсь. Меня Порошеней зовут».

Он поклонился мне и ушел в другую сторону, раза три на меня оглянулся и помахал рукой.

Пока я дошла до Явидово, с тяжелыми коробами с грибами, бабка Паша добежала в Корзово до свахи Разумеи, матери теперешней свахи Забавы. И орала она на всю деревню, что я и Порошеня собрались пожениться. Разумея, та из дома выскочила, заставила мужа запрягать коня в сани и вопила, что дочь Ведуньи собралась замуж. А уж Разумея знала всех в округе, даже родителей моих сватала и всех по именам помнила, кто кому в родственниках приходиться и кровосмешения не допускала.

В Явидово мама моя сидела на крыльце нашего дома, с виду спокойная.

– Я знала, Лапушка, что ты не заблудишься, а бабуля твоя поклоны Мокоше кладёт, просит помочь тебе выйти из леса. А где парень то? Уже слухи дошли, что ты в лесу нашла себе жениха.

– Он в Корзово ушел. – Я села на крыльце рядом с мамкой. – А от кого ты узнала о Порошене?

– Берёза прошептала. Я, когда за тебя волновалась, к нашему дереву во дворе, лбом прислонилась и увидела тебя и парня…

Тут и сани со свахой подъехали. Мама обернулась к толстой Разумее, уже разодетой для сватовства. Она от неожиданности, что дочку замуж возьмут, даже встать не сразу смогла. Знаешь, Вася, потомственных Ведуний неохотно в семью берут. Знают, что это навсегда и других супружниц в доме не будет… пока ведунья захочет жить с супругом. Вторую бабу мы рядом не потерпим… Так вот мама прямо со ступеньки спросила:

– Парень-то хоть хороший?

Спрыгнув с саней, сваха сразу пошла в дом.

– Тётка Паша сказала, что не пожалеет твоя Лапушка о супружестве.

Я и не жалела…

Вечером из Корзово приехали родители Порошени. Сваха Разумея из нашего дома до утра не уезжала, примеривалась, как ей очередную свадебку сварганить, да курочку с петушком и рушников расшитых заработать. Всё прикидывала с каких родителей сможет больше взять.

Познакомились мы тёплым летом, а свадьбу сыграли осенью. А нам уже так хотелось любви, так было невтерпёж, что я бегала на хутор бабки Паши, в лаптях на голую ногу. И мы с Порошеней проводили там ночку на сеновале. И ходить, казалось тогда, недалеко… И так нам было вместе сладко.

Глаза Ведуньи светились воспоминаниями и из них текли ручейки слёз. В слезах отражался огонь лучин. Казалось, течёт боль, но сладкая, молодая.

Василиса тоже вытерла слезу. А Ведунья продолжала вспоминать.

– Свадебку сыграли на две древни, хоть и небогатую. Жили мы хорошо в доме у мужа, и ни свекровка, ни свёкор не обижали. У них только один сын был, остальные три дочери, старшие сёстры, разъехались по домам супругов.

– Так у тебя уже давно нет мужа, Ведунья. – Удивилась Василиса, хлюпнув носом. – Его никто никогда не видел, я спрашивала. Помер?

– Убили, – ведунья вздохнула. – Через лето после нашей свадьбы, через седмицу после Купалы, на Корзово напали кочевники. С самого рассвета налетели. Спрыгнули с саней, заулюлюкали. В дома, на соломенные крыши пускали огненные стрелы. На мужчин и молодых девок, выскочивших из дверей, накидывали сети.

У нас и мужики и бабы по всем деревням владели мечами и луком со стрелами, с детства учили от врагов-налётчиков обороняться. Но три лета никто не нападал, вот и расслабились. Многих тогда увели. Поначалу так растерялись, что никого к князю на помощь не послали.

Когда наши мужики пришли в себя и подхватили мечи и луки, кочевники окончательно озверели. Били всех подряд. Моего Порошеню проткнули мечом насквозь, хотя таких видных, как он, всегда продавали в рабство. Это я потом узнала, позже.

Старух и стариков не брали, поубивали тех, кто не успел спрятаться. Беременных баб не тронули, других, что схватились за оружие, порубили. А я лежала в доме, плохо мне было от жары, беременная. Но меня один изверг за косы стащил с лавки, под дых дал, задрал подол и залез на меня сверху. Здоровый мужик, с белыми растрёпанными волосами, они всё время мне в лицо лезли. В потной вонючей рубахе, в таких же портах. А на нём и меч на поясе, и нож на перекрёстных ремнях с плеч. Так он, не снимая их, и набросился на меня на полу. И всё насиловал, не обращая внимания на мой живот. А у меня в нём уже стучалась Лика, на жестокость жаловалась.

За этим, в ремешках на туловище, вбежал второй, но насиловать не стал, увидев мой живот. Ничего не сказал, вышел.

Белобрысый лохматый взвалил меня на плечо и внес из дома. Тогда я увидела во дворе моего Порошеню и свёкра, оба пропоротые мечами, в крови.

«Что мы сделали тем людям, чем обидели», – не понимала я. – «Почему убивают и мучают?» Я закричала, чувствуя, как из меня потекла кровь, выбрасывается из живота ребёнок ни в чём не виноватый… и я потеряла сознание. Кому нужная чужая баба в крови? Меня там и кинули, во дворе. Повезло. Родилась моя Ликочка. Хорошенькая, только не разговаривает, хотя всё слышит.

Тут дружинники князя подоспели вместе с мужиками из Явидово. Мы с ними похоронили половину деревни. Костёр горел два дня, все дрова пожгли. С трудом, но мы выжили. Меня и Лику потом мама с отцом забрали сюда, домой, в Явидово. А Корзово постепенно возродилось. Кто успел спрятаться в лесу, кто сбежал от кочевников.

Больше детей у меня не было. Не беременела, хотя пыталась сходить замуж, но не получилось. Не могла забыть Порошеню… И тех извергов никогда не забуду. Не понимала я их.

– А теперь понимаешь?

– Теперь – да. Они не люди, они нелюди. В них больше звериного. Где приспичит – ладно бы ссуться, а ведь срут. Оголодал такой зверюга – отнимет последний кусок у кого угодно, а то и убьёт. Уд у него вонючий немытй встал, захотелось блядства – изнасиловал. Хоть бабу, хоть ребёнка.

– И что же, они Богов не бояться? – Возмутилась Василиса.

– А у них и боги такие. – Ведунья закладывала в кипящую воду травы. – Звериные. – Утерев лицо передником, она забрала ступу и высыпала желтый порошок в кипяток. – Иди домой, Вася, у тебя уже глаза слипаются.

* * *

Дома женщины и Ведогор ещё подъедали блины, и пили лёгкую брагу, но Вася поставила вёдра с водой к печи, отказалась от ужина и легла спать первой.

Деревня Явидово. Масленица. Вторник-Заигрыш. Утро

И встала Василиса ещё в ночи.

– Ты куда собралась? – Годислава еле подняла голову от подушки.

– Мама, да что мне принести на стол для невестиных смотрин? – Василиса сняла ночной платок, и переменила исподнюю рубаху на кожаные порты, достав их из-под подушки. – Клубок пряжи с узлами, или ту подвязку, которую я ткала всю зиму? Там узор кривой, нитки перепутаны. Сама бы на неё не глядела, повешу на шею Снежной бабе. – Надев на носки кожаные поршни, протопала к двери. – Мне Девана обязательно должна помочь, я ведь, как и она, ещё девственница, в подарок ей принесу цыплёнка, она их любит.