Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

Мать, не вставая, смотрела на Васю, улыбалась и не спорила.

– Делай, как знаешь, доча, я тебе верю больше, чем всем остальным.

На сборы у Василисы ушло мало времени, и скоро она уже стояла в сенях, полностью одетая для охоты. Стоя на крыльце, она поправила пояса подлучника и тула, надетые на короткий тулуп, и плотнее усадила нож в берестяные ножны.

На хвылыну заглянув в птичник, Василиса нащупала в темноте спящего цыплёнка, свернула ему голову на тонкой шее, и кинула в мешок.

Выйдя на задний двор, подошла к одной из берёз. Приподняв тяжелое ведро, в котором сока было только на донышке – ночью береза отдыхала, она отхлебнула, сколько могла. Поставив ведро под влажный сучок, погладила дерево.

– Спасибо, белоствольная.

* * *

Василиса шла в лес по снежной тропинке, по которой кроме неё никто не имел права ходить. Охотничья тропинка досталась ей от отца Богуслава. И она сама не злодействовала на чужих силках и ловушках. С особым чувством подошла к невысокому дубку, чуть выше её роста, сняла овчинные рукавицы и прислонила ладони к коре дерева, под которую несколько лет назад отец вживил первый выпавший её молочный зуб, для крепости остальных.

В лесу Вася чувствовала себя свободной от бытовой суеты деревни. Радовал свежий воздух без дыма печей, без пота многих десятков людей, без запаха скотины. Дом, он необходим, без него нет нормальной жизни, но как хорошо идти одной, без взглядов соседей. Пригревало солнце, и стал таять звонкий утренний морозец, сковавший с ночи снежный наст.

На токовиную поляну глухарей Вася зимой не ходила, и сегодня на тропинке туда лежал глубокий снег. Привязав к валенкам свои, особенно широкие снегоступы, Вася вытащила из мешка цыплёнка и вложила в ветки ближайшей сосны. Следующим летом такую сосну можно было рубить на стрелы – прямая и сучков мало.

– Возьми подношение богиня Дивана, ты ведь любишь цыплят. Помоги.

Шагах в десяти справа Василиса увидела полупрозрачную девушку в короткой кожанке, в меховых портах, с луком за спиной, с тулом на много стрел и с длинным ножом у пояса в берестяных ножнах. Коса высокой девушки была убрана под лисью шапку. Охотница кивнула Василисе и растаяла.

– Охота будет, – успокоилась Вася, и пошагала вглубь леса.

В самом конце осени на токовиной поляне Василиса поставила шалаш из елового лапника. Вкопала в землю десяток осиновых жердей и, как учил батя, связала лапник у вершины лозой. Шалаш сделала просторным, и он стал похож на зелёный стожок. Как-то зимой проходила мимо, а он всё зеленел, иголки при морозе не облетали, и на верхушке сидела серая глазастая неясыть[45 - Неясыть – птица семейства совиных.], птица богини Деваны. И, точно, тогда охота была удачной – три зайца и десять белок. Половину закоптили, остальное ели всей семьёй целый месяц.

На поляне торчал из снега не только шалаш Василисы, а ещё пять, но сегодня они стояли пустыми. Парни и мужики вчера перепили и сегодня могли спугнуть не только птицу, но и раздражить тяжелым запахом проснувшегося хозяина леса – Кома-медведя.

Глухарям было всё равно. Сейчас, в месяце зимобора, ошалевшие от желания любить, они перебирались из лесной глуши на поляны с молодняком берёз и ёлок.

Тихо пройдя по скрытой под новым снегом тропинке, Василиса снова убедилась – будет сегодня удача. Над начинающимся перед поляной пролеском слышалось щёлканье петухов-глухарей, а на опушке она увидела начерченные крыльями следы и трёхкогтистые притопы птичьих заигрышей.

Сухое щёлканье глухарей затихло, пока она откапывала вход в шалаш, но, вскоре возобновилось и поляна заполнилась особым звуком, похожем на треск сухих веток. Больше всего старались старые петухи, рассевшиеся на десятке верхушек елей. Молодые пока молчали, но, завидев гуляющую по снегу курочку, как бы равнодушно клевавшую семена ёлок и сосен, срывались с дерева с оглушительным шумом крыльев, пугали курочек.

Стрелять в курочек ни в коем случае было нельзя, да и по сравнению с петухами они были мелковаты. Василиса, нацепив тетиву на лук, достала стрелу. Ей ещё возвращаться домой, да завтракать, да переодеваться. Поспешать нужно.

На поляне среди снега сверкали лужи, отражая синее небо в прозрачной воде. Успокоившись, глухари слетели с елей вниз и началось фуфыркание. Глухари важно ходили, показываясь во всей красе: белобрюхие, с круглыми необычайно большими хвостами, с набухшими от нетерпения красными бровями и длинным клювом. На горле каждой птицы трепетали длинные перья в такт их «песням». Серо-ржавые курочки выглядели невзрачно.

Сначала понемногу, а затем все разом, петухи распушили нарядные хвосты и стали вышагивать друг перед другом, красуясь и шуршыкая до собственной любовной глухоты. Одна курочка оторопела, выбирая между двумя красавцами. Петух помельче не растерялся, вскочил на неё и победно затоковал.

Василиса приставила стрелу к тугой тетиве.

Дождавшись, когда глухарь потопчет курочку, давая новое потомство, Василиса выстрелила и нарядный петух упал на снег со стрелой в горле. За ним второй тут же третий и четвёртый. Другие птицы на охоту внимание не обратили, следили за курочками.

Четыре глухаря остались лежать на снегу, и Василиса поднимала их, выдёргивая из горла стрелы.

– Счастливыми погибли, – успокоила сама себя Вася.

Деревня Явидово. Масленица. Вторник-Заигрыш. Тётка Малина

На Масленицу не все дочери приезжали в бывшие родные дома – многие не могли оставить хозяйство. Но если в семье появились невеста или жених, тут уж выбирать не приходилось. Необходимо было либо отдавать дочку в новый дом, либо брать работницу и продолжательницу рода, то есть невестку, в свой.

В семьях доставалось из сундуков нашитое и натканное приданое для похвальбы и показания достатка, в конюшнях надевали на лошадей звенящую металлическую сбрую, а не кожаную, ежедневную.

Парней-женихов с самого утра погнали из дома. Перед уходом они старались выпить побольше, да похвалиться погромче: «Любая за меня пойдёт. Я видный, хозяйство у родителей справное, и я такой работящий», а сами внимательно смотрели с крыльца на хромающих по дороге девушек в колодках.

«Сегодня парни мешаются под ногами», – решили в каждой семье. Положив на лавку мешок, бабы говорили им в спину:

– Иди, женишок в сени, умывайся до пояса зимней водой, стоит в глиняной корчаге, бери свои подарки-гостинцы, привязывай на правую ногу колодку, да топай гулять. С лица воду не пить, бери невесту богатую, а лучше домовитую. Богатство по семье разойдётся, а домовитость останется в её руках.

* * *

Княжичи не зря поставили меняльные столы и временную конюшню между колодцем и спуском с княжьего холма. Со всех концов деревни было удобно идти, и лошади в стойлах под присмотром, всегда можно сена им дать и попоной на ночь накрыть, а утром снять и блином побаловать.

Очередная семья, кинув к ногам Масленицы новые узелки с порванным рушником или обувкой, шла на торжок.

У обменных столов гомонили бабы и мужики, большинство пришли приглядеться к будущим родственникам и посплетничать.

Все суетливо раскладывали платовья[46 - Платовья – узорные полотенца, рушники, платки и просто ткань] девичьего рукоделия, с десяток рубах на каждую погоду, мужские порты, плетёные пояса, скатерти, постельное бельё и половики. Отдельной кучей складывали пуховые подушки, меховые и очёсные[47 - Очёсные – подушки и одеяла, набитые шерстяным или льняным очёсом.] одеяла.

Сыновья-женихи из Непорово не спеша выкладывали на столы-лавки вязанные сети, связки силков из прочных ниток, валенки с узорами, черевики и даже зимние поршни со вставками и стельками, расшитые тонкими кожаными шнурами.

Парни из Явидово хвалились деревянной посудой – от ложек и блюд, до липовых братин[48 - Братина – огромный ковш на полведра, иногда больше, в виде мифической птицы с бокалами-ковшиками, висящими по бокам братины. Маленьких ковшиков обычно было не меньше полудюжины, для торжественных случаев – дюжина.] в виде лебедей с висящими по бокам ковшиками. Молодой Итир Бортник, что резал по дереву посуду и, как он называл «безделушки», радовался, надеясь помочь семье. Его ложки с ручками-кониками и игрушки, быстро обменивались. А он резал и медведей, и коней, и уточек, и маленьких чуров Мокоши и Рожаниц.

Особенно хороша была резная посуда у Ратибора, супруга Любаши. Она сидела рядом на скамейке, держала руки на большом животе. Уверена была, что родится девочка. Её, помощницу, она ждала с особенной надеждой, первыми появились двое мальчишек. Посуду Ратибора рассматривали недолго, менялись часто. Довольная Любаша скрывала улыбку, боялась сглаза. В торговлю хотела было влезть свекровь, но Любаша отослала её готовить обед.

– Иди, Ясыня, не мешай, а то своим жадным взглядом отпугнёшь гостей.

Семья Неохота вывалила на стол мешки с сушеными яблоками, дулями, вишней и ягодами. Уж очень у них был большой сад. Сам Неохот, мужик здоровый и самый в деревне медлительный, больше всего любил летом лежать под яблоней и резать из костей или рогов бычка и козлика обереги, зверьков, цветочки или чуры богов. Но меняли у него чаще крючки для рыбы и шила.

Приехавшие первыми парни и мужики из Глин, конечно же, привезли горшки, плошки и другую посуду. Отдельными рядками у них стояли игрушки – оленята, собаки и птички-свистульки. Свистулькам нужно было дуть в хвост, и они переливались трелями, каждая на свой лад из-за разных сушеных горошин, или ореха, вложенных во внутрь игрушки.

Из Рудых Болот гости со звоном клали на доски прилавков ножи, боевые мечи, скобы и гвозди, наконечники для стрел и сковороды. В стороне складывали округлые серпы, длинные косы, кочерги, насадки на сохи и бороны, горбуши[49 - Горбуши – коса и серп одновременно, для покоса травы между кустов и деревьев.]. Многие парни из Явидово и Бабино хвалились плетёными туесами, мордами[50 - Морда – длинная закрытая плетёная корзина для ловли рыбы и раков.] и корзинами всех видов – от лукошек, до хлебниц и дровяниц[51 - Дровяница – особая крепкая корзина для переноски дров со двора в дом.].

На обмен бабы вынимали из кожаных мешков узелки с крупой, кусками сыра или масла, куриные и утиные крупные яйца, и блины. Много-много блинов из муки всех круп. Поливали их сверху сметаной, кислым вареньем и мёдом, у кого он остался.

– Соли нету, – переговаривались бабы.

Домовитая тётка Пчела, ставила на прилавок мёд в туесках, воск и пергу[52 - Перга – пыльца растений, приставшая к пушистым ножкам пчёл, которую они, заливая мёдом, оставляли в особых сотах.]. Она надеялась найти невесту старшему сыну Ходогону и внимательно смотрела по сторонам на приезжих девушек. Про Ходогона все знали – он посыльный у князя Переслава и без куска хлеба не останется. Вот только с домами у Бортников было трудно, один разваливался от старости, другой был слишком маленьким. Братья спали на полу вповалку. Но уж если появится супруга, то старший сын обязательно будет строиться.

– У меня-то дюжина сыновей, готовлю целый день. И в кашу на молоке я кидаю солёную кислицу, капусту или морковь, хоть какой-то вкус, – хвалилась Пчела перед соседками своей находчивостью. – А супружник мой Бортник любит молочную гороховую кашу с сухой солёной рыбой.

– Рыба с молоком – обдрищешься, а ещё и с припердёжем! – захохотала толстая Ладимира и вытерла рукавицей пот из-под мышек тулупа. Она тепло оделась, пришла на торжок первой и встала ближе всех к костру.

Ладимира сватала старшую дочь, круглолицую Луну, стыдливо прикрывшую платком лицо в веснушках и прыщиках. Они принесли много половиков, крапивных простыней, рушников, бочонок с квашеной капустой и горшок мочёных яблок. Устали Лада с толстым Журом кормить пятерых детей своих и иногда пятерых соседа, худющего Торчу.

Шкрябая по подтаявшему снегу деревянными лопатами, шестеро Явидовских мужиков, мешая друг другу, наваливали сугробы, строя Снежный Городок. За ними наблюдали оба деда – Бакота и Честислав, но помогать не стали, не хотелось мешаться.