Королевство Тишины

Лин долго молчал, потом ответил только чтобы что-нибудь сказать:

– Да, чего только не сделаешь в припадке гнева.

– Гнева? – удивилась Мари. – Может быть, горя? Представляешь, единственная дочь пропала!

– Мне нет никакого дела до их горя! – раздражённо бросил Лин, и вновь погрузился в мрачные раздумья.

***

Лин был сыном кузнеца. Третьим сыном, после двух старших братьев, и не очень-то любимым. Отец благоволил старшему сыну, красавцу, отличавшемуся недюжинной силой и умом. Мать любила среднего, спокойного и рассудительного, помощника во всех делах. Девчонок в их семье не считали, сколько их родилось и умерло – наверное, даже мать не сразу бы ответила.

Лин не отличался ни умом, ни силой, да и красавцем его назвать было нельзя. Он был худой и длинный, черты его лица удивительным образом сочетали в себе нечто отталкивающее, и, вместе с тем, притягательное. Мальчик рос молчаливым, неприветливым. Казалось, что в жизни его ничего не интересует. Лет с десяти он помогал отцу в кузнице и стал бы, как и он, кузнецом, если бы не один случай.

Однажды через их деревню шли бродячие музыканты. С ними был слепой старик скрипач, который внезапно заболел и не смог идти дальше. Добросердечная мать Лина приютила старика и заботилась о нем, но он, всё же, вскоре умер. От него осталась скрипка, отличный инструмент работы городского мастера. Отец собирался её продать, чтобы вернуть деньги, потраченные на лечение, а потом похороны старика, но Лин, повинуясь неясному порыву, спрятал скрипку, и вскоре отец в суете о ней забыл. Так скрипка оказалась у мальчика.

Оставшись дома один, он иногда доставал её, разглядывал изящную форму, водил смычком по струнам. У него ничего не получалось, скрипка визжала, как поросенок, и он разочарованно убирал её обратно. На ярмарках он стал с интересом приглядываться, как же играют скрипачи, внимательно слушал и запоминал мелодии. Так музыка начала завладевать им. В голове теснились мотивы, слышанные им раньше, и его собственные. Музыка слышалась ему даже в ударах молота о наковальню в отцовской кузнице. Однажды он вновь попробовал извлечь из скрипки звук, и у него, к огромному удивлению, получилось, а потом стало удаваться всё лучше и лучше.

Отец, как-то застав его за игрой, хотел разбить скрипку, но ограничился поркой непутёвого сына. Инструмент отобрал, но Лин выкрал его при первой возможности. А когда ему исполнилось шестнадцать, и его, как младшего и ни к чему не годного, решили женить на дочери мельника, толстой, неряшливой, глупой девке, он попросту сбежал из дома с труппой бродячих музыкантов. Они, переходя из селения в селение, несли с собой дух вечного праздника, свободы, дальних странствий и тем скрашивали тяжёлую жизнь сурового Северного Королевства.

Скрипач, невзрачный человек с грустными глазами и огромным талантом, учил юношу не просто играть, а разговаривать с сердцами людей с помощью струн и смычка. Спустя год, услышав, как Лин играет подслушанную в окне богатого дома мелодию, учитель сказал:

– Ты превзошёл меня, больше я ничему не могу тебя научить.

С тех пор Лин странствовал один, лишь изредка прибиваясь к какой-нибудь компании таких же, как он, бродяг. Больше всего на свете он любил щемящее чувство одиночества среди пустынных полей и холмов, когда, кажется, разбежался бы и полетел над землёй, глядя сверху на проплывающие внизу леса, реки, озёра…

Глава 6

Время шло, и каждый день затянувшегося странствия казался Лину ещё тяжелее и мрачнее предыдущего. Необходимость заботиться о ком-то, кроме себя, изводила его.

– Навязалась же ты на мою голову, – сквозь зубы цедил он, не особо заботясь о том, что Мари его слышит.

Тёплой одежды для неё достать пока не удалось. Спать рядом с ним под его плащом она отказывалась, стеснялась. Приходилось каждый вечер тратить время на разведение костра и спать по очереди. Сначала он поддерживал огонь, потом, когда начинал засыпать, будил её, и уже она подкидывала хворост в костер, ёжась в предрассветном тумане.

Поначалу Мари пыталась разговаривать с ним, но он резко ее обрывал, напоминая, что нужно беречь силы. Идти молча ей было скучно, и она постоянно что-то напевала, чем страшно раздражала Лина, у которого в голове непрестанно вертелась собственная музыка. Еды он уделял ей вдвое меньше, чем себе, считая, что такому цыпленку много не нужно. Она не протестовала, наоборот, успевала где-то насобирать поздних ягод или яблок, и всё это тащила ему. Он принимал её приношения без особой благодарности.

Усталость от долгого изнурительного путешествия, постоянный страх за собственную жизнь изматывали Лина всё сильнее. Он срывался, кричал на неё, чем доводил до слёз. Мари стала бояться его, старалась быть незаметной, шла молча, немного отставая, а на коротких привалах тревожно заглядывала ему в глаза, и это злило его ещё больше.

Вскоре ко всем бедам присоединилась ещё одна – у девочки совершенно прохудилась обувь, и идти через лес и по скошенной траве ей стало тяжело. Пришлось вернуться на дорогу, хоть это и было опасно. Переодетая мальчишкой, осунувшаяся и грязная Мари растеряла остатки девичьей привлекательности. Зато двое оборванных юношей были ничем не примечательны среди таких же, как они, беженцев, бредущих из Северного Королевства. Тем временем сухая и тёплая погода закончилась, начались дожди.

***

Река после прошедших ливней вздулась, и где здесь брод было совершенно непонятно. Поток мутной воды мчался с рёвом, свиваясь в водовороты. Лин, злой, как чёрт, ходил по берегу и бесился от бессилия. Он понимал, что Мари не перейти реку самой, но и тащить её на руках вместе со скрипкой и дорожным мешком ему казалось непосильным. Идти дважды тоже было слишком опасно. Он проклинал всё на свете: и эту реку, и дожди прошедшие так не вовремя, и эту глупую, беспомощную девчонку, ставшую для него обузой.

Мари безучастно сидела на берегу. Она уже привыкла к тому, что Лин злится и срывает на ней свое раздражение.

– Ну что ты сидишь? Что делать будем? – взорвался Лин. – Мне не перенести тебя и вещи одновременно.

– Может быть, ты вернёшься за мной? – робко спросила она.

– Я не пойду два раза через эту чёртову реку! – заорал он. – Я и один-то раз не знаю, как перейти.

Она уткнулась лицом в колени.

– Овца! – прошипел он злобно, и, схватив вещи, решительно вошёл в реку. Вскоре ему пришлось поднять скрипку высоко над головой, течение сбивало с ног, вода плескалась в лицо. Задержав дыхание, он с усилием протолкнулся вперёд, и дно, наконец, начало подниматься. Выбравшись на берег, он устало опустился на землю и с ужасом увидел, что Мари тоже вошла в воду и медленно идёт в его сторону.

– Стой! – заорал Лин. – Стой, дура!

Но она как будто не слышала его, и продолжала идти. Даже издалека он видел её лицо, совершенно отчаянное и обречённое.

– Стой! – в последний раз бешено заорал он, кидаясь в воду, и в следующую секунду волна накрыла её с головой.

Собственно, на этом месте история Мари должна была закончиться, но Лин, бросившийся через реку вплавь успел схватить её за волосы и вытащить на поверхность. Там где её скрывало, он ещё уверенно доставал до дна. Он выволок её на берег. Мари задыхалась и откашливалась, из глаз лились слёзы. Наконец, отдышавшись, она повернулась к нему:

– Зачем ты это сделал? – плача спросила она.

– Дура ты, вот зачем, – у него не было сил злиться. – Что мне теперь с тобой делать?

Вещи лежали на том берегу, они снова оказались на противоположном.

– Уходи, – тихо проговорила она. – Уходи. Я не пойду больше в воду. Не надо больше меня спасать.

Лин сидел совершенно опустошённый. Он понимал, что оставить её здесь не может. В тот момент, когда она ушла под воду, он испытал дикий страх за неё и сейчас размышлял, что крылось за ним – просто жалость, или всё же привязанность к этой странной девочке. Отдохнув, он решительно поднялся, подхватил её, перекинул через плечо и понёс.

– Отпусти! – Мари попыталась вырваться, но Лин держал её крепко.

– Молчи, дурочка, – сказал он устало. – Иначе скину в воду.

– Отпусти! Я умею плавать! Я выросла на берегу реки!

– А что ж ты тогда топиться-то решила? Тебя течением смоет. Молчи и держись.

Как ни странно, второй переход дался Лину легче, он нашёл верный путь и вышел на более высокое место. Он опустил Мари на берег и пошёл подбирать вещи. Когда вернулся, она сидела на том же месте, мокрая, продрогшая, и стучала зубами. Лин протянул ей руку:

– Пойдём. Согреешься на ходу.

Мари поднялась, и они продолжили путь.

***

Но согреться и обсохнуть у них не получилось. Вскоре начался дождь, который не давал путникам ни малейшей передышки. К вечеру стало понятно, что Мари заболела. Она постоянно чихала, щёки покраснели, глаза лихорадочно блестели.

Лин понимал, что ей тяжело идти, но всё равно злился на неё, и шёл всё быстрее. Мари изо всех сил старалась не отставать от него.

– Если бы не она, я был бы уже далеко, – думал он тоскливо. А ливень всё не прекращался, и укрыться всё так же было негде. Больше всего он переживал за скрипку. Кожаный футляр, конечно, какое-то время защищал от воды, но не под таким ливнем.

– Тысячу раз уже пожалел, что взял тебя с собой, – бормотал он. – Бросил бы прямо здесь.

Мари делала вид, что ничего не слышит, но понемногу начала отставать, и когда он в очередной раз раздражённо обернулся, чтобы поторопить её, увидел, что по лицу девочки катятся слёзы вперемешку с каплями дождя. Лину стало стыдно. Он остановился, дождался пока она подойдёт. Мари стояла перед ним с низко опущенной головой, мокрая, жалкая. Лин вздохнул.