Вернулся он из мечети быстро – на годекан не заходил. Уединившись в своей комнате, стал обдумывать предстоящий разговор с Селимом.
– Подать чай? – спросила Зухра, приоткрыв дверь.
Амир-Ашраф всегда по утрам пил калмыцкий чай. Но на этот раз от чая отказался.
– Не надо. Селим встал?
– Встал. И давно уже уехал.
– Уехал?!
– Да. Ему надо быть на работе.
– Как же так?.. Не поговорив, не попрощавшись с отцом? – сердито произнёс Амир-Ашраф. – Ну, ничего, я сам поеду к нему!
Марина тоже поздно встала в это утро. Лицо её было бледным, глаза воспалены – она не спала почти всю ночь.
Зухра уже успела подоить корову и буйволицу – Марине оставалось лишь убрать в хлеве, покормить кур, подмести во дворе. Делала она всё это автоматически, надеясь за работой отвлечься от гнетущих мыслей. Любовь к Селиму, притуплённая временем, после ночного разговора с ним вспыхнула в её истерзанной горем душе с новой силой.
Вернувшись из кунацкой в свою комнату, Марина сжала голову руками и прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу. «Всё, он любит другую… Никаких надежд не осталось. Мрак в комнате, мрак за окном, мрак в душе… Зачем жить, если ничто не радует вокруг?.. Да, я стала рабыней своих чувств и ничего не могу поделать с собой. У меня уже нет сил бороться со своей любовью… А ребёнок?.. Как же я забыла о нём? Нет, надо жить! Жить ради сына!..»
Марина долго не выходила из своей комнаты – боялась встретиться во дворе или в доме с Селимом.
Настроение у всех в этот день было мрачное, подавленное. Каждый занимался своим делом молча.
Днем Марина немного успокоилась. Она всегда была грустной. А теперь к этой грусти прибавилась ещё и какая-то мягкая покорность. Весь день она занималась домашней работой. Стирала бельё, готовила обед. Вычистила валявшиеся в чулане медные котлы, и они засверкали в лучах солнца.
Вернувшись с базара, Зухра набросилась на мужа:
– Что ты наделал? До чего довёл нас?! Хоть на улицу не выходи!..
– Объясни толком, что случилось? – спокойно спросил ее Амир-Ашраф.
– О, Аллах! Как будто ты не знаешь, что случилось! Все смеются над нами: мулла привёл в дом свинарку, из её рук еду принимает, а потом за Коран берётся…
В комнату вбежал Амирчик; забравшись к деду на колени, он со страхом стал смотреть на бабушку.
– Перестань кричать, внука испугаешь! – сердито топнул ногой Амир-Ашраф.
Но Зухра не унималась:
– Ты только и думаешь о ней. А меня, детей своих совсем не замечаешь. Когда она уедет? У меня уже нет сил терпеть её в доме. Пусть поскорее убирается к своим свиньям!..
Амир-Ашраф встал, отвёл внука к Марине. Вернувшись в свою комнату, схватил стоявший у двери посох.
– Значит, хочешь, чтобы она поскорее убралась к своим свиньям?! Ах ты, карга старая!..
Марина слышала в своей комнате разговор Амира-Ашрафа с женой. И хотя не понимала, о чём они говорят, чувствовала, что скандал в доме возник снова из-за неё.
Амирчик просился в комнату к дедушке, но Марина не пустила его. Когда совсем стемнело, она покормила сына, уложила спать.
Не зажигая света, Марина сидела на кровати рядом с уснувшим сыном и, скрестив руки на груди, смотрела в окно. Покрытые снегом вершины гор с покатыми склонами казались ей волнами огромного каменного моря. Марина испуганно поёжилась от мысли, что вот сейчас этот тяжёлый, каменный вал накроет её с головой, спрячет навсегда в своей пучине.
Она встала, распахнула окно, подставила лицо прохладному горному ветерку. Постояв немного у окна, разделась, легла на кровать рядом с сыном. Закрыла глаза и представила луга, перелески, разбросанные по берегам красавицы Оки. Вспомнила свои детские и девичьи годы.
Рязань, Россия… Всё осталось там: и добрые соседи, и подруги, и могилы матери и бабушки… Зачем она приехала сюда? Зачем?.. Чтобы сын увидел отца? Увидел дедушку, бабушку, тётю, дядю?.. Увидел. И они полюбили его. Ну а что дальше? Как быть ей?.. Что приобрела здесь она? Селиму не нужна. Зухра и Умму сторонятся её. Правда, Амир-Ашраф заботится о ней как о дочери и не даёт в обиду. Но ведь этого мало. Нет, надо поскорее уезжать отсюда.
Права была соседка бабка Ульяна, сказавшая на прощанье: «Зря покидаешь, милая, родной уголок. Ведь дома и стены помогают». Как там живётся ей? Совсем одна. Ни сыновей, ни внуков. Всех забрала война… А как поживают подруги? Всё так же собираются по вечерам на берегу Оки? Веселятся, поют песни. Может, и замуж кто-нибудь за это время вышел… Почему же она до сих пор никому не написала письмо? А о чём писать? Что хорошего может она сказать землячкам о своей жизни?.. А правду писать стыдно…
Вспомнились прощальные слова председателя колхоза Степана Егоровича:
– Ты, Маринка, езжай за своим счастьем, коли надеешься его найти. А ежели что не так, возвращайся немедля, такие работницы, как ты, нам всегда нужны. Не забывай, где ты родилась, где сделала первый шаг по земле…
Да, надо возвращаться в свою деревню. Ничего, как-нибудь проживут с Амирчиком. Подруги помогут, в беде одну не оставят…
Придя окончательно к такому решению, Марина сомкнула веки. И наконец уснула.
Но спала она недолго. Едва забрезжил рассвет, встала. Оделась. Хотела было, как всегда, пойти подоить корову, буйволицу, убрать в хлеве и во дворе, но передумала. Стараясь не разбудить сына, сложила в чемодан свои и его вещи, села на кровать и стала прислушиваться к шагам в доме. «Это пошла по воду Умму… А это Зухра взяла ведро и отправилась доить корову… Снова шаги Умму… Принесла воды. Сейчас растопит печь и заварит зелёный калмыцкий чай…»
По утрам все в доме пили этот чай с овечьим сыром и сливочным маслом. Пила его и Марина. В первые дни она никак не могла привыкнуть к этому солёному, жирному чаю, разбавленному молоком буйволицы и приправленному мускатным орехом. Но постепенно привыкла, и теперь он казался ей очень вкусным, сытным и бодрящим. «Шаги Керима… Пошёл в комнату отца… Вот шаги Умму… Понесла им пиалы с чаем…»
Мужчины в доме ели отдельно, в комнате Амира-Ашрафа, а женщины – на кухне. Через некоторое время снова послышались шаги Керима. «Отправился на работу, – поняла Марина. – А это Амир-Ашраф, постукивая посохом, торопится в мечеть…»
– Пора, – прошептала Марина.
Она наклонилась над сыном, разбудила его. Сонный Амир, щурясь от ярких лучей солнца, протянул к ней ручонки. Марина не спеша одела его, потом начала убирать постель.
Амирчик выбежал в коридор, направился к комнате деда. Не найдя его там, пошёл на кухню. Умму усадила его за низенький столик, стала кормить.
Когда Марина, держа в руке чемодан, вошла на кухню, Зухра и Умму удивлённо уставились на неё.
– С добрым утром, – тихо сказала Марина и, не дожидаясь ответа, добавила: – Я уезжаю. Прощайте!
– Куда? – Умму отставила пиалу с чаем, из которой поила племянника.
– Домой, на родину, – грустно улыбнулась Марина.
– Домой?
– Да, в свою деревню.
– Зачем?
– Жить там буду, на работу вернусь…
– А сынок? – Умму нежно погладила племянника по головке.
– С собой заберу. Не оставлю же я его здесь. Сын – это моя единственная радость.