– Ну что ж, тогда поздравляю тебя, Амир-Ашраф, с приездом родственников. Пусть нога твоей невестки будет лёгкой. Да воцарится с её приходом мир и счастье в твоём доме!
– Спасибо, сахарная госпожа. – Амир-Ашраф склонил голову. Когда у него было хорошее настроение, он всегда называл Набат «сахарной госпожой».
Набат, поцеловав малыша, вышла из кунацкой и направилась в кухню.
– Ты видела? – подскочила к ней Зухра. – Видела, кого привезли?
– Видела. Выглядит она жалкой. Но мальчик очень красивый.
– Да, внучек хороший. Но она… Хоть сейчас в саван заворачивай, – сокрушённо вздохнула Зухра.
– Ничего, может, ему она совсем иной кажется.
– Кому? Моему старику?
– Не старику. Селиму.
– Да Селим и знать не знает, что её привезли…
– О, Аллах! Как же это, без его ведома? – всплеснула руками Набат.
– А вот так По воле старого. Это он послал Керима за нею. Видно, Селим отказался от неё, поэтому и поссорился с отцом. Вот уже больше месяца, как не появляется в доме. Старик мой, наверное, и твоего втравил в это дело. Не иначе как за ними в город посылал.
– Откуда она хоть родом?
– Аллах её знает. Ещё не успели ни о чём расспросить. Уселась вон в кунацкой рядом с мужчинами и сидит. А ведь молодой женщине нехорошо долго задерживаться возле мужчин.
– Может, она этого не знает. У русских мужчины и женщины, старые и малые, – все находятся вместе.
– Ну, это ещё ничего. Привыкнет со временем к нашим обычаям. А вот как поведет себя Селим, когда приедет? – покачала головой Зухра. – Чует моё сердце: не уступит он отцу, не сойдётся с ней. Нет, Селим – мужчина самостоятельный, твёрдый, умеет настоять на своём. Это Керим – телёнок, что ему отец скажет, всё беспрекословно исполняет.
– А разве плохо, когда сын подчиняется отцу?
– Это хорошо. Но не во всём надо быть покорным. Ты ведь знаешь, что старик мой сумасбродный, сама видишь, что натворил.
– Тут всё дело, наверное, в ребёнке. Амир-Ашраф пожалел малыша. Я сразу заметила, что значит для него внук. Какими счастливыми глазами смотрит он на него! Мой тоже любит детей. Он хоть и молчит, но я-то вижу, как он переживает, что у нас нет детей.
– Да я не против внука. Я против этой фронтовой подруги… Я не могу даже представить её рядом с Селимом. Ты же знаешь, от каких красавиц он отказался. Осмеют люди нас.
– Нет никакого повода для осмеяния. Вы же не совершили преступления, не унизились недобрым деянием, – начала успокаивать Зухру Набат.
В кухню вошла Умму, неся за лапы ощипанного индюка. Следом за ней появился Керим с внуком на руках. Сняв с мальчика штанишки, он поставил его перед тазом.
– Писай, Амирчик, не стесняйся женщин.
Увидев, что мать очень опечалена случившимся, Керим присел рядом с ней и ласково заговорил:
– Мама, успокойся и не забывай, что хозяева всегда должны с почтением относиться к гостям.
– Это так, сынок, и я не выгоняю её. Но если бы она была просто случайной, временной гостьей.
– Поверь, мама, Марина – женщина хорошая, мягкая, добрая, она красива душой. И ехать к нам, несмотря на своё тяжёлое положение, без ведома и согласия Селима не хотела. Мне пришлось долго убеждать и уговаривать её. Потому и задержался там. А мальчик потянулся сразу ко мне. В первые дни даже папой называл. Всё время бегал за мной. Мальчикам всегда требуется мужская рука. Если бы ты знала, как я полюбил его! Если Селим откажется от них, то я возьму Амира на воспитание. Мне кажется, что теперь я не смогу жить без него.
– А может, ты и женишься на ней, если Селим откажется? – скривила в ухмылке губы сестра Умму.
– Ну и дура же ты.
– Почему дура? Делают же так некоторые.
– Потому дура, что разумный человек, прежде чем что-то сказать, думает, особенно когда шутит, – ответил Керим сердито и, подхватив на руки племянника, вышел из кухни.
Весть о приезде «русской» жены Селима с утра разнеслась по всему аулу. Любопытные соседки под всяким предлогом старались войти в дом муллы Амира-Ашрафа. Девушки не давали прохода Умму, расспрашивали её: как выглядит приезжая, в чём одета? Их всё интересовало. Не одна из них вздыхала украдкой по Селиму, надеялась на его любовь. И вот теперь…
В домах, на улицах только и говорили об этом событии.
– Интересно, почему Селим сам не привёз её сразу же после окончания войны?..
– Да-а, бросить своего ребёнка… Это самый большой грех на земле…
– А может, сынок и не его. Бывает же: городскую очарует какой-нибудь прохвост, а она потом, чтобы избежать позора, бросается на простачка и говорит, что ребёнок его…
– Почему же тогда Селим до сих пор не женился? Ведь ему уже под тридцать…
– Да и отец хорош, приютил иноверку в доме. А ещё мулла…
– Ну, то, что она иноверка, ничего страшного. Русские такие же, как и мы, люди. Многие джигиты брали себе в жёны русских девушек. И хорошо живут…
– Мулла может сделать свою русскую невестку мусульманкой. Уговорит её принять нашу веру…
– И такое может быть.
– Мулла – настоящий человек, истинный, добропорядочный мусульманин. Да и кто может сказать о нём что-нибудь плохое?.. Он правильно поступил. Разве можно бросать внука на произвол судьбы?..
Вечером, на второй день после приезда Марины с сыном, Амир-Ашраф сказал жене:
– Дай невестке два светлых платка и сшей для неё два длинных платья. И ещё прошу тебя: не выставляй её напоказ своим приятельницам.
– Показывать-то нечего, – буркнула Зухра.
Амир-Ашраф сердито посмотрел на жену:
– Болезнь и горе никого не красят… Когда ты болеешь, тоже не лучше выглядишь.
Марина чувствовала на каждом шагу заботу и внимание Амира-Ашрафа и неприязнь Зухры и Умму. Эта неприязнь тревожила её, омрачала душу.
Марина сразу приобщилась к домашней работе. Поднявшись рано утром, шла доить корову, подметала двор. После завтрака мыла посуду, убирала в комнатах, стирала бельё. Делала она, как всегда, всё старательно, с любовью. И не потому, что хотела показать себя, угодить Зухре и Умму. Нет, в работе она искала утешение и отвлечение от гнетущих дум.
За две недели Марина побелила комнату Амира-Ашрафа, кухню, кунацкую. Перестирала всё постельное бельё. Вымыла и вычистила всю обувь.