Бруклинский мост

– Считаю до трёх! Раз! – заложница зажмурилась и жалобно застонала.

– Х-хорошо, сейчас.

– Быстро! – подгоняемая криком, менеджер достала электронный ключ и открыла небольшую сейфовую комнату, которая называлась в этом банке «хранилище». Это хранилище было настолько маленьким, что девушке не удалось и на секунду скрыться от бдительного взора грабителя.

– Возьми! – приказал он заложнице, когда менеджер вернулась с набитой купюрами сумкой. Преступник отступил к двери, обвёл всех пистолетом.

– Не двигаться! Она пойдёт со мной! Не сметь вызывать полицию, замечу копов – пристрелю её!

Быстро пятясь, они завернули за угол здания банка, и только там он её отпустил. Они прыгнули в удобно оставленную машину и резко газанув, вылетели с парковки гипермаркета на пешеходную дорожку, а с неё уже на трассу и помчались прочь из города, к границе штата.

– Оскар, что ты опять делаешь! Тут пешеходная дорожка! Пе-ше-ход-на-я! Въезд и выезд с другой, понимаешь, с другой стороны!

– Конечно, и камеры тоже с другой стороны. А этот угол у них совсем не просматривается.

– Ты знал, где у них камеры?!

– Конечно, иначе я бы и не связывался с этой парковкой.

– Но откуда?

– Во-первых, я же их и ставил. То есть моя фирма. Во-вторых, я их предупреждал, что этот угол останется слепым, но они решили сэкономить. А в-третьих, я здесь работаю, как раз в охране. То есть работал, потому что завтра меня уволят за прогул.

– Мне иногда кажется, что ты этим всю жизнь промышлял. А всё-таки тяжёлый этот миллион!

– Если там миллион, то сумка весит не меньше десяти килограммов. А с чего ты взяла, что там миллион?

– Смотри, как она набита! Там меньше быть не может.

– Я скажу, зря тебя не взяли в сериал, ты бесподобная актриса!

– А то! И ты тоже был хорош.

– Но с твоим «пожааалуйста…» ничего не сравниться. Не думал, что ты на такое способна!

– Ты думаешь, они реально не будут в полицию звонить?

– Конечно, будут!

– Зачем же ты сказал, чтоб не звонили?

– А надо было сказать, «не забудьте сообщить в полицию»? Нам ещё повезло, что эта дурочка тревожную кнопку не нажала, и что там людей не было. Они просто немножко помешкают, посомневаются, что нам и надо. А что ты сидишь? Размотай мне бинт, и переодевайся, давай, мало ли на какой пост нарвёмся. Вдруг они оказались не такими дураками и ориентировки на нас уже разосланы!

– Прямо здесь?

– А где? Я не буду смотреть, и крышу подниму. И, кстати, машину надо будет перекрасить.

– А не жалко?

– У неё всё равно краска не родная, а я давно хотел сделать какой-нибудь рисунок. И кому придёт в голову, что грабители банка разъезжают на расписанном Бьюике! С ума сойти, мы с тобой – грабители! Представляешь?!

– Мы – грабители!

Это было упоительное чувство. Первый в жизни глоток свободы или даже вседозволенности, первый шаг против доселе свято исполняемых норм и правил, который, слава Богу, мало кто решается сделать. Они его сделали. Они оторвались от серой бытности, ежедневной рутины. Спасительной формулы жизни, исповедуемой миллионами современных людей, заключённой в успешной карьере и благополучной семье, для них больше не существовало. Они были счастливы. Они не считали себя в чём-то виновными, они восстановили справедливость. Нет, Оскар не представлял себя Робин Гудом, грабящим богатых в пользу бедных, он грабил исключительно в свою пользу, но полагал, что имеет на это полное моральное право и не испытывал никаких угрызений совести, ведь его поступок, как ему казалось, не причинил зла никому, кроме Сайлачека. Первое преступление – как первая сигарета: или испытаешь отвращение и заречёшься навсегда или увязнешь на всю оставшуюся жизнь. Ни Оскар, ни Мелисса не испытали отвращения. Они вкусили кураж, и, вдавив в пол педаль газа, ушли в отрыв. Собственное будущее заботило их меньше всего, вполне достаточно было того, что они есть друг у друга, есть сейчас, сию секунду, но они даже не могли предположить, что последствия этого ограбления самым печальным образом могут сказаться не только на их судьбах, но и на судьбах многих других людей.

– Звони быстрее в полицию!

– А если он её убьёт?

– Кейт, он не узнает! Ничего он с ней не сделает. Может, он уже отпустил её. Или ты хочешь, чтобы в краже обвинили нас?

– Том, не кричи, пожалуйста.

– Как не кричи! Почему ты не нажала на тревожную кнопку?

– Я испугалась, – Кейт разразилась слезами.

– Кейт, только не плачь! Ну, извини! Хочешь, я сам позвоню?

– Сколько было грабителей?

– О-один, – всхлипывая, отвечала Кейт.

– Вы можете его описать?

– Высокий. Достаточно высокий. Как Том. В красной бейсболке. И одет в куртку, такую странную куртку, сейчас жарко в такой ходить, синюю или зелёную, точно не помню. На лице маска. Белая.

– Белая?

– Да, сержант. Белая медицинская маска, а куртка тёмно-синяя, – подтвердил Том.

– И он левша, – неожиданно добавила Кейт. Охранник Том и полицейский посмотрели на неё с недоумением.

– Почему вы так решили?

– Он пистолет держал в левой руке. А правой держал ту девушку.

– Кстати, он ранен в правую руку!

– Вы в него стреляли? Он же отобрал у вас оружие!

– Нет. У него рука забинтована была. Сильно забинтована. Вся кисть и до локтя, даже рукав куртки был закатан, но двигал он ею достаточно свободно.

– Ну, хоть что-то. Я полагаю фоторобот грабителя получиться не очень. Но всё равно составим. А как выглядела заложница?

– Её я тоже плохо помню. У неё были большие солнцезащитные очки. Стройная. Ростом маленькая, ниже меня. Одета была в белую блузку, бежевые брюки и сумка у неё была большая кожаная бежевая, в неё я и сложила деньги.

– А волосы, какого цвета?