По следам Атани Дюбарри

– Я тоже, – пробормотал Эдвард и снова повертел головой по сторонам. – Это торговый корабль? Странная роскошь – иметь врача…

– Я вам с удовольствием расскажу свою короткую историю, милый мой, но не сейчас. Выпейте, пожалуйста… – все также мягко сказал доктор Парос, и молодой человек повиновался.

– Я хочу убедиться, что с Эжени все в порядке, – сказал он, снова падая на постель.

– Моего слова вам недостаточно? Поверьте, она жива, но еще не очнулась. Что с вами приключилось?

– Смыло за борт во время шторма…

– И куда следовало судно?

Эдвард ничего не ответил, с нарочито болезненным видом прикрывая глаза, и облизал пересушенные губы, демонстрируя слабость. Невыносимо горела шея. Он помнил, как накрыл своей курткой спящую Эжени, чтобы уберечь ее от солнца, а дальше в его голове все сливалось в одно бесформенное пятно между жизнью и смертью. Физически у него сейчас нет сил даже подняться, но он в уме и памяти, значит, нужно собраться с мыслями и понять, что делать дальше.

Итак, если верить словам этого старого доктора, он и Эжени живы и сейчас находятся на борту торгового корабля. Французская шхуна, как сразу понял Эдвард. Если это и впрямь рядовые мореплаватели, им нет дела до ареста графини де Лакойе или Синего Короля, идущего по следу супруги, но уместно ли вообще называть какие-то имена и данные? Он – Эдвард Косс – предусмотрительно назвал Эжени своей сестрой, дальше легенда будет формироваться по мере получения информации о положении вещей.

– Граф, – промелькнуло в мозгу молодого человека перед тем, как он провалился в сон. – Вы знаете, для Эжени я сделаю все, что смогу.

* * * *

Графиня де Лакойе медленно прохаживалась по каморке, служившей ей тюремной камерой. Это был единственный способ выплёскивать накопившуюся в ее деятельной натуре энергию. Она передвигалась разными шагами, иногда на пятках, иногда – на цыпочках, перемещалась вдоль стен или наоборот – исключительно по центру помещения. Она знала точно, сколько больших и сколько маленьких шагов в этой камере, а также расстояние до иллюминатора в ширине своих ладоней. Со стороны могло казаться, будто женщина выжила из ума, но она лишь пыталась таким образом скоротать свои бесконечные будни. Никогда до этого Атани не задумывалась над тем, как трудно проводить любое заключение в одиночку.

Она не сомневалась, что в недавнем шторме корабль ее мужа не пострадал. Арман идет по ее следам, с ним Эжени и все надежные люди. Дочь он постарается высадить где-нибудь по пути. Если повезет, и кто-нибудь, например, Эдгар, сумеет достучаться до разума Армана, он откажется от попытки следовать в Европу. Атани понимала, что ее все равно ждет казнь, а супруг сможет отомстить за неё, лишь будучи свободным. Ему нельзя соваться во Францию, тем более, учитывая факт того, что руки Наполеона уже дотянулись до фамилии де Лакойе.

Графиня перестала ходить туда-сюда и подняла голову, пытаясь найти солнце в крохотном иллюминаторе под потолком. Для нее не составляло сложности ориентироваться по звездам или определять время по солнцу, проблема была только в очень плохой видимости неба из места ее заточения. Уже несколько часов «Величие» стоял на якоре и так как ее «камера» была почти у ватерлинии, из иллюминатора было видно только деревянные подмостки. А если лечь на пол – то немного и предзакатное солнце. Атани спокойно опустилась на колени, и тут в дверном замке повернулся ключ.

– Не думал, что у вас тесные отношения с Господом, мадам, – раздался позади неё ледяно-насмешливый голос лейтенанта Маршаля. – Можете не вставать…

– Чтобы вы присвоили себе честь видеть меня на коленях? – съязвила та, поднимаясь на ноги. – Судно стоит в порту. Я уж думала, вы увлечены местными девками и про меня забыли!

Генрих сделал гримасу отвращения, поставил перед ней фляжку с водой и процедил:

– Не вами же увлекаться, старая дура!

– Знаете, лейтенант, – Атани чуть откинула голову назад и смерила его взглядом. – Пытаться самоутвердится за счет женщины, годящейся вам в матери – ничтожное занятие!

Глаза офицера недобро сверкнули. Генрих чиркнул слюной между зубов, сделал шаг вперед и с силой схватил свою пленницу за руку выше локтя.

– Не вам говорить мне о ничтожном занятии, графиня! – процедил он с отвращением. – Я по вашей милости рос без отца! Старый граф не пожелал даже видеть мою мать после всей этой истории! А вы, жалкая дешевая тряпка, которая в молодости кичилась своей красотой, только и можете сейчас, что играть очередную роль!

И он резко отпустил руку Атани, словно шарахаясь от мерзкого животного.

– Знаете что, – разозлилась та, подступая вплотную к Генриху. – Я могу терпеть, когда вы называете меня дурой, каргой, да хоть ржавой пушкой, но пытаться называть продажной и дешёвой меня, хотя это ваш отец не пропускал ничего, что носило юбку, и чихал на сам факт наличия у него семьи! Тьфу! – она сделала вид, будто плюет на офицера. – Неудачник!

С шумом выдохнув сквозь зубы, тот схватил ее за подбородок, сдавливая его, потом с силой оттолкнул. Атани удержала равновесие, чудом не упав, потом выпрямилась, потрогала лицо, и упрямо мотнула головой:

– Давайте решим вопрос, лейтенант Маршаль! – воскликнула она с жесткой иронией. – Толкните меня ещё раз! Вы не умеете оценивать свою силу! Я упаду, проломлю череп, и вам не придется терпеть мое общество до самого Парижа! Вам же не привыкать убивать женщин!

– Это было случайно! – вдруг заорал тот и его треугольная бородка задергалась. – Я не собирался делать это! Кто вы такая, чтобы я пытался перед вами оправдываться! – он выдержал паузу и прибавил жестко. – И не вздумайте сами разбить себе голову, ясно?! Я соберу вам всех медицинских светил корабля!

Он одернул китель и уже собрался выйти, как голос Атани заставил его остановиться:

– Что и требовалось доказать, Генрих. Ваша ненависть ко мне держится на долге офицера и чести дворянина. Вы лично ответите перед Наполеоном, если я вдруг не доберусь до него живой, правда? Это объясняет, почему здесь навещаете меня только вы, как будто моряку вашего ранга нечем больше заняться, как носить еду арестантке…

Тот, не шевельнувшись, молча изучал стену перед собой, затем еще раз поправил китель и вышел, громко хлопнув дверью.

* * * *

Каюта помощника капитана на «Юной Роуз» была небольшой по размерам, обставленной мебелью в бордовых тонах. Дверь была приоткрыта, на койке лежала молодая девушка без чувств, рядом на полу сидел Эдвард Косс, в волнении поглядывая на нее. Он находился тут уже больше пяти часов с того момента, как сам оказался в состоянии встать на ноги, и теперь превозмогал дурноту, думая только о своей спутнице. Периодически он прислушивался к ее дыханию, считал пульс и смачивал губы девушки водой.

Корабельные склянки пробили шесть часов. Эжени вдруг громко вздохнула, шевельнулась и открыла глаза. Взгляд ее устремился в потолок, губы задрожали, она захотела приподняться, но сил не хватило, и она замотала головой, пытаясь отогнать наползавшую тошноту. Эдвард встрепенулся:

– Эжени! – негромко позвал он, хватая узкую руку девушки и продолжая при этом стоять на коленях.

– Эдвард… – выдохнула та, повернув голову, и в ее зеленых глаза отразилась растерянность. – Где я?

– Эжени, послушай, – молодой человек заговорил твердо, но быстро и тихо. – Я понимаю, что тебе сейчас тяжело физически, но это очень важно. Постарайся уяснить сказанное мною. Мы на торговом корабле, они подобрали нас в море. Это французское судно. Я сказал им, что ты моя сестра по отцу. Это немного объяснит твое имя. Тебя зовут Эжени Косс. Не стоит упоминать фамилию твоего отца, мы не знаем, чем все это может обернуться из-за ареста графини. Наш отец – капитан корабля, нас смыло за борт во время бури….

Едва Эдвард произнес последнюю фразу, как в каюту вошел доктор Парос. Наткнувшись на молодых людей, он остановился и развел руками, чуть улыбнувшись:

– Превосходно! Как вы себя чувствуете, мадемуазель?

Та, словно сомневаясь в себе, взглянула сначала на Эдварда, потом – на доктора, и снова посмотрела на молодого человека.

– Мне уже лучше, благодарю вас, – неуверенно произнесла она.

– Брат, наверное, уже рассказал вам, где вы?

– Немного не успел, – быстро ответил Эдвард, стараясь улыбаться. – Эжени только что очнулась. Я только сообщил ей, что нас подобрало торговое судно, и о нашем отце нет никаких новостей.

– Из хороших вестей – мы подобрали только вас. И даже обломков корабля не попадалось, так что, надеюсь, судно, на котором вы плыли, успешно пережило бурю… – добродушно сказал доктор Парос и прибавил. – Мадемуазель, если вы очень желаете, можете попробовать выйти на палубу, но я бы посоветовал вам полежать еще несколько часов, вы можете упасть. От приема пищи тоже вам пока лучше воздержаться. Эта каюта отдана в ваше распоряжение.

Эжени кивнула, прошептала одними губами «Благодарю» и тут заметила багровую полосу на шее Эдварда:

– О, Боже! – воскликнула она с испугом. – Что с тобой?

Молодой человек осторожно склонил голову к плечу:

– Солнце признало меня своим, – пошутил он и прибавил. – Курткой я тебя от солнца укрыл… А дальше помню, что пытался спасаться от жары и поливать себе руки и шею морской водой.

– Ужасно, – прошептала Эжени, несколько раз моргнув, а молодой человек снова улыбнулся:

– Особая примета, наверное, останется…

Доктор Парос внимательно наблюдал за молодыми людьми, потом сказал:

– Вижу, присмотр врача вам обоим уже не нужен… И еще, Эдвард, позвольте спросить, вы пытались мне что-то сказать про то, что тоже врач. Это правда?

Молодой человек смутился: