Избранные проявления мужского эгоизма. Сборник рассказов

Возможно, она приляжет рядом, дабы дыхание севера казалось вам уже спасительным на фоне захватывающей болтовни об иранских специях и пряностях, и вы сначала медленно закружитесь в хороводе манящих запахов и пленительных образов, а потом сорветесь в бездну тревожных воспоминаний.

Вы припомните все, что было только вашей историей и что потом затерялось где-то на периферии чувств. И засыпая, будете лишь теряться в догадках, кто же вошел в вашу спальню в ночной рубашке, – ваша девчушка или учительница английского языка, которую еще десятиклассником вы отбили у ее ухажера со всеми обычными для таких романов последствиями.

Зачем вам это, не соглашайтесь…

Ведь все, что вы получите в конечном итоге, – ваш автомобиль, напоенный прохладой июньской ночи, возникший интерес к жене, и не только к ней, смешанный одновременно с отвращением к проституткам и фотомоделям, а также чувство необыкновенной свежести, как после сауны, где «кочегарят» не по-фински и дубасят веником до беспамятства, – все это будет походить на некую наркотическую дозу, которую захочется повторить.

Не соглашайтесь…

«Мамкин» трюк

Этой зимой я неудачно тормознул на Ленинградке. Бутылка с водой выскочила из подстаканника и сиганула прямо под педали. Попытался выковырнуть ее ногой или пяткой загнать под сиденье, но понял, что придется рулить на обочину. Остановился, нащупал бутылку, согнувшись в три погибели. Разгибаюсь – баба в окошко стучит.

– Не желаете, – говорит, когда я приспустил стекло, – отдохнуть?

– В каком смысле?

И тут до меня дошло: я ж аккурат остановился там, где промышляли ночные бабочки. Вон, неподалеку, и машина ментовская стоИт.

– А что, – спрашиваю, – ты можешь предложить?

Не дожидаясь отдельного приглашения, баба – юрк на сиденье рядом и показывает ладошкой: «Давай-ка, сверни сюда».

Я проехал буквально метров тридцать в какой-то боковой съезд между сугробами, и мы очутились на гладко укатанной площадке, на которой стоял УАЗ-буханка.

– Свети прямо на него! – скомандовала баба.

И вот в свете моих фар выстроилось полтора десятка разнокалиберных девок, которым, видать, было холодно, поскольку шубки и куртки они вынуждены были скинуть, дабы показать товар лицом. А баба (точнее – «мамка»), уже вовсю тычет пальцем: вон та, дескать, полторы тыщи рублей стОит, вон та – две, ну, а та – сто баксов.

– Чего, – спрашиваю, – такой разброс в ценах?

А она:

– Та, что в платье, – подороже, а та, что в джинсах, – подешевле.

Несмотря на то, что фары на моей тачке были ксеноновыми, а девки – без верхней одежды, разглядеть их толком и понять, почему, которая в платье, стоит дороже, а которая в джинсах – дешевле, я так и не смог. Поэтому ткнул в «джинсовую» девку – она все пыталась стушеваться на фоне своих товарок, явно отлынивая от «работы».

– Это Мариночка, – оживилась «мамка», – сто баксов.

Две секунды, «мамка» уже тянет Мариночку в машину, не забыв предварительно цапнуть вынутые мною сто баксов: «Желаю приятного отдыха!»

Даю по газам, выскакиваю опять на Ленинградку и, так сказать, боковым зрением пытаюсь разглядеть мою спутницу. Но темнотища же! Вижу только, что она небольшого росточка, совсем легкая курточка на ней поверх свитерка, чуть проступает силуэт груди – номер эдак второй, самый мой любимый, поскольку каждая такая грудка целиком ложится в ладонь.

И вот тут-то меня осеняет: «Блин! За каким чертом я ее взял? Куда повезу? Не домой же, где полный набор – и жена, и теща, и, кажется, женина сестра!»

Так мы и едем в область: я молчу, потому что лихорадочно соображаю, что делать. Она молчит, потому что, видимо, молчу я. А решения – нет.

– Ты не голодна? – говорю первое, что приходит в голову, повернувшись к ней.

– Нет, – тихо отвечает она.

– И выпить не хочешь?

– Я не пью…

– А почему не спросишь, куда мы едем?

– Куда мы едем?

– Мы едем к тебе домой.

Чувствую на себе ее полный ужаса взгляд и примерно прикидываю, что она может сказать. Про квартиренку, которую они снимают впятером и в которой сейчас спят вповалку ее подруги после дневной «смены». Про повара, который одновременно охранник, исполняющий указания сутенера бить в бубен клиенту и проститутке за то, что в дом чужого привела. Про отобранные документы и перспективу лишиться «отпуска» в родной Кривой Рог…

– Ты меня неправильно поняла, – быстро поправляюсь я, – я просто отвезу тебя домой.

– А как же… «работа»?

– Хрен с ней, с работой. Обещай только, что сегодня ты уже не вернешься на «точку».

В этот момент я повернул в сторону Шереметьева-2, чтобы развернуться у аэропорта и ехать в Москву. И яркие фонари вдоль обочины вдруг высветили лицо моей спутницы настолько, что, наконец, я смог его хорошенечко разглядеть.

Какое оно все же особенное – лицо счастливой бабы, хоть она и проститутка! Все на нем прописано до мельчайших черточек, одухотворено и проникнуто светом! И предвкушение того, что хоть сегодня ее не будет лапать дядька, пропахший табаком! Что не придется ей вспоминать упражнения с бананом, которым ее учили для «правильного» секса! Что никто ее не ударит, не прижжет окурком, не заставит «крутить солнце» на групповухе, не убьет, наконец, и не выбросит изуродованное тело в сугроб!

Где-то на полдороги к терминалу нас нагнала милицейская машина и, обойдя слева, «скомандовала» остановиться.

– Пожалуйста документы, – вежливо попросил лейтенант-«пэпээсник».

– В чем дело, командир?

– Пустая формальность, проверка. У вашей спутницы документы есть?

Второй мент, сержант, поправляя на плече автомат, тем временем приоткрыл пассажирскую дверку моей тачки.

– Какие ещё документы?.. – начал было я.

– Спокойно, – ухмыльнулся сержант, очень красноречиво оглядывая потупившую взор проститутку. – К вам у нас претензий нет. А вот девушку придется забрать в отделение для установления личности. Может, хотите поехать с нами?

Ментовская машина была той самой, которая стояла на обочине у «точки». И «мамка» зачем-то возле нее крутилась, пока я доставал бутылку из-под педалей.

Надо ж, развела. Меня, можно сказать, – на широкий и гуманный жест. Проститутку – на столь непродолжительное счастье.

Опель Омега

Ты помнишь, девочка моя, с чего началось наше знакомство? Не помнишь. Да и что ты могла помнить, находясь в ту пору, когда я еще мучился выбором, в неведомом мне Магдебурге, в руках брюхатого немца с явно плохой наследственностью, словно его бабушка была замужем за собственным кузеном?

Не злись, девочка моя. Мужики они все такие – не переносят соперников, отстаивая свое право первой ночи. У нас с тобой все было иначе…

Я расскажу, что было до тебя.