Такие случайности не случайны, – подумал он.
– Остановись! – взмолилась женщина. – Пожалуйста, остановись!
Пересвет не питал предубеждений насчет того, что нельзя шарахнуть женщину ногой в челюсть и умчаться вдаль, так и не поздоровавшись. В общем-то, он так и собирался сделать. Однако на этот раз за него решила лошадь.
Коняга сбросила скорость, а после и вовсе остановилась. Пусть ратник и сделал ей больно, но от этого в ней не зародилось маниакальное желание топтать людей. Во всяком случае, не всех подряд.
– Добрый человек, прошу тебя, помоги.
Женщина шагнула навстречу Пересвету.
– Штой на меште!
– Выслушай, молю! – она сделала еще один шаг.
– А ну штоять, бъядь! – заорал Пересвет дурным голосом. – У меня нош!
Ратник назидательно исколол воздух прямо перед собой и женщина послушно отступила. Теперь он мог рассмотреть ее повнимательней.
Обычная баба, коих по местным селениям не сосчитать.
В льняной сорочке с расшитым воротом, юбке и лаптях, она совсем не походила на Зло. А ее гигантская грудь так вообще была олицетворением жизни и плодородия. Но что-то в ней было несуразное. Что-то… ярмарочное?
– Прошу, помоги. Там мой отец, – она махнула рукой в сторону поля. – И какая-то тварь.
– Где?
– Там!
– Где «там»?
– Да там же! В овраге!
– Гм…
– Смилуйся, умоляю!
– А жачем вы поезли в овраг?
– Прекрати свои допросы! Она же его убьет! – закричала женщина. – У тебя совсем сердца нет!? Помоги! Скорее! Прошу!
Когда б нечисть угрожала ему одному, то все было бы проще. Тогда между дракой и пробежкой с шипастым розовым кустом, торчащим из задницы, Пересвет Лютич завсегда выбрал бы пробежку. Но когда дело принимало такой оборот, к разборкам подключался его внутренний справедливый дурак.
Бросить людей в беде будет неправильно, – говорил этот дурак. – Несправедливо, понимаешь?
– И што там за тварь?
– Я не знаю! – заорала женщина еще громче прежнего. – Какая разница!? ПОМОГИ! СКОРЕЕ!
– На што она похожа?
– Страшная, бледная, зубастая! Прошу тебя…
Она устало заплакала. И без того раскосые, ее глаза превратились в щелочки. Настолько узкие, что даже монетку не просунешь, если вдруг приспичит засунуть кому-нибудь в глаз монетку.
– Хорошо, – сдался Пересвет. – Я ратник. Поштараюсь разобратша. А ты ушпокойся.
– Успокоиться? Попробую, – кивнула женщина.
Она достала из кармашка кусок белоснежного меха и хорошенечко в него высморкалась. А чего жалеть-то? Даже на самом дальнем востоке люди знают, что в Преднавье пушнины столько, что можно одеть весь мир. Ну, во всяком случае, так говорят.
Кто говорит? Так это… Дед Сапармурад, например. Что? Откуда он знает? Наверняка знает, раз говорит. Да, он уверен. И нет, сам он в Преднавье никогда не бывал.
– Ага! – воскликнул Пересвет.
– Что «ага»?
– То ага!
Ратник метнул в женщину нож. Целился в лоб, но попал в плечо и решил, что все-таки целился в плечо.
– У тебя на шее ожерелье из баранок! Дура!
Огибая женщину по обочине, лошадь сорвалась с места.
Ну конечно! – не мог нарадоваться сам себе Пересвет Лютич. – Ведьма шепчет на иностранном языке. Предположительно, на каком-то восточном наречии. Закорюки в ее книге тоже, скорее всего, восточные. В погребе лампа, каких у нас не используют, зато используют в Орде. Да и к тому же эта лампа разговаривает с акцентом сраного кочевника…
Эй!
Извини. И после всего этого, при загадочных обстоятельствах, я натыкаюсь в поле на бабу с пудовыми сиськами, в лаптях, со связкой баранок на шее и куском меха вместо носового платка. Еще чуть-чуть и она бы принялась выплясывать вприсядку. И мед руками жрать. Я прав, Лампа?
И еще пить! Считается, что вы слишком много пьете!
Ага, точно. Хорошо хоть не додумалась ромашку за ухо притулить.
Почему!? Разве так не делают!?
Делают, только ромашки еще не поспели.
А-а-а…
Нечистая собрала этот образ наспех. И глаза почему-то выбрала раскосые. Как будто наших девок ни разу не видела.
Ну ничего, еще научится!
Что!? Что это значит?
[тишина]