Дивный Мир Будущего

– Можете… – понурив голову, парень разворачивается.

Он медленно бредет прочь, и аура силы тут же сдувается, сворачивается с почти слышимым хлопком. Только что здесь было не продохнуть от безмерной энергии, и вот – абсолютная пустота.

Кинув на Мари последний взгляд, отступаю. Нагоняю Августа, шагающего в никуда. Плечи парня опущены; голова болтается, как на шарнире; на горбу словно лежит целый небосвод; лицо полно смертельной бледности.

– Не успели… – шепчет он, – Опоздали всего на чуть…

Понимающе киваю, размышляя, как можно подбодрить парня.

– Это ведь всего лишь смерть? – спрашиваю тихо и осторожно, – Через год Мари возродиться снова, как ни в чем не бывало?

Горькая кривая улыбка рассекает физиономию Нэша. Он отвечает так же тихо, но с неизбывной тоской.

– Сразу видно, что ты никого не терял, малец… Да, она переродится. Да, через год. Но вот где это произойдет? Ты знаешь, что привязка к предыдущему сектору происходит менее чем в тридцати процентах случаев? А проникнуть в другую систему не смогу даже я! Что толку, в том, что мы будем жить, разделенные бесконечностью?!

Замолкаю, опасаясь вызвать новую вспышку гнева. По-моему, такой расклад все равно куда лучше, чем окончательная смерть. Даже если Мари появится где-то далеко-далеко, и мы с ней никогда больше не увидимся, я все же буду знать, что она жива и, быть может, счастлива. Да и к тому же – тридцать процентов это довольно много! Треть за удачный исход – есть на что надеяться!

– Думаешь, дело рук Кирка? – напряженно спрашивает Моро, бредущий чуть позади, – Месть за проваленную кражу?

Нэш качает безвольной головой, взгляд парня наполняется жгучей ненавистью.

– Месть… – бормочет он, – Только замешан тут не тупой качок Гаусс… Рэдклиф Коулман – вот кому мы перебежали дорогу…

Остановившись, лидер Сопротивления задирает лицо вверх, к потерянным серым небесам.

– Боюсь, спокойное время кончилось, парни, – замогильным тоном произносит он, – На пороге война…

Глава №16

Базу Сопротивления охватило всеобщее уныние. Все разбрелись кто куда, переживая обрушившееся на голову горе каждый по-своему. В воздухе царила нагнетенная атмосфера какой-то упаднической обреченности. Она давила на мозг, давила на сознание, заставляла подчиниться негативным мыслям. Думается, тут не обошлось без подспудного участия Августа – аура отчаяния, исходящая от парня, ощущалась даже сквозь стены.

Сразу же по возвращении в убежище, Нэш скрылся у себя в кабинете. Что он там делал – не знаю, ибо никто не рискнул приближаться к закрытым дверям. Порой казалось, что я слышу какие-то странноватые шорохи или голоса, долетающие как будто из другого мира; но они звучат настолько зыбко, тонко и прозрачно, что не поручусь – реальны ли эти сигналы, или то лишь плод раззадоренной фантазии.

По коридорам базы плывет настоящий полог тьмы; горестная дымка, сотканная из печали и безнадежности. В собственной комнате находиться невозможно; одиночество и бездействие давит, будто многотонный пресс. Усталый мозг, утомленный непреходящим давлением, рождает безумные образы: Мари и Нэш, Мари и Кирк, Мари и я…

В конце концов выбираюсь в гостиную. Там тихо переговариваются Франко и Голиаф, распивая содержимое объемистой полупрозрачной бутыли. Принюхиваюсь – так и есть, содержимое явно алкогольное. Странно и очень не похоже на Моро, и тем более – на Кокса. Он же просто помешан на собственной эволюции, а тут – на тебе, занялся саморазрушением…

– Будешь? – Франко вопросительно кивает на пустой бокал.

Качаю головой, парень понимающе отворачивается. Не думаю, что он осознал правильно: дело-то вовсе не в Индексе. Плевать мне на то, что алкоголь приравнен к социально-деструктивным действиям. Просто именно сейчас, почему-то, есть ощущение, что не поможет. А скорее всего, даже будет хуже.

Залпом допив немаленькую порцию, Моро выходит из-за стола.

– Пойду, пожалуй, сломаю пару манекенов, – он мрачно потягивается, – Авось полегчает…

Долговязый шагает к спортзалу; а я ощущаю укол мимолетной зависти. Франко ведь действительно нашел отдушину: спорт и боевые искусства дают ему смысл существования. Вот сейчас он побьет по груше, раздробит в пыль десяток кирпичей, сделает подход тяжелых приседаний… Рано или поздно измученное тело попросит о пощаде. А вместе с телом успокоится и разум. Самые острые, самые мучительные эмоции уйдут, перегорят в котле двигательной активности. И уже завтра он будет в норме. Ну, почти…

– Странная это вещь – смерть! – пафосным тоном произносит Франко, – Сколько я их видел – множество! Да и сам… пережил с десяток. Однако, привыкнуть в смерти, кажется, невозможно.

Смотрю на мужчину и только сейчас замечаю, что он, пожалуй, основательно пьян. Тем нелепее тот факт, что Кокс, наконец, начал изъясняться более удобоваримым языком, оставив стиль эзоповых иносказаний для трезвой головы.

– Но еще более загадочная штука – цифровое бессмертие! – Голиаф кивает сам себе с довольным видом.

– Что ты имеешь ввиду? – поощряю собеседника продолжать мысль.

– Мы все умрем! Рано или поздно, – мужчина смотрит на меня в поисках возражений, – И переродимся! Но вот вопрос: где хранится мое «я» в момент между гибелью и воскрешением?

– Известно, где: на серверах ИскИна!

– Так, да не так! – Кокс довольно лыбится, – Разве набор скопированных нейронов тождественен личности? Вот скажи: ты – это ты?

– Я – это я! – подтверждаю, хоть и не совсем понимаю, что Голиаф имеет ввиду.

– Но ведь память-то тю-тю! Заблокирована. А раз нет воспоминаний, как ты можешь быть уверен в собственной идентичности?

– Мы – то, что мы помним, – убежденно повторяю где-то услышанную фразу, – Сейчас я – Тей Козловский. Когда верну старую память, стану прежней личностью. А вернее – кем-то третьим, другим. Два индивида сольются в некий симбиоз.

– Точно! Ближе к правде, хоть все еще далеко от истины…

Голиаф терпеливо пережидает приступ икоты и продолжает развивать идею.

– Память, говоришь… Но и память – далеко не все! Вот тебе пример: ты умираешь, перерождаешься. Новый человек – это все еще ты?

– Конечно!

– А если, вдруг, по ошибке, старый «ты» не умер? Возрождение завершено, из роддома выходит второй Тей Козловский, со всеми необходимыми воспоминаниями и умениями, но исходный Тей все еще жив! Кто же из них настоящий?

– Тот, который оригинал? – уверенности во мне значительно поубавилось, – А второй, получается, точная копия… Клон! А клоны, кстати, запрещены.

– Допустим! – Кокс поднимает палец вверх, подчеркивая небывалую важность произносимого, – Но что, если вдруг произойдет сбой? И после смерти тебя воскресят не один раз, а два? Или, еще лучше, одновременно в разных секторах появятся десятки одинаковых Козловских? Кто в таком случае будет именно тобой, а кто – только копиями?

Затрудняюсь ответить. Задумываюсь и думаю очень долго. Голиаф ждет, крайне довольный произведенным эффектом. Голова мужчины все сильнее клонится вниз, влекомая бессердечной гравитацией.

– Да не может такого быть, – наконец говорю я, – Такие ошибки попросту исключены! Там же наверняка стоит десятикратное дублирование и проверки!

– Это – да! – соглашается Кокс, – Я же не говорю, что сбой действительно произойдет. Но! Поскольку чисто теоретически возможность есть, то мы просто обязаны задавать нужные вопросы! Потому что… вот!

Нужная кондиция, похоже, достигнута; съехав с обмякшей ладони, лоб Голиафа гулко бьется о стол. Резво подскакиваю, чтобы удержать мужчину от падения.

– Эй, Кокс! Пошли-ка баиньки!

Кое-как подхватываю грузное тело; Голиаф открывает мутные глаза и, с грехом пополам, выпрямляется. Опираясь на мое плечо, он медленно ковыляет к себе в комнату. Тяжело, но я терплю – не оставлять же бедолагу здесь!

Завидев кровать, мужчина падает туда, как подрубленное дерево. С облегчением вытираю пот – тяжелый, зараза! Отвернувшись к стене, Голиаф засыпает. Выходя за дверь, слышу еле разборчивое бормотание:

– Сознание… смерть… людей давно не осталось… только копии!

Возвращаюсь в гостиную, удрученный и задумчивый. Вот и второй выход: если не в спорте, так в вине. Напьется, отоспится, помучается головной болью. И вернется к повседневным делам, как ни в чем ни бывало. Вариант? Вариант! Впрочем, его я отвергаю, так же, как и самоистязание Франко.