Жиль

Ее горячие руки не дали ему додумать. Они схватили его, потянули к себе.

– Убежим вместе. Рюкзак собран, чего еще ждать?

– Глупость, я лечусь, мне нужно вылечиться.

Евангелина отпустила его руку и похолодела.

– Ты не художник, слишком правильный. Они все бунтари. Я знаю кто ты на самом деле – копиист. Ты перерисовываешь чужую жизнь, не живя своей. Я ошиблась в тебе.

Она потянулась к рюкзаку и нащупала еще одну бутылку.

– Тебе многовато будет.

– Отстань.

Она протянула ему бутылку, а сама повесила голову. Петр схватил бутылку, откупорил, отдал ей.

– Слушай, какая у тебя есть мечта всей жизни? – спросила Евангелина.

– Не знаю.

– Может, у тебя есть мечта, написать самую лучшую картину в мире, и стать знаменитым.

– Было бы не плохо.

Она стала пить шампанское большими глотками. После передала бутылку ему, Пётр сделал пару глотков. Евангелина попыталась допить остальное, хотя уже не лезло.

– Прости меня.

– За что мне тебя прощать?

– За женские шалости. Пойми, женщина должна совершать глупости, а то нас никто не будет любить.

Она сделала глоток и кинулась к нему, прижавшись губами. Сладкое розовое шампанское растеклось по уголкам рта. Они слились в общем поцелуе. На секунду Петр стал свободен от всех болезней.

Она оттолкнула его от себя и улыбнулась предательской улыбкой. Наступил момент, когда ты понимаешь, что любимая мамина ваза летит на пол. И ты не способен ничего сделать.

Евангелина завизжала, протяжным звонким голосом. Петя кинулся к ней, пытаясь закрыть рот руками, и свалил ее на пол. Они плюхнулись, и тараканы, став свидетелями увиденного, забились по щелям.

– Ты сумасшедшая! Что ты делаешь?

Она готова была воевать. Евангелина начала брыкаться, он пытался ее удержать. Ее зубы вступили в бой и прокусили ему руку. Стремительная боль пролетела по телу. Петр пытался отцепиться от нее. Евангелина толкнула его от себя, дернулась к выходу, открыв дверь, набрав в легкие воздух и готовая закричать. Петр резко дернул ее в палату. Они упали на пол, началась борьба, переключившиеся в крик. Она визжала, стучала ногами. Шум потряс весь коридор. Тонкие стенки старого особняка, в спешке были переоборудованные под больницу, предательски не глушили вопли. К палате номер сто шесть неслась свита медперсонала во главе с Агафьей.

– Помолчи, прошу, – он держал ее, пытаясь унять.

– Бежим, у тебя нет выхода. Тебе оставаться тут нельзя. Бежим.

– Ты сумасшедшая!

Она стала смеяться во все горло. Насладиться ее смехом, что несся как прохладный ветер, в знойную жару, Петр не успел.

Дверь вылетела и в дверном проеме появилась гроза, истинный хозяин – Агафья. Ужасная картина заставила поменять ее мимику с грозной до удивленной, которая сменилась на гнев. Злость разлилась красной краской по щекам. Она еле сдерживала слова, которые пытались выскочить из раскалённой пасти.

Евангелина, наблюдая немую картину, рассмеялась, показав на Агафью пальцем. И упала на пол, продолжая смеяться.

– Как ты тут, чертовка, оказалась?

– Не знаю, – она смеялась. Под задорный смех из под кровати предательски выкатились пустые бутылки шампанского.

– Заткнись! – закричала Агафья, с ее лица схлынула краска, она кинулась в бой.

Петр отскочил в сторону, не понимая происходящего. Евангелина схватила рюкзак, отпрыгнула от Агафьи, налетела на медсестер, что столпились в проходе, проскочила мимо них, и пулей вылетела в коридор. Ее проворность не знала границ, девчонка с треском захлопнула дверь.

– Три ошарашенные женщины, в белых халатах выскочили наружу и врассыпную кинулись за беглянкой.

Топот их усиливался, они вламывались в палаты, включали свет и кричали как оголтелые.

– Где она? Где!

Двери хлопали, раздавались выкрики. Свет врубался по всему зданию. Весь муравейник пришел в движение. Вокруг стоял гвалт. Все искали, черт знает кого. Спрашивали, поднимались с кровати, смотрели на пол, ложились и засыпали при свете так и не поняв, что от них требуют кричащие и орущие женщины.

Петр, понял свой промах и лег на кровать Он закрыл глаза и ему долго снился сон.

Глава третья

На следующее утро его уже ждали. Все та же расплывшиеся фигура, в темноте коридора, заполняя за собой все пространство. У Агафьи была бессонная ночь. Она смотрела на Художника красными глазами, и не произнесла ни одного слово. Они поняли друг друга посредством связи, собранной из ненависти и необратимости ситуации. Только незаметно мелькающая усмешка дала понять, что она выиграла с ним битву. Петр склонил голову и молча вышел в коридор. Мрачный длинный туннель, тусклый свет, будто за одну веселую ночь неведомая сила высосала все краски. Яркое пятно покинуло стены, мрачного дома. И наступила истинная темнота.

Розовощекая тетя Нюра натирала пол рваной тряпкой, не разгибаясь, не поднимая головы. Белоснежная дверь в ординаторскую приглашала путника на последний суд его жизни. Художник посмотрел в сторону главной медсестры, стараясь узнать о мнимом ему прощении. Лицо исполнителя было непреклонно, как сами стены сумасшедшего дома.

Доктор уже маячил в белом скользящем халате, в круглых очках, что восседали на его большом носе. Он разглядывал инструменты, что подобно гадюкам, звеня, выползали из белого полотенца. Доктор – заклинатель змей, искал сухожилистой рукой полную вен нужную пресмыкающуюся королеву, напевая ей песню:

от Гибралтара до Пешавара

– Здравствуйте! Как мы рады, что Морфиус Вас отпустил к нам. Петр Алексеевич, присаживайтесь. Скорее рассказывайте свои впечатления. Мы вас все с нетерпением ждем.

Седой старик сел на стул и жестом руки пригласил гостя присесть рядом. Агафья зашевелилась в дверях, но прижалась к углу в ожидании разноса. Петру было ужасно интересно, что она наплела про него доктору. Обдумать это Художник не успел, голос доктора выдернул его из размышлений.

– Рассказывайте все подробным образом

Мелкая советская плитка, разложенная по периметру, веяла холодом. Она напоминала эскимосскую иглу, где огнем служили палящие глаза доктора.

– Если Вы про вчерашний инцидент, то мне рассказывать нечего.

– Интересно и, что по Вашему вчера произошло?

– Ко мне в палату ввалилась девушка. Она хотела сбежать и случайно попала ко мне.

Доктор, уткнувшись в бумагу, подробным образом записывал каждое слово: