Эхо Преисподней

Запах гнили, влажной земли и чего-то мерзко сладкого, не то крови, не то застоявшейся воды, наполнил узкие, петляющие улочки Олдтауна. Этот смрад, подобно тяжелому одеялу, окутывал каждый закоулок, проникал под кожу, вызывая тошноту и отвращение. Едкий дым от догорающих костров, разведенных, скорее всего, в панике, когда первые крики ужаса разорвали ночную тишину, добавлял свою тошнотворную ноту в и без того отвратительную симфонию запахов. Он щипал глаза, обжигал легкие, делая каждый вдох мучительным. Детектив Рэй Маккалистер, чье лицо и без того было изрезано глубокими морщинами, словно карта долгой и тяжелой жизни, нанесенная на изношенную кожу, испещрено сетью бессонных ночей, теперь украшала еще и гримаса отвращения. Он поправил старую, протертую до дыр кожаную куртку, словно пытаясь укрыться от этого кошмара, словно жалкая одежда могла хоть как-то защитить от той мерзости, которая расползалась по городу, но тщетно. Это было как пытаться остановить наводнение, прикрываясь ладонью. Мертвецы. Они вылезали из своих могил, из-под земли, взрыхляя влажную почву и разбрасывая в стороны куски травы и камни, из-за разбитых надгробий, потревоженные и злые, хрипя и шатаясь, как пьяные, неуклюжие куклы, вырванные из плена мрака. Их мертвые, застывшие глаза, словно мутные осколки стекла, были устремлены куда-то в никуда, словно они не видели ни живых, ни мертвых, а просто шли, подчиняясь какому-то неведомому зову. Их разорванная, истлевшая одежда, когда-то повседневная и обычная, теперь болталась на костлявых телах, словно саваны, наспех брошенные на скелеты. Они искали… чего? Плоти? Мозгов? Жаждали ли они живой энергии, или просто искали способ заглушить терзающую их посмертную боль? Рэй не знал, и это бесило его больше всего. Неизвестность всегда была его врагом, словно змея, притаившаяся в траве, готовая в любой момент укусить.

Он вытянул из кармана смятую, почти пустую пачку сигарет “Ред Стар”, его неизменный спутник во всех тяжелых делах, достал последнюю, самую последнюю сигарету, с погнутым фильтром и приклеенными к ней табачными крошками и поджег ее старенькой зажигалкой, с трудом высекая искру из протертого кремня. Маленькое, хрупкое пламя на мгновение прогнало мрак, осветив бледное, усталое лицо Рэя. Глубокая затяжка обожгла горло, и на мгновение он почувствовал облегчение, словно никотин мог как-то заглушить тот ужас, что сковал его душу. Хотя, признавал он про себя, вкус сигаретного дыма отвратительно смешался с этим тошнотворным запахом смерти, создавая букет, от которого его подташнивало. В темноте, разгоняемой лишь косыми, бессильными лучами тусклых фонарей, которые каким-то чудом еще работали, словно отказываясь сдаваться перед лицом апокалипсиса, привидения бледных лиц и разорванных одежд скользили по мостовой, спотыкаясь о булыжники, неуклюже тянулись к живым, как дети, просящие милостыню. Рэй видел, как вчерашний булочник, добродушный толстяк, чья смешная фартучная шляпа всегда вызывала у него улыбку, с раной на горле размером с кулак, неестественно вытянутой рукой, словно сломанная кукла на нитках, настиг и разорвал на части почтальона, молодого, худощавого парня, который всегда шутил над его любовью к сигаретам, чей крик ужаса и боли еще звучал в голове Рэя. Этот звук, раздирающий тишину, засел глубоко внутри, подобно осколку стекла. Крики, от которых еще недавно кровь стыла в жилах, от которых хотелось закрыть уши и отвернуться, теперь, казалось, стали частью этого нового, безумного городского пейзажа, печальным саундтреком этого кошмара.

Рэй выдохнул клубок дыма, наблюдая за неживыми тварями, блуждающими вокруг, словно потерянные души, обреченные вечно скитаться по земле. Он был копом старой школы, человеком, который привык полагаться на факты, на улики, на логику, на четкие и ясные правила. Он распутывал грязные дела, выходил на след хитрых преступников, тех, кто умел прятаться в тенях и манипулировать системой, сидел в засадах, часами ожидая момента, пока преступник не сделает неверный шаг, и портил себе желудок дешевым кофе из забегаловок на окраине города, который по вкусу напоминал скорее отработанное машинное масло. Но этот кошмар…это было что-то совсем иное. Что-то такое, что выбивалось из рамок его понимания, словно страшный сон, который невозможно проснуться. Он не верил в зомби, в проклятия, в чертовщину, в сверхъестественное. Он считал, что у всего есть свое, рациональное объяснение, что все можно проанализировать, разложить на части и понять. Всегда находил рациональное, логическое объяснение, даже в самых странных и запутанных делах. И именно эта логика, за которую он так крепко держался, словно за спасательный круг, сейчас, казалось, ускользала, как песок сквозь пальцы, оставляя его в одиночестве наедине с ужасом. Он чувствовал себя, словно путник, заплутавший в густом лесу, где каждый шаг приближает его к краю пропасти.

– Это чертов цирк, – пробормотал Рэй себе под нос, стряхивая пепел с сигареты, словно это могло как-то облегчить его внутреннюю тяжесть. Он посмотрел на своих коллег, на тех, кто остался в живых, их лица были бледны и напуганы, и ему самому на мгновение захотелось просто сдаться.

– Цирк, говоришь? – раздался голос за спиной, и Рэй вздрогнул, хотя, по ощущениям, уже давно должен был привыкнуть к присутствию этого человека. – Тебе никогда не нравились клоуны.

Его напарница, лейтенант Эмили Картер, подошла к нему, ее лицо было бледным, но решительным, словно высеченным из камня. Она была полной противоположностью Рэю: аккуратная, методичная, всегда с блокнотом и ручкой в руках, и с безупречно собранными волосами, которые, казалось, никогда не выбивались из своей безупречной прически. Она была словно механизм швейцарских часов, четкий, отлаженный и безотказный. Но сейчас и ее обычно выверенный вид был нарушен усталостью и мрачным осознанием того, что происходит. Ее обычно гладкие волосы казались немного растрепанными, словно она провела несколько часов в борьбе с ветром, а в глазах, в этом некогда уверенном и ясном взгляде, затаился страх, который она тщательно скрывала, стараясь не показывать его окружающим, даже ему, своему напарнику. Он видел, как она сжимает блокнот в руках так сильно, что ее костяшки пальцев побелели, но при этом она продолжала держать лицо, как настоящий офицер.

– Цирк, говоришь, Рэй? – повторила она, подойдя ближе, ее голос звучал спокойно, но в нем проскальзывали нотки раздражения. – Мне кажется, это скорее апокалипсис. Или, может быть, какой-то дурной сон.

– Апокалипсис, цирк… Какая разница, Эмили? – ответил он, сделав еще одну затяжку, его голос был хриплым от недосыпа и сигаретного дыма. – Суть от этого не меняется. Мы тут, а они там, и эти… эти штуки пытаются нас сожрать.

Он не знал, как еще это назвать. Мертвецы? Зомби? Нежить? Эти слова казались ему слишком книжными, слишком далекими от реальности. В тот момент для него это были просто штуки, движущиеся куски мяса, нацеленные на то, чтобы уничтожить все живое.

– Не штуки, Рэй, – возразила она, ее голос звучал устало, но твердо, словно она пыталась убедить не только Рэя, но и саму себя. – Это люди. Или, по крайней мере, были ими. Мы должны это остановить. Число мертвых растет, и они, кажется, становятся сильнее, быстрее, словно их мертвое тело наливается силой. Утром я нашла целую группу, ковыряющуюся в трупах на кладбище, они… они как будто едят их. Это не похоже на обычную болезнь.

Рэй поморщился, представив себе эту картину, от которой его желудок скрутило в тугой узел.

– Боже, – пробормотал он, его слова прозвучали, словно молитва, произнесенная в пустоту. Он снова посмотрел на мертвецов, бродящих по улицам, и почувствовал, как в нем поднимается тошнота. Это был не обычный вид трупов, разлагающихся под палящим солнцем. Это было что-то неестественное, что-то чудовищное.

– Я знаю, – ответила Эмили, и в ее голосе прозвучало почти отчаяние, словно она чувствовала, как ее рациональный мир начинает рушиться. – Мы должны понять, что происходит. Это не просто эпидемия. Это что-то другое, что-то, выходящее за рамки наших знаний.

– Мне плевать, что это, Эмили, – сказал Рэй, туша окурок о стену, словно желая уничтожить вместе с ним и часть этого ужаса. – Мне нужно знать, как это остановить, как положить этому конец. И с чего все началось. Что их вытащило из могил. По-твоему, это болезнь? Вирус? Что говорит наука?

– На данный момент, это самая логичная версия, – ответила Эмили, доставая свой блокнот и начиная что-то в нем записывать, словно это хоть как-то могло помочь. – Я уже отправила запрос в медицинский центр. Скоро придут результаты анализов. Но… я не уверена, что это обычная болезнь. Что-то мне подсказывает, что это нечто иное.

– Обычная? – усмехнулся Рэй, покачав головой, его смех прозвучал горько и безнадежно. – Ты считаешь, что это может быть обычным? Мертвые вылезают из могил, Эмили, и это, по-твоему, обычная болезнь?

– Просто… – начала Эмили и замолчала, не находя слов, словно ее язык связали невидимые нити. Она хотела оставаться рациональной, она хотела верить в науку, но в глубине души она чувствовала, что это было что-то другое, нечто такое, чего они никогда раньше не встречали. – Я пытаюсь быть рациональной, Рэй. Иначе мы оба сойдем с ума, понимаешь?

– Рациональной? – повторил он, покачав головой, и его лицо исказилось от сарказма. – Когда мертвые восстают, Эмили, пора забыть о рациональности. Наступило время, когда нужно полагаться на свои инстинкты.

– И что же ты предлагаешь? – спросила она, уперев руки в бока, словно готовясь к бою, ее терпение начинало иссякать. – Следовать своим инстинктам?

– Именно, – ответил он, в его глазах мелькнул какой-то странный огонек, словно искра надежды. – Мои инстинкты кричат мне, что причина не в медицине. Что это что-то другое. Идем. Я хочу начать с медицинского центра. Ты, наверное, туда уже бегала, да? Ты же у нас любитель всего научного.

– Да, – ответила Эмили, вздохнув, она чувствовала, как усталость сковывает ее, словно тяжелые цепи. – Я уже была там утром, и два раза после этого. Но я готова снова пойти с тобой, если это поможет нам найти ответы.

– Вот и отлично, – сказал Рэй, кивнув. – Идем. Надо найти ответы, прежде чем этот город окончательно погрузится во тьму.

Эмили молча последовала за ним, перебирая ногами по неровной мостовой, продолжая что-то записывать в свой блокнот, словно надеясь, что эти записи помогут им выжить. Рэй знал, что она уже давно идет по своему пути, исследуя каждую деталь, каждую улику, словно пытаясь найти нить, за которую можно зацепиться в этом хаосе. А он… он просто следовал своим инстинктам, словно гончая, учуявшая след. И эти инстинкты сейчас кричали ему, что причина этого ужаса лежит где-то глубже, чем в обычных вирусах и бактериях, что это нечто более темное, более злое, и что им придется столкнуться с чем-то, к чему они не были готовы. Эта ночь обещала быть длинной, мучительной и полной опасностей, а утро, казалось, никогда не наступит, словно солнце отказалось вставать над этим проклятым городом.

Тупик науки

Два дня. Сорок восемь бесконечных часов, растянувшихся, словно резиновая лента, наполненных несмолкающим гулом тревоги, постоянным чувством липкого ужаса, словно он пропитал каждую клетку тела, и безнадежной усталостью, тянущей к земле. Рэй и Эмили работали на износ, словно запрограммированные автоматы, чьи аккумуляторы вот-вот сядут, движимые одной лишь целью – найти причину этого кошмара, этого немыслимого, противоестественного воскрешения мертвых, и остановить его, пока он окончательно не поглотил весь город, превратив его в гигантский склеп, оставив лишь руины и разлагающиеся тела. Они исследовали каждый уголок города, словно опытные охотники, выслеживающие неуловимую дичь, словно пытались поймать ветер в сети. Они прочесывали улицы, дворы, переулки, заглядывали в каждый темный проулок, в каждый заброшенный дом, словно надеясь найти хоть какой-то след, хоть какую-то зацепку, которая могла бы привести их к разгадке этой ужасной загадки. Медицинский центр был их первым пунктом назначения, словно они наивно надеялись, что наука, этот великий светоч человеческого разума, сможет пролить свет на эту тьму, развеять этот кошмар, словно лекарство может исцелить болезнь, которая, как они уже понимали, не была болезнью. Но, увы, их надежды оказались тщетными, как и любые попытки объяснить необъяснимое. Медицинский центр, это некогда безопасное и стерильное место, теперь напоминал скорее поле боя, а не храм науки. Он был чист, если не считать следов беспорядка, разбросанных документов, перевернутой мебели и разбитых окон, что свидетельствовало о хаотичной, панической эвакуации персонала, охваченного ужасом перед лицом этой ужасной угрозы. Лабораторные столы были усеяны разбитыми пробирками и чашками Петри, словно после яростного сражения, где наука проиграла, а на полу валялись разбросанные шприцы, иглы и остатки медицинских препаратов, словно остатки разорванной плоти. Все анализы, которые им удалось найти, были в норме, словно мертвецы были абсолютно здоровы, если, конечно, слово “здоровы” можно было применить к этим мерзким, разлагающимся, ожившим трупам. Никаких вирусов, никаких бактерий, никаких следов токсинов, ничего, что могло бы объяснить это безумие, эту немыслимую аномалию. Эмили проводила бесконечные анализы, сверяла списки, искала какие-либо отклонения от нормы, прочесывала базы данных, судорожно пытаясь найти хоть какой-то патоген, какую-то мельчайшую зацепку, что-то, что могло бы стать причиной этого немыслимого воскрешения мертвых. Она погрузилась в научную терминологию, словно пытаясь спрятаться за ее сложными терминами, словно пытаясь скрыться за ней от ужаса, который окружал их, но наука молчала, словно устыдившись своей беспомощности, своей абсолютной неспособности ответить на вопрос, на который не было ответа. Все анализы были безупречны, как будто смерти просто… не было, словно они имели дело не с трупами, с их разлагающимися тканями, а с живыми, здоровыми людьми, которые почему-то вели себя так странно. Она была на грани отчаяния, ее обычно четкая логика, ее безупречная система анализа, казалось, сдавала, трещала по швам, не выдерживая напора этой противоестественной реальности. Она понимала, что-то, что происходит, не поддается никакому научному объяснению, что их знания бессильны перед лицом этого необъяснимого явления. Она чувствовала, как ее мир, построенный на фактах, доказательствах и законах природы, начинает рушиться, как карточный домик, и ее охватывал ледяной ужас от осознания того, что она ничего не может поделать, что она бессильна перед лицом этой тьмы.

– Ну, что скажешь, Эмили? – спросил Рэй, откидываясь на спинку продавленного стула в конференц-зале медицинского центра, его голос звучал устало, хрипло и безнадежно, словно он уже не надеялся услышать ничего нового. Он откинул голову назад и закрыл глаза, пытаясь хоть на мгновение заглушить ту боль, ту давящую тяжесть, что сковала его, боль от вида тех ужасов, которые он видел в эти два дня, боль от чувства собственного бессилия.

– Ничего, – ответила Эмили, ее голос был тихим, почти шепотом, полным разочарования и поражения. Она устало потерла глаза руками, словно пыталась унять ту головную боль, которая, казалось, раскалывала ее череп на части, от недосыпа, от пережитого напряжения. – Все анализы в норме. Никаких вирусов, никаких токсинов, ничего. Словно они все здоровы, словно они просто спят.

– Здоровы, – повторил Рэй, открывая глаза и усмехаясь, его смех был горьким и саркастичным, словно издевка над самой ситуацией. – Да, это именно то слово, которое идеально подходит для оживших трупов, для разлагающихся кусков плоти. Здоровы. Как никогда прежде.

– Я не знаю, Рэй, – проговорила Эмили, опуская руки, словно она сдалась. – Я просто не понимаю. Это не поддается никакому научному объяснению. Словно законы природы перестали действовать, словно мир сошел с ума.

– Может, и перестали, – ответил он, глядя в потолок, словно там он мог найти ответ на все вопросы, словно он надеялся, что в пустоте он найдет ответ, которого нет в реальности. – Может, это вообще не имеет ничего общего с наукой. Может, мы ищем не там, где нужно. Может, нам нужно забыть все, что мы знаем.

– Но где же нам тогда искать? – спросила Эмили, ее голос дрогнул, и в нем снова прозвучала нотка отчаяния, словно она не могла больше скрывать свой страх. – Где, по-твоему, лежит ответ, Рэй? Где нам искать, если не в науке? Что еще есть?

Рэй промолчал, он сам не знал ответа на этот вопрос. Он просто чувствовал, всем своим нутром, всем своим существом, что причина кроется где-то в другом месте, что это не болезнь, не вирус, не мутация, а что-то совсем иное, что-то древнее, что-то темное, что-то, что не поддавалось никакому рациональному объяснению, что-то, что выходило за рамки их знаний и опыта.

Кладбища, эти тихие, некогда спокойные места, стали опасными зонами, полными мерзких тварей, чьи разлагающиеся тела пополняли новые и новые ряды оживших трупов, словно кто-то беспрерывно поставлял мертвецов. Рэй и Эмили объездили все кладбища города, каждый раз с ужасом наблюдая за тем, как мертвые вылезают из своих могил, словно черви из прогнившего яблока, разрывая землю и вылезая на свет, чтобы снова вернуться во тьму. Они видели, как они собираются в группы, бродят по территории, словно призраки, вырванные из своих вечных обителей, словно их сон был потревожен, и они вернулись, чтобы мстить. Они видели, как они едят останки других мертвецов, пожирают их гниющую плоть, словно каннибалы, и от этого зрелища их выворачивало, от этого зрелища у них леденела кровь в жилах. Они понимали, что они имеют дело не просто с трупами, не с разлагающимся мясом, а с чем-то большим, чем-то темным и зловещим, чем-то, что не поддавалось никакому человеческому объяснению, словно они столкнулись с чем-то, что не должно было существовать.

Рэй, наоборот, все больше отходил от рациональных объяснений, словно его инстинкты отталкивались от всякой логики, словно он чувствовал, что привычный мир перевернулся с ног на голову. Его интуиция, эта тонкая, невидимая связь с миром, кричала ему, что это не болезнь, не вирус, а нечто иное, что-то древнее, что-то мистическое, что-то, что не поддавалось никакому научному объяснению, словно он чувствовал, что они имеют дело с чем-то, что лежит за гранью их понимания. Пока Эмили, не сдавалась и продолжала прочесывать базы данных медицинского центра, словно одержимая, пытаясь найти хоть какой-то след болезни, он начал просматривать старые архивы полицейского участка, словно ища в прошлом ключ к решению этой загадки, словно надеясь найти ответ в забытых страницах истории. Он копался в пожелтевших от времени документах, в поросших пылью старых делах, словно археолог, откапывающий древние артефакты, просматривал записи, сделанные много лет назад, ища любые упоминания о странных или необъяснимых происшествиях, о делах, которые так и остались неразгаданными, словно их время еще не пришло. Он перечитывал старые протоколы допросов, отчеты патологоанатомов, полицейские рапорты, словно надеясь, что прошлое откроет ему какую-то тайну, что прошлое подскажет ему, куда двигаться дальше. Он чувствовал, что ключ к разгадке лежит не в современных лабораториях, а в прошлом, скрытом в пыли, в забвении и в тенях, словно его город хранил мрачную, зловещую тайну, которую пришло время открыть, словно его город был частью какой-то мрачной истории, которая вернулась, чтобы преследовать его. Он чувствовал, что именно в прошлом лежат истоки этого ужаса, что именно там он найдет ответ на все вопросы.

– Рэй, – позвала Эмили, вырывая его из пучины раздумий, ее голос звучал тихо и неуверенно, словно она боялась нарушить тишину, боясь разрушить ту хрупкую надежду, которая, казалось, только-только начала проклевываться. – Я проверила еще раз, нет никаких следов ни вирусов, ни токсинов, ничего. Все анализы чистые. Словно это не болезнь, словно они умерли чистыми.

Рэй поднял глаза и посмотрел на нее, его взгляд был задумчивым и напряженным, словно он пытался проникнуть в суть вещей, словно он видел то, чего не видели другие.

– Я знаю, Эмили, – ответил он, его голос был тихим, почти шепотом, словно он боялся сказать то, что уже давно понял. – Я уже это понял. Это не болезнь.

– Но тогда что это? – спросила она, ее голос дрогнул, и в нем снова прозвучала нотка отчаяния, словно она не могла больше скрывать свой страх и неуверенность. – Что тогда может оживлять мертвых? Что вообще могло вызвать этот ужас? Что могло перевернуть наш мир с ног на голову?

Рэй промолчал, его взгляд снова устремился в прошлое, в старые пыльные папки, лежащие на его столе, словно в них он мог найти ответ.

– Я ищу, Эмили, – ответил он, его голос был хриплым и уставшим, но в нем появилась какая-то уверенность, словно он нашел верный путь. – Я ищу ответы в прошлом. Я чувствую, что там есть ключ к этой загадке, что прошлое подскажет нам, как остановить это безумие.

В конце второго дня, словно после бесконечного кошмара, они оба чувствовали себя измотанными и опустошенными, словно выжатые лимоны, словно они пробежали марафон, не спав и не евши. Они устали от бессонных ночей, от постоянного напряжения, от страха, который сковывал их, словно ледяные цепи, от вида мертвецов, бродящих по улицам города, словно их души застряли между мирами. Город погружался в хаос, словно корабль, терпящий крушение, а они стояли на пороге неизвестного, без всяких зацепок, без всякой надежды, словно они были последними из живых, стоящих на краю пропасти. Не было ни объяснений, ни ответов, ни путеводной нити, которая могла бы вывести их из этого мрачного лабиринта, словно судьба играла с ними злую шутку. Они чувствовали себя словно путники, потерявшиеся в густом лесу, где каждый шаг приводит их лишь к новым тупикам.

– Я устала, Рэй, – проговорила Эмили, ее голос был тихим, почти шепотом, полным безысходности. – Я хочу спать. Я просто хочу, чтобы все это закончилось, словно это сон, от которого она хочет проснуться.

– Я тоже, Эмили, – ответил он, его голос звучал также устало и безнадежно, словно он понимал, что их борьба может быть напрасной. – Но мы не можем сдаваться. Мы должны найти ответ. Мы должны остановить это безумие, пока оно не поглотило нас.

Они молча смотрели друг на друга, словно ища поддержку в глазах своего напарника, словно они были последними из живых, кто мог понять друг друга. Они понимали, что в этом кошмаре они могут рассчитывать только друг на друга, что их союз, их партнерство, является их единственным оружием. Они оба чувствовали, как силы покидают их, но они не могли сдаться, они должны были найти причину этого ужаса, они должны были спасти свой город, словно они несли на своих плечах груз всего человечества.

– Что ты там нашел, Рэй? – спросила Эмили, ее взгляд был прикован к старым папкам, лежащим на его столе, словно она чувствовала, что именно там таится разгадка. – Что ты там так пристально изучаешь? Что там зацепило твой взгляд?

Рэй посмотрел на нее и медленно поднял одну из папок, его рука дрожала, словно он держал в руках что-то очень хрупкое и ценное, что-то, что могло изменить все.

– Я нашел кое-что, Эмили, – сказал он, его голос был тихим и задумчивым, но в нем была та уверенность, которая исчезла в начале этого кошмара. – Я нашел кое-что очень интересное.

Он открыл папку и начал перелистывать старые, пожелтевшие от времени страницы, его глаза внимательно изучали каждую строчку, каждое слово, словно ища там ответы на все свои вопросы, словно он нашел нить, за которую можно зацепиться, словно он нашел выход из этого мрачного лабиринта.

– Что это? – спросила Эмили, подойдя ближе и глядя на старую пожелтевшую бумагу, ее голос дрожал от любопытства и напряжения. – Что ты там нашел, Рэй? Что там написано?

Рэй промолчал, продолжая читать, словно углубился в чтение древней книги, словно он нашел древний свиток с пророчеством, и в его глазах начал разгораться какой-то странный огонек, словно он нашел, наконец, тот самый ключ к разгадке, словно он нашел ответ на все их вопросы, словно в этой папке было все, что им нужно, чтобы положить конец этому кошмару.