Третья смена

– Я ещё соберу вожатых и доведу до их сведения. А главной в организации мероприятия я назначаю вас.

Люба молча кивнула и направилась к двери.

– Любовь Николаевна, – спохватилась директриса. – Пойдёмте, я покажу вам наш отремонтированный актовый зал.

Перешагивая мелкие кусты, обходя клумбы и деревья, они добрались до большого здания.

– Наконец мы доделали ремонт. Если бы вы только знали, в каком жалком состоянии тут всё было, – Валентина Леопольдовна широким жестом обвела весь лагерный комплекс.

Люба промолчала, делая вид, что рассматривает стены. Директор объяснила Любе, что помимо концерта, нужно подготовить помещение – украсить его шариками и плакатами. Убедившись в том, что вожатая всё поняла, она быстро вышла, звонко цокая каблучками по полу.

«Какие номера подготовить для концерта? Справятся ли дети? Справлюсь ли я?» – Любу жалили беспокойные мысли.

Она ещё раз осмотрела зал, прикинула, как можно придать ему праздничный вид и отправилась сообщать всем радостную новость. Лица детей озарились восторгом, когда они услышали, что приедут родители. Это означало – им привезут сладости и то, что они попросят.

Посоветовавшись с вожатыми, Люба составила программу концерта. Её огорчало то, что после похода на завод отношения с Милой разладились, причём подруги ни разу не говорили о Тимуре. Просто перестали общаться, будто между ними  пробежала чёрная кошка. Люба хотела объясниться с подругой, но не могла подобрать слов и откладывала разговор.

На следующий день дети уже были заняты приготовлением к празднику. Кто-то репетировал танец, кто-то распевался или разучивал слова сценки. Мальчики с ломающимися голосами и пушком над верхней губой смотрели на девочек в необычных костюмах  и смеялись.  Никто не ходил без дела, лишь в зале на переднем ряду, беззаботно болтая коленками, сидела Зоя из отряда Любы. Русые волосы девочки были схвачены на затылке чёрной лентой. Она смотрела на всё происходящее на сцене отстранённо, ничто не интересовало её.

– Разве ты не танцуешь с девочками? – Люба подсела к Зое.

Она знала, что всё общение Зои с остальными ребятами сводилось к обмену холодными, колючими взглядами. Лагерь не замечал Зою, а Зоя старалась отвечать тем же.

– Я не хочу танцевать, – девочка прикусила губу и потупилась.

Зоя была нелюдимой и скрытной. Под её  широким лбом прятались холодные голубые глаза. От виска через всю щеку виднелся шрам, который придавал ей угрюмый и замкнутый вид.

– Мы готовим концерт к родительскому дню. Думаю, родителям будет приятно увидеть тебя на сцене. Неужели ты не хочешь порадовать маму?

– У меня нет мамы, – Зоя сжала губы в нитку и стала поправлять разноцветные фенечки на запястье.

– Прости, я не знала, – запнулась Люба.

– Она жива. Просто бросила меня.

Люба с жалостью смотрела на Зою, не зная, что сказать.

– А с кем ты живёшь?

– С маминой сестрой, тётей Мариной. Но ей нет до меня дела.

– Прости. Мне жаль, я не знала твоей истории, – Люба нахмурила брови, и между ними появились морщинки. – Всё-таки попробуй поучаствовать в танцах. Думаю, у тебя отлично получится.

– Сомневаюсь, – равнодушно ответила Зоя и заковыляла на своих тонких, как тростинки, ногах к выходу.

Люба тяжело вздохнула, признавая поражение. Долго думать о Зое она не могла: её ожидали дети и подготовка к концерту.

***

Наступил день праздника. Последние сутки для всех стали суматошными, полными переживаний. Дети суетились и волновались.  Валентина Леопольдовна по-хозяйски прохаживалась между рядами, вглядываясь в лица родителей сквозь очки в тонкой стальной оправе. Зал, битком набитый родителями, приветствовал аплодисментами открытие концерта.

После трёх номеров сломалась музыкальная установка. Барабаны из музыкальной сценки не смолкали, держа всех в оглушении и оцепенении. Остановить его не могли, потому что кабинка, в которой находилась аппаратура, оказалась закрытой. Раздражение в зале достигло предела.

– Что происходит? – нахмурившись и испепеляя взглядом Любу, крикнула Валентина Леопольдовна.

– Мальчик, ответственный за музыку отлучился на минуту, а когда вернулся – кабинка оказалась запертой, – оправдывалась Люба.

Когда сторож наконец открыл дверь запасными ключами, музыку выключили. Люба заметила, что на окне колышутся занавески, хоть ветра и не было, а с улицы послышался топот. Кто-то проскочил за угол здания, унося ноги из кабинки, лицо хулигана скрывал капюшон. Под окном на земле трепыхалась на ветру чёрная лента.

Концерт продолжился. Ребята танцевали и пели под громкие аплодисменты родителей. Люба стояла за кулисами и внимательно наблюдала за детьми. После ужина родители покинули лагерь. Валентина Леопольдовна собрала вожатых и долго отчитывала их.

– Из-за чьих-то дурацких выходок под угрозой срыва оказался концерт! – её голос почти срывался на истерический крик. – Хорошо, вовремя выпутались.

На Любу пылкая речь директора впечатления не произвела – вожатая всего лишь посмотрела на женщину равнодушным взглядом и отвернулась.

Над лагерем мерцал последний луч заходящего солнца. Люба заметила клубы дыма, выползающие из беседки, и заглянула внутрь.

– Куришь?

От неожиданности Зоя поперхнулась.

–Не знаешь, кто сегодня сорвал концерт?

– Нет, – Зоя поджала бледные губы.

– Точно ничего не хочешь мне сказать?

Зоя молчала и теребила на руке фенечки.

Перед сном дети обсуждали концерт и возможного хулигана. Люба не строила предположений, уводя разговор на другие темы. Когда после отбоя на улице к ней подошла Зоя, она ничуть не удивилась. Девочка сдёрнула бейсболку и стала мять её в руках. Она теребила кепку, глядя себе под ноги, на миг смущённо улыбнулась, но собралась – судорожно сглотнула и поспешно заговорила:

– Это я сделала. Там на концерте.

– Зачем, Зоя?

– Они злые, напыщенные индюки, которые никого не уважают. У них есть всё. Они сбиваются в кучки и издеваются над теми, кто непохож на них. Считают себя повелителями мира, вытирают ноги о… тех, кто не может защититься и дать им отпор.

Люба выслушала сбивчивую исповедь Зои и приобняла её за плечи.

– Они ненавидят меня, а я – их. У них есть семья, а у меня нет. Вы тоже ненавидите меня? – с вызовом спросила Зоя.

– Нет. Ты мне нравишься. Ты не такая, как все. Но тебе сложно будет одной в этом огромном безжалостном мире. Одиночки всегда страдают. Одиночество может стать твоим верным спутником на всю жизнь. Ты же этого не хочешь?

– Не знаю.

– Я знаю, что не хочешь. Иначе не пришла бы ко мне и не рассказала правду.

На тёмных ресницах Зои сверкнули слёзы. Она смахнула их, согласилась. Едва заметно улыбнулась и, достав из кармана брюк фенечку, протянула её Любе.