Третья смена

Глава III

…Не помню, как я уснула, собственно, сна оставалось менее часа. Но я, видимо, спала дольше, так как, проспав горн, подскочила, как ошпаренная.

И… забыла о главном на сегодня для меня – письме от, наверное, уже любимого мной человека! Не заправляя кровати, а просто накрыв её простынёй, я помчалась догонять отряд.

Вечерний досуг, ужин, кино – всё понеслось, как обычно. Наконец, дали отбой, и мы вернулись в палатку.

Я заметила, что Лариса, ходившая обычно за мной хвостиком, сейчас смотрит на меня, как загнанный зверёк, и словно избегает общения. Я тоже не стала навязываться. В конце концов, все сюда приехали отдыхать!

?

Пока я чистила зубы, она легла и старательно делала вид, что спит. Меня кольнула неприятная догадка. Я протянула было руку к подушке, но не решилась под неё залезть, побоявшись, что там уже пусто…

Так ничего и не проверив, я легла. Мне до последнего не верилось, что поступки друзей могут дурно пахнуть. Однако, решив, что утро вечера мудренее, и отвернувшись к стене, я постаралась уснуть.

Но моё утро наступило гораздо раньше горна. Меня разбудила вожатая Марина и сказала, чтобы я оделась в парадную форму. Помня прошлогоднюю игру «Зарница», когда вожатых и помощников подняли раньше всех и отправили закладывать «секреты» для соревнований, я и в этот раз приняла всё за начало игры.

Стоп! В этот раз я не помощница, обычная пионерка, хоть и старше всех в отряде! Но почему в парадной форме?

Это, как выяснилось, были цветочки. В виде ягодок Марина сказала, чтобы я, на всякий случай, ещё и собрала свой чемодан.

?

Директор лагеря, Нечитайло Зоя Васильевна, нервно ходила по кабинету, театрально всплёскивая руками и закатывая глаза:

– Мыслимо ли это? – В руках директора был знакомый мне листок, а в словах звучала неоспоримая власть. – Видели ли вы здесь что-либо подобное, товарищи? Я лично за пятнадцать лет такое вижу впервые! – обращалась она к Марине и воспитателю нашего отряда Мариванне, исполнявшим роли этих самых «товарищей».

Обе стояли красные, как галстуки на их груди. И молчание их означало одно: ничего подобного они здесь не видели. Если честно, и не хотели бы видеть. А если и хотели, то там же, где и саму Зою Васильевну.

Воодушевлённая безропотностью персонала, директриса перешла на крик:

– Выгнать! Выгнать безвозвратно! – и почти завизжала: – Но сначала пусть прочтёт сей опус всей дружине вслух, а потом прогнать с чемоданом через линейку по кругу… Не допущу!!!

На этом, видимо, способы моей «казни» себя исчерпали, ибо «инквизитор» удовлетворённо опустилась на стул.

– С письмом что делать? Отдать? – робко спросила Мариванна, показав на меня.

– Да! О письме! – Вторая часть судилища обещала быть более насыщенной. – Нет! Письмо мы зачитаем сами. Во избежание, так сказать… Знаю я их!..

Дверь открылась, и в проёме показалась фигура старшего вожатого Эдика со всклокоченными ото сна волосами:

– Можно?

– Вот за что я люблю наше младшее руководство, что оно всегда появляется вовремя! – съязвила Зоя Васильевна.

И я невольно вспомнила тайно ходившую по лагерю расшифровку её имени: Змея Особой Ядовитости.

– А вы что скажете в своё оправдание, милейшая? – в подчеркнуто уничижительном тоне, наконец-то, дошла очередь и до меня.

– Вообще-то, чужие письма читать нехорошо! – Не знаю, откуда у меня и смелость-то взялась.

– Скажите пожалуйста! – и в театре уже пятерых актёров пошёл третий акт. – Вон! Эта пигалица ещё меня учить смеет!.. Значит, сообщить обо всём на предприятия, где работают её родители!.. Все свободны до линейки!.. Эдик, иди буди лагерь!..

Я стояла, понимая одно: что я даже не столько боюсь реакции родителей, сколько того, что никогда больше не подержу в руках листок со знакомым почерком. Но ни одной слезинки не упало у меня из глаз. Я была уверена, что подобные ситуации взрослые куда эффективнее решают совсем по-другому. Как моя тётя, например: вежливой беседой – на равных, без театральщины и оскорблений.

… – Не расстраивайся, – как могла, утешала меня Маринка, возвращаясь с разноса. И, слегка пожимая мою руку, добавила: – А ты молодец! Отбрила змеюку нашу, что надо! – и она искренне рассмеялась.

– Я всё равно в лагере в последний раз. А письмо жалко. Хоть мне за него и не стыдно. По письму можно многое понять о человеке. Но, видимо, не таким, как она! – Я кивнула на здание администрации.

– Не переживай, я что-нибудь придумаю…

Марина пошла будить отряд.

…Кто же всё-таки утащил письмо из-под подушки? Лариса? Или кто-то ещё?..

?

Вернувшись в палатку, я за пару минут уложила чемодан. Вещизмом я не страдала. Самая ценная из них – мамина, ставшая теперь уже моей, гипюровая кофта на мне. Остальное: сарафан, купальник, шерстяная олимпийка, трико с вытянутыми коленями, которое я вообще тихо ненавидела, пара футболок, кое-какое бельишко и полукеды с вложенными в них носками – вот весь мой скарб.

Я знала, что за мной зайдёт Мариванна, и всё-таки резкий её голос меня испугал:

– Тушнова! Бери чемодан, пошли!

Мариванна завела меня в центр площадки, где шла линейка и уже блистала вышколенным тоном директор.

И тут случилось непредвиденное. На словах «… сейчас мы прочтём вам, ребята, какие письма получают наши пионерки…» Зоя Васильевна протянула руку назад. Наверное, тому, кто должен был в неё вложить письмо. Но сзади неё все стояли, вытянувшись по струнке. По рядам старших отрядов прокатился гул. Информация в лагере разносилась быстрее молнии.

– Где? – обратилась директор к Эдику.

– У меня нет, – сдвинул плечами тот.

– Ладно, с этим я позже разберусь.

?

И… что-то всё-таки пошло не так. Вместо того чтобы, как обещалось, заставить меня пройти кругом позора, директор вдруг изменила решение и отчеканила, как приговор:

– За беспрецедентный в истории пионерлагеря поступок пионерка 11-го отряда Ольга Тушнова отстраняется от всех развлечений до конца смены!… Линейка окончена!.. Всем на завтрак!

На минуту повисла тишина, потом раздался дружный выдох. Я так даже сразу и не поняла, что остаюсь. И только Марина, улыбнувшись, незаметно для всех мне подмигнула…

Глава IV

…На самом же деле случилось вот что.

На стадионе мы были не одни. Трибуны, сколоченные из досок, снизу имели пустоты. В них часто прятались мальчишки на перекур. Конечно, этого делать было нельзя, тем более в пионерлагере. Но запретный плод – он же, как известно, слаще.

Нас с Лариской просто оттуда кто-то подслушал. И, желая выслужиться, донёс директору, которая, немедля, вызвала Марину и Мариванну, но они лишь сдвигали плечами: знать ничего не знаем, ведать – не ведаем. И тогда директор в срочном порядке приказала обыскать мои вещи. Марина была против этого произвола и чуть не заработала выговор.